сказал мне:
- Наше время здесь подошло к концу. И тебе уже есть что
забывать. Полетай на аэроплане, если хочешь. А нам нужно
спешить обратно в мир своего бодрствования, который так далек
во времени от тебя, но так близок для нас. Я сейчас пишу новую
книгу, и если мне повезет, первым делом после пробуждения я
запишу этот сон на бумагу.
Он медленно протянул руку в направлении ее лица, будто желая
коснуться его, и исчез.
Женщина вздохнула, грустя от того, что время сна истекло.
- Он проснется, и я проснусь вслед за ним через минутку.
Она плавно сделала шаг в мою сторону и к моему изумлению
нежно поцеловала меня.
- Тебе будет нелегко, бедный Ричард, - сказала она.
- И ей тоже будет трудно. Той Лесли, которой я была. Вас
ждут трудные времена! Но не бойтесь. Если хочешь, чтобы
волшебство вошло в твою жизнь, откажись от своих защитных
приспособлений. Волшебство во много раз сильнее, чем сталь!
Ее глаза были подобны вечернему небу. Она знала. Как много
всего она знала!
Не переставая улыбаться, она исчезла. Я остался один на
поляне с аэропланом. Я не полетел на нем снова. Я стоял на
траве и запоминал все случившееся со мной, пытаясь навсегда
запечатлеть в своем уме ее лицо, ее слова - пока вся окружающая
обстановка не исчезла из виду.
Когда я проснулся, за окном было темно, стекло было усеяно
дождевыми каплями, а на дальнем берегу озера виднелась изогнутая дугой
линия вечерних огней. Я выпрямил ноги и сел в темноте, пытаясь
всномнить свой сон. Рядом с креслом был блокнот и ручка.
Мимолетное сновидение. Доисторическое летающее животное с
разноцветными перьями, которое перенесло меня и мир, где я встретился
лицом к лицу с женщиной, самой прекрасной из всех, когда-либо виденных
мной. Она сказала лишь одно слово: "Волишебство". Это было самое
красивое лицо...
Волшебство. Я знал, что во сне были еще какие-то события, но я не
мог их вспомнить. Меня переполняло одно чувство - любовь, любовь,
любовь. Она не была сном. Я прикасался к реальной женщине! Одетой в
солнечный свет. Это была живая женщина, а я не могу найти ее!
Где ты?
Чувство безысходности нахлынуло на меня, и я швырнул блокнот в
окно. Он отскочил, рассыпался и, роняя страницы, упал на разложенные
мной летные карты южной Калифорнии.
- Сейчас, черт набери! Где ты СЕЙЧАС?
Двадцать четыре
Когда это случилось, я был в Мадриде, игриво шатаясь сквозь турне
испанской репрезентации книги, давая интервью на языке, вызывающем у
телегостей и репортеров улыбку. Почему бы и нет? Разве мне не было
приятно, когда испанский или немецкий или французский или японский или
русский посетитель Америки, отпихнув переводчика, дает его или ее
интервью на английском? Ну, синтаксис слегка того, слова выбираются не
совсем так как местный бы их выбрал, но как прекрасно наблюдать, как
эти люди храбро балансируют на тонкой грани, стараясь с нами
говорить!
- События и идеи, о которых Вы пишете, сеньор Бах, вы в них верите,
работают ли они на Вас?
Камера загадочно гудит, ожидая, когда я переведу вопрос для
собственного понимания.
- Нет такого писателя во всем мире, - я говорил предельно
медленно, - который или которая бы смогли бы писать книгу на идеях, в
которые она или он не верили бы. Мы можем написать что-то настоящее,
если только верим по-настоящему. Я не настолько еще совершенен... как
сказать по-испански "избранный"... чтобы жить по идеям, чего мне
сильно хотелось бы, но я совершенствуюсь с каждым днем.
Языки - большая пушистая подушка, проложенная между нациями - то,
что другие говорят смазано и почти теряется в них, и когда мы говорим
согласно их грамматике, пух забивает нам рот. Одно другого стоит.
