высаживали десант и получилось так: катер к берегу никак не мог подойти
- ведь причала не было. Солдат высаживать в воду нельзя - автоматные
диски намокнут.
И тогда вызвались наши матросы. Двадцать самых рослых матросов спрыг-
нули в воду и встали по двое в ряд - устроили живой мост. А по спинам
матросов стали высаживаться солдаты.
Ночь была как день от трассирующих пуль, от осветительных ракет - мы
их называем люстрами: белые, они долго висели в воздухе. С грохотом рва-
лись снаряды, поднимая фонтаны воды у самой береговой кромки. Противник
вел непрерывный огонь. И с кораблей, которые прикрывали десант, через
головы матросов летели сотни снарядов. Качались вода, земля и небо, а
живой человеческий мост стоял.
Вот какие у нас дела, сынок!"
- А Витя? - спросил Торопун-Карапун. - Есть письмо от Вита?
- Да, вот Витино письмо!
"Ребята! Я теперь в морской пехоте. Я тоже сын флота, как Шурик... У
меня есть свой бушлат, мне выдали бескозырку с лентой! Нас, моряков, фа-
шисты боятся и называют "черной смертью". А еще нас называют "черная ту-
ча". А перед боем наши моряки чистят пуговицы. И я тоже надраиваю бляху
зубным порошком, а потом суконочкой. Может, меня еще возьмут и на ко-
рабль!"
- Значит, он все-таки попал на флот! - закричал Торопун-Карапун.
- Конечно, попал, - ответил я. - Мы писали ему письма, завидовали. А
больше всех я. Я лежал в больнице. Долго пролежал, и последнее письмо
мне принесли в больницу. Вот оно. Его прислала к нам в детскую колонию
военная переводчица.
"Дорогие ребята детской колонии!
Ваш товарищ Витя Аржанов совершил подвиг он своим телом пытался зак-
рыть пробоину в подводной лодке - в этом отсеке подводной лодки ос-
тальные моряки были убиты.
Я сама отвозила его в госпиталь. Он все просил: не потеряйте мою
тельняшку и пояс не потеряйте с бляхой. Витя очень гордился, что стал
моряком. Я не могла оставаться с ним до конца. Но врач сказал, что он
безнадежен.
Мы все любили Витю. Моряки всегда отдавали ему свой шоколад, все
сладкое.
Никогда мы его не забудем. И песню его помним - про городок. Он очень
хорошо пел".
- Да, - сказал я, - он очень любил песни. Лучше всего у него с Валей
Шевчуком получалось. Но Валю увезли из колонии. Я же петь не умел, я
только подпевал Вите:
Помню городок провинциальный,
Тихий, захолустный и печальный.
Церковь и базар,
Городской бульвар...
И вдруг Торопун-Карапун закричал:
- Смотрите, еще письмо! От Вити!
- Не может этого быть.
- Нет, может! - закричал Торопун-Карапун. - Может!
- Но я знаю все, что было спрятано в нашем тайнике.
- А это знаете? - Торопун-Карапун показал желтый листок и прочитал: -
"Ура, ребята! Я выжил! Я опять в морской пехоте! Днем и ночью мы двига-
емся вперед. Вчера стреляли "катюши". Части наши перешагнули через хре-
бет, а фашистов по ту сторону гор уже не было. Ну и драпали же они!
Мы идем по шоссе. А шоссе такое длинное и очень ровное, и всюду горят
костры.
В городе мы заходили в дома, а там на столах еще теплый кофе в кувши-
нах.
Армия и флот соединились в городе. Моряки и солдаты целовали друг
друга. По улицам идут танки. В дельте стоят баржи, в них почему-то - вот
смехота! - гуси и куры. В полях бродят лошади без людей. И много жере-
бят. Мы идем дальше. И уже победа совсем близко, совсем близко. Ребята,
скоро победа!"
Я держал письмо, всматривался в знакомый и такой далекий почерк. Да-
лекий, как глаза у моего друга детства Вига. Кто получил, кто сохранил
это письмо и положил в наш тайник? Может, кто из ребят детской колонии
нашел наш тайник? Догадался, понял и положил письмо Вите. Спасибо этому
неизвестному парню!
Многое, многое годы я жил без Витьки, я думал, что его нет. А он жив!
Жив мой друг! Много сказочного бывает в жизни.
- Спасибо тебе, Торопун-Карапун, - сказал я.
- За что? - удивился он.
- За наше путешествие. За то, что ты оказался хорошим капитаном и
смело прошел весь путь. За то, что голова твоя не кружилась, когда тебя
хвалили. За то, что ты был и большим и маленьким, что любил смеяться и
не огорчался, когда было трудно. И потому я оставляю тебе мою самую
главную тайну.
- Я сохраню все, - сказал Торопун-Карапун. - И пусть наша тайна хра-
нится сто - нет, тысячу лет.
- На вечные времена! - сказал я.
- На вечные времена, - отозвался он.
Я протянул Торопуну-Карапуну волшебное кольцо.
- Видишь, на нем желтая змейка. Такую же змейку, только обвившуюся
вокруг чаши, носил на своей военной гимнастерке мой отец.
- Ваш отец был военный доктор?
- Да. Оставляю тебе кольцо с желтой змейкой. И когда ты, Торопун-Ка-
рапун, вырастешь, станешь дяденькой и, может быть, тебе тоже захочется
побывать в своем детстве, тогда - ты же знаешь, - стоит только наполови-
ну повернуть волшебное кольцо...
- Спасибо! - тихо сказал Торопун-Карапун.
Мне было грустно и все-таки светло, будто горел маленький зеленый
огонек. И я вспомнил слова Кузнечика: "Все, что вы, люди, теряете и ос-
тавляете на земле, когда вырастаете, не пропадает, а просто зарастает
травой и цветами. Травой и цветами".
ЗДРАВСТВУЙ, ЧУЧА!
Я посмотрел на часы. Мне давно уже было пора возвращаться в город.
- Карту я возьму с собой, - сказал я Торопуну-Карапуну.
Мы попрощались.
Я вышел на улицу - на знакомую мне Вторую Перезвонную. Была весна.
Время, когда, если верить сказкам, выходят из земли клады. Я шел вдоль
деревянного забора. Тени деревьев пересекали мне дорогу.
- Здравствуйте! - услышал я.
Передо мной стояла рыженькая девочка-зверек.
- Здравствуй, Чуча!
- Почему вы так смешно сказали - "Чуча"? - И она засмеялась: - Чуча!
Чуча!
- Чуча, я вернулся из сказки, из большого сказочного путешествия. А
ты все живешь на деревьях?
- Конечно! - засмеялась девочка. - Я знаю, вы были во-о-он там! В до-
ме номер пять, где живет Торопун-Карапун.
Я опять посмотрел на этот обычный с виду дом - одноэтажный, с желтыми
бревенчатыми стенами, светлозеленой крышей. Крылечко в семь ступенек,
гладкие перила... А когда обернулся, девочки-зверька уже не было.
И я не удивился.
Вдали прогудела электричка. Впереди была станция и дорога в город.
