- Подарочек тебе принес. Птичку.
- Что за птичка?
- Да Филин!
"Ух-ух-уу!.." - завертел головой Филин.
- Хорошо поет! - обрадовалась старуха. - Хорошо!
- Вот и будете друг дружку пугать.
- Дедушка, про тайник-то спроси, - зашептал Торопун-Карапун.
- А вот ты и есть торопун! - заворчал дед. - Всему свое время. Ну
ладно уж... Скажи нам, старая, как найти то, что в детстве было спрята-
но?
- Ох! В детстве-то? - отозвалась старуха. - Так это за горами.
- А дорогу покажешь?
Старуха сказала:
- Вот идите прямо по тропинке через лес. А там и увидите три горы. А
на горах три сестры сидят. На одной - Марья-га, на другой - Варя-ка, а
на третьей - Дарья-га. Сидят и плачут.
- А чего ж они плачут? - удивился Торопун-Карапун.
- А то плачут, как им вместе сойтись. Сдвинете горы, так и видать бу-
дет.
И старуха опустила голову, задремала.
- Бабушк, а чего видать?
- Чего-чего, почем я знаю чего!
- Бабушк, а как же мы их сдвинем?
- Кого?
- Да горы!
- А я вам поясок дам.
Старуха закряхтела, поднялась на крылечко и вынесла широкий ремень.
- Держи, молодец, - и отдала ремень Торопуну-Карапуну.
Мы попрощались со старухой, а как отошли, Ложка спросила:
- Дедушка, чья такая старуха-то?
- Аль не узнали? Баба-Яга это.
- Ой! - испугалась Ложка.
- Ничто, - махнул рукой дедушка. - Совсем она теперь старая, вреда от
нее нету, в новые сказки ее не пускают.
Мы шли. Торопун-Карапун впереди, размахивая ремнем - эге-гей! Он как
будто опьянел от запаха травы, первого, еще не привядшего сена. И мы то-
же развеселились.
- Солдатушки! - затянул дедушка Ус.
Солдатушки,
Бравы ребятушки,
А где ваши детки?
Но дальше он забыл и прокричал весело:
- А ну, робятки, есть у вас какая походная?
- Есть! - ответил Торопун-Карапун и запел:
Страхи нам будут с вершок, ха-ха!
Мы их запрячем в мешок, ха-ха!
Живы мы будем,
Друзей не забудем,
Врагов же сотрем в порошок, ха-ха!
И мы бодро зашагали, подпевая Торопуну-Карапуну.
ТРИ ГОРЫ И КОСТЕР
Долго ли, коротко шли, и пришли мы наконец к трем горам. С тех гор
стекали ручьи, а сидели на них три женщины, три сестры: Марья-га, Ва-
ря-ка и самая младшая Дарья-га - и плакали в три ручья. А между горами -
озеро.
- Эге-гей! - крикнул Торопун-Карапун. - Хватит плакать!
- Как же нам не плакать? - отвечает старшая, Марьяга. - Сидим мы
близко друг от дружки, а никак сойтись не можем.
- Сейчас сойдетесь! Видали? - И Торопун-Карапун показал им ремешок.
Торопун-Карапун раскрутил ремень, размахнулся да и обвил его сразу
вокруг трех гор. Взялся за два конца и начал на себя тянуть.
- Помогайте! - крикнул он нам.
И мы уцепились за ремень, потянули. Загрохотало все кругом, задрожала
земля. Начали горы друг с другом сходиться. От страшного грохота, от то-
го, что земля пошатнулась, мы упали, закрыли глаза и уши пальцами затк-
нули. А потом, как открыли глаза, - темно. Ничего не видно.
Дедушка сунулся вперед да как закричит:
- Стой, робята! Тут вроде яма. До света переждем.
- Страшно-то как! - застонала Ложка.
- Не бойсь. Сейчас мы костерок раздуем.
Дедушка нашарил в темноте сухой куст, достал солдатскую огневицу с
трутом и кремнем.
И вот появился огонек, занялись, затрещали сучья.
Мы подсели к костру. Я грел натруженные руки. Торопун-Карапун нашел
несколько длинных еловых шишек и с размаху бросил их в костер:
- Огонь! - командовал он. И потревоженное пламя вздымалось, шишки
трещали.
Вот так и мы когда-то бросали в печку патроны...
И вдруг над нами пронесся вздох:
- Ох!
И снова, уже мелодичный, с песней, с захлебом:
Он вы, сестрицы ли, вы, подружки,
Да и-и-их-и!
По лугам весною
Разлилась вода весенняя,
Да и-и-их-и!
Ох, разлилась вода весенняя,
Унесла три кораблика,
Да и-и-их-и!..
Это пели три сестры: Марья-га, Варя-га и младшая Дарья-га.