Какое удовольствие выразить идею фразами, пусть далекими словами,
медленно, и послать ее в плаванье через бездну, к разноязыким
человеческим сущностям.
Телефон в номере зазвонил поздно ночью, и, прежде чем я успел
подумать по-испански, сказал "АЛЛО". Маленький, придавленный голос
длинного-длинного расстояния:
- Привет, покоритель, это я.
- Вот так приятный сюрприз! Ну разве ты не прелесть, что
позвонила!
- Боюсь, у нас тут несколько ужасных проблем, и я должна была
позвонить.
- Что за проблемы?- Я не мог себе представите, какие проблемы могли
бы быть столь важными для Лесли, чтобы позвонить в полночь в Мадрид.
- Твой бухгалтер старается до тебя добраться, - сказала она. -
Тебе известно про IRS? Тебе никто не рассказывал? Твой деловой
менеджер говорит что-нибудь?
Длинная линия оттрещалась и отшипелась.
- Нет. Ничего. Что такое IRS? Что происходит?
- Служба налоговой инспекции. Они хотят, чтобы ты уплатил им
миллион долларов до понедельника или они ануллируют все чем ты
владеешь!
Это был удар такой силы, что это не могло быть правдой.
- Ануллируют все?- сказал я, - До понедельника? Почему понедельник?
- Они послали официальное уведомлением три месяца тому. Твой
менеджер тебе не сказал. Он говорит, что ты не любишь плохих
новостей...
Она сказала так печально, что я понял - она не разыгрывает. Как я
должен был поступить с деловым менеджером, финансовым менеджером...
зачем я нанял этих профессионалов? На самом деле я не нуждался в том,
чтобы нанимать экспертов для такой простой вещи как уплата подоходного
налога в IRS. Я бы мог это делать сам.
- Я могу тебе чем-нибудь помочь?- сказала она.
- Я не знаю.
Какое странное должно быть ощущение, когда увидишь самолет и дом
опечатанными.
- Я сделаю все, как ты хочешь, - сказала она. - Я в состоянии. Я
думаю мне нужно увидеться с адвокатом.
- Хорошая идея. Позвони моему адвокату в Лос-Анжелесе. Посмотри,
может у него в конторе есть кто-нибудь, кто разбирается в тарифах. И
не волнуйся. Это должно быть ошибка. Ты можешь себе представить,
миллион долларов по тарифу? Все что происходит, - это то, что я должен
потерять миллион долларов и это будет не по тарифу. Провод треснет. Я
поговорю с IRS, когда вернусь и увижу, что нужно предпринять, и мы
покончим со всем этим делом.
- О'кей, - сказала она, озабочено. - Я позвоню твоему адвокату
прямо сейчас. Поспеши домой, пожалуйста, как можно быстрей! - Голос у
нее был напряженный и испуганный.
- Я должен остаться дня на два, не больше. Не волнуйся. Мы все это
урегулируем и я тебя скоро увижу!
- И ты не волнуйся, - сказала она. - Уверена, что смогу что-нибудь
сделать...
Как странно, подумал я, залезая под одеяло в Мадриде. Она говорит
об этом так серьезно! Неужели это так для нее важно, что она
беспокоится!
Я подумал о менеджерах, которых нанял. Если все это было правдой,
каждый из них должен быть уволен. Держу пари, что у этой женщины
больше деловой смекалки в застежке для волос, чем у всех остальных
вместе взятых.
Что ты знаешь - я не должен был покупать на веру незаслуживающее
доверия. Или на большие оклады, или звания, или на положение, или на
внушительный счет.
И когда усталые руки опустились, я внезапно осознал: не они, но мы
испаряемся.
Ау, Richard, que tonto! Estoy un burro, estoy un burro estupido!
Интересно, подумал я. Меньше двух недель в Испании и уже думаю на
испанском языке.
Двадцать пять
В картотеке на ее столе мое внимание привлекла надпись "Ричард".
Я, решив, что это предназначено мне, принялся читать.
Лучащаяся синь спокойного рассвета
Росла с приходом дня, подобно счастью,
Все ярче, ярче голубые краски,
От самых нежных... до небесно-синих.
Полеты радости, порывы восхищенья
Быть выше высоты стремились.
Пока заката ласковые крылья
Не обняли нас розовой палитрой,
И мы соединились в ярко-красном
Прощании двоих влюбленных.
Душа Земли, Душа Небес,
Пронизанные красотой волшебной.
Настала ночь,
Малышка из ее владений, Луна,
Смеялась в стороне от темноты.
В ответ я подарила ей свой смех
И вот о чем подумала тогда я:
Что путешествуя над миром,
Наполненное вот таким же
Искристо-золотистым смехом небо
Заботится о том, чтоб Вы,
Сияющие Голубые Глазки,
Могли бы видеть и могли бы слышать,
Что как-то незаметно мы втроем
Соединились в радости волшебной,
Образовался мир из нас троих,
Хотя мы порознь, но едины мы,
Ведь расстоянья не имеют смысла.
И я уснула
В мире,
Улыбки полном.
Я прочитал все это один раз, и снова, затем еще раз, медленно.
- Маленькая вуки, - окликнул я ее. - Кто написал стихотворение про
малышку-Луну, смеющуюся к стороне от темноты? В картотеке на твоем
столике? Это ты написала?
Лесли отозвалась из гостиной, где вокруг нее раскинулись горы
различных инвестиционных бланков, прерии записей о расходах и доходах,
реки погашенных чеков. Первопроходец в чужой стране, окруженный
вагонами бумаги.
Лесли словно предчувствовала, что Департамент Налогообложения
предьаявит претензии. И теперь она работала с невероятной скоростью
над подготовкой фактического материала, поскольку до четверга, на
который были назначены переговоры, оставалось две недели.
- Прости, я не расслышала, - откликнулась она. -Да, это я написала.
НЕ ЧИТАЙ ЭТОГО. ПОЖАЛУЙСТА!
- Слишком поздно, - ответил я достаточно тихо для того, чтобы она
не услышала.
Порой нам интересно, сможем ли мы когда-либо узнать своих самых
близких друзей, то, о чем они думают, что в их сердце.
А потом нам вдруг попадается на глаза секретный листок бумаги, где
они передали чистоту своего сердца, подобную весне в горах. Я снова
перечитал стихотворение Лесли. Оно было датировано днем, когда я уехал
в Испанию, и теперь, на следующий день после моего возвращения, я,
общаясь всего лишь с листом бумаги, узнал, что чувствовала она тогда.
Оказывается, она поэт! И при том глубокий, благородный, смелый.
Написанное могло задеть меня только в случае его глубины. То же
касается полетов, фильмов, бесед, - незначительных на первый взгляд,
но трогающих душу.
Кроме нее, я ни с кем бы не отважился вести себя естественно, быть
таким же ребячливым, таким же глупым, таким же знающим, таким же
сексуальным, таким же внимательным и нежным, каким я был на самом
деле. Если бы слово "любовь" не было искажено лицемерием и
собственничеством, если бы это слово означало то, что подразумевал под
ним я, то я готов был признать, что люблю ее.
Я опять прочел стихи.
- Это прекрасное стихотворение, Лесли.- Прозвучало как-то слабо
и неубедительно. Поняла ли она, что я имел в виду?
Ее серебряный голос прозвенел мне в ответ тяжелой цепью.
- Черт побери,Ричард,я же просила тебя не читать!Это сугубо личное!
Когда я захочу, я сама позволю тебе все узнать! А теперь выйди из ка-
бинета, пожалуйста, выйди оттуда и помоги мне!
Стихотворение тотчас же разлетелось в моей голове на мелкие
черепки, словно глиняная тарелка, расстрелянная в упор. С неистовством
молнии. Леди, кто ты такая, чтобы кричать на меня! ТОТ, кто когда-либо
повышал на меня голос, виделся со мной в последний раз, в последний. Я
не нужен тебе. Что ж, ты меня и не получишь. Прощай... Прощай...
ПРОЩАЙ... ПРОЩАЙ!