Дедушка ухмыльнулся в усы, подмигнул:
- Ладно поют.
- Хорошо, - вздохнула Ложка. - Люблю я долгие песни.
И мне показалось, что в голоса трех сестер, как семишелковая лента в
косу, вплелся голос моей тети Наташи. Я поглядел вниз: там, внизу, за-
теплились огоньки. И от песни или от огня этого вспомнил я давнее.
И дедушка словно услышал меня:
- А что это ты ищешь там, в детстве?
И стал я рассказывать...
Там-тара-там!.. - гремела музыка войны. Уходил отец. Он затягивал ре-
мень, а мама бросилась к нему и заплакала. И небо глухо гудело, по улице
шли и шли люди, и всякая одежда на мужчинах казалась мне военной. И мой
отец ушел на войну, на фронт.
- А вернулся ли? - спросил дедушка Никитушка.
- Нет, - ответил я.
- Ох, война! - И дедушка в сердцах стукнул трубкой о колено. - Ух,
война! Проклятущая!..
И я рассказал, как мы бежали на фронт и про Витю, моего самого лучше-
го друга.
Я закрыл глаза, и мне показалось, что к костру нашему тихонько подо-
шел Витя. Дедушка чуть подвинулся, и Витя сел. Он был худой, длинный,
пальтишко ему было коротко, из рукавов торчали узкие мальчишечьи руки. А
глаза уголками вниз были черные и далекие. Так мне показалось - черные и
далекие.
- Ты помнишь меня? - спросил Витя. - Мы с тобой - на все времена?
- На все времена, - прошептал я.
- Чего говоришь-то, не пойму? - спросил дедушка.
- Так, дедушка, вспомнил...
Торопун-Карапун задремал у костра. Солдатик, Цыпленок и Ложка прива-
лились к нему.
А мы с дедушкой все сидели да подкидывали ветки в огонь, и они пот-
рескивали негромко. А мы молчали каждый про свое.
Взойди, взойди, солнышко,
Не низко, высоко.
Ай лешеныси-лели,
Не низко, высоко... - вдруг услышали мы.
На горах сидели, обнявшись, три сестры и пели. Их уже осветили первые
солнечные лучи.
И мы вдруг увидели, что они плачут.
Торопун-Карапун протер глаза, крикнул:
- Эге-гей! Чего же вы теперь плачете?
- От радости, - ответили сестры, - от радости.
А слезы их текли, текли в три ручья: ручей Марья-га, ручей Варя-га и
ручей Дарья-га, - текли и вливались в большое светлое озеро.
- Слезы-то их светлые, - сказал дедушка. И вздохнул: - А нам, видно,
прощаться пора.
Он показал рукой на низину, открывшуюся за горами. И я с удивлением
увидел...
ЧТО Я УВИДЕЛ В НИЗИНЕ
Я увидел - или мне показалось, - падает, падает снег. Хлопья снега.
Кружатся, летят. И я подумал: неужели там, за этим снегом, лежит то, о
чем знаю я один, один на земле...
- Ну как? - спросил я Торопуна-Карапуна. - Пойдем туда? Видишь, какая
метель.
- Да, метет не по-сказочному, - вздохнул дедушка. - Видно, рубеж тут
лег. Ну, если не испугаетесь, шагайте, робята!
- Конечно, идем! - сказал Торопун-Карапун.
- Погоди ты, торопуга этакий, вот уж истинно Торопун-Карапун! - оста-
новил его дедушка. - Пойти-то пойдешь, а возвращаться как будешь?
Он протянул мне колечко с желтой змейкой, то самое, которое отобрал у
меня.
- Бери волшебное кольцо. Наполовину повернешь - обратно в сказку по-
падешь, на полную повернешь - совсем из сказки уйдешь. Эх, робята, полю-
бил я вас, давайте, что ли, обнимемся!
Дедушка обтер усы, и мы расцеловались.
- А об этих, - он кивнул на Ложку, Солдатика и Цыпленка, - об этих не
тревожьтесь, я их вам целехонькими доставлю. У меня и ковер-самолет
есть, да и так - из усов волос вырву, из сказки выведу. Прощайте. Про-
ща-аай-те...
Мы шли и оглядывались. Дедушка становился все меньше, меньше...
Метель подхватила нас, закружила, залепила глаза. Торопун-Карапун
согнулся, сжался, шел молча. Я сам еще не решался узнать, а нога мои уз-
навали и вели все дальше, дальше по тропе. Но что это? Снег стал падать
все тише, хлопья сделались мягче, и вот уж кое-где зачернела земля на
проталинах.
Динь-бом, динь-бом...
Вдалеке я увидел, я узнал городок наш, Ташино.
Теперь уж я хорошо различал дорогу. Вот березы - вокруг них совсем
снега нет, первые травинки из-под палого листа выбились. А вот и дуб, а
на нем листья шумят. И что за чудо - солнце совсем горячее проглянуло, и
трава стала расти прямо на глазах, и желтые цветки полевого львиного зе-
ва, и белые и розовые головки клевера, и ромашки, ромашки... И трава все
выше, уж и пройти трудно - по пояс нам!
Я увидел куст бузины под двумя сросшимися соснами. Но как найти среди
этих веток и травы: все здесь сплелось, перепуталось.
- Сюда, сюда! - услышал я тоненький голосок.
Я наклонился и позвал Торопуна-Карапуна. И он тоже наклонился, и нас
скрыла трава. И тогда я увидел маленького Зеленого Кузнечика.
- Здравствуй, Зеленый Кузнечик! - сказал я. - Вот мы и опять встрети-
лись!
- Сюда, сюда! - позвал Кузнечик и прыгнул под куст.
- Протяни туда руку, - попросил я Торопуна-Карапуна.
- Тут железное что-то, - отозвался он.
- Дальше, дальше.
- Есть! - крикнул Торопун-Карапун.
- Все на месте, все сохранилось, - тихонечко приговаривал Кузнечик. -
Все, что вы, люди, теряете и оставляете на земле, когда вырастаете, не
пропадает, а просто зарастает травой и цветами.
- Травой и цветами, - повторил я, будто хотел запомнить на всю жизнь.
- Ну, Торопун-Карапун, поднимайся.
Он встал во весь рост, и я выпрямился.
- Прощай, Зеленый Кузнечик, - сказал я.
Во мне - может быть, в последний раз! - прозвучала его немного груст-
ная песенка, которую я так любил в детстве и о которой ни разу, ни разу
еще не говорил вам.
Вот она:
Мокрой щекой, мокрым лицом
Вечер прижался к окошку.
Если страшно тебе, друг мой,
Спрячься в мою ладошку.
Если вдруг - печали толпой
И не с кем сказать словечка,
Вспомни, вспомни - ведь я с тобой, Кликни меня. Кузнечика.
- Прощай, Зеленый Кузнечик!
И я повернул кольцо.
Часть пятая
ВОЗВРАЩЕНИЕ И ТАШИНСКИЙ ТАЙНИК
СНОВА ВТОРАЯ ПЕРЕЗВОННАЯ
Я повернул кольцо, и тут же мы очутились в комнате у Торопуна-Карапу-
на. Мы сидели на поленьях радом с печкой. А у меня в ушах звучал голосок
Кузнечика и шепот сказки, медленная ее тишина и тайна сказки.
И вот перед нами последняя тайна моего детства.
- Давай посмотрим, - сказал я Торопуну-Карапуну, - что там осталось.
Мы развернули клеенку. Она вся пожелтела, скрючилась от дождя и моро-
за. Я с трудом отодрал черные, потрескавшиеся края. Вдруг что-то звякну-
ло, покатилось по полу. Торопун-Карапун поднял - на ладони у него лежала
стреляная гильза.
- Это Вали Шевчука? - негромко спросил ТоропунКарапун.
- Да.
Пряжка со звездой. Его.
Письма. Целая пачка писем, завернутых в газету того времени.
Альбом для рисования.
Мы открыли. И сразу увидели коней. Они вольно мчались среди травы, и
гривы их развевались.
Я листал страницы альбома, и прежнее возвращалось ко мне.
- Видишь - колодец. Здесь мы брали воду.
- В Ташине? - спросил Торопун-Карапун.
- Да. А это городок. С пригорка. Там - вон, вон - наша школа. А это
овраг. Он весной весь желтый был и пушистый - ива цвела. Здесь мы нахо-
дили гильзы, потому что за оврагом были стрельбища. Солдаты выучивались
и уходили на фронт. А гильзы подбирали мы, мальчишки.
Иногда мы находили патроны, бросали их в печку... Ну да, я тебе уже
про это рассказывал. А это забор, здесь лошадь привязывали. А за забором
начинался рынок... А вот, смотри, рисунки пошли цветные. Это отец прис-
лал Вале краски.
- Танк, - сказал Торопун-Карапун. - Почему он весь перечеркнут?
- Отец Вали Шевчука не вернулся с войны. Не вернулся и мой отец.
Мы закрыли альбом. Сидели, ничего не говорили.
Потом Торопун-Карапун спросил:
- А Витя? Что стало с вашим другом Витей?
ПОСЛЕДНИЕ ПИСЬМА
"Дорогой Витька!
Это что же ты молчишь, заставляешь отца беспокоиться? Я вышел из гос-
питаля. Воюю теперь на другом море. Дела здесь у нас горячие. Недавно
