Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
История - Балашов Д.М. Весь текст 1166.76 Kb

Симеон Гордый

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 6 7 8 9 10 11 12  13 14 15 16 17 18 19 ... 100
Дымилась обугленная на  огне свежатина.  Слуги разливали красное греческое
вино. Симеон, подтвердив безусловные права Костянтина Василича на Нижний и
почти  не  позволив поздравлять себя  с  великим княжением,  завел речь  о
новгородском походе.
     Словно бы  и  не  было  трех  месяцев неуверенности,  тайных посылов,
споров и даров, словно бы не они все, издержавшиеся до зела (каждый набрал
долгов  по  заемным грамотам),  спорили и  тягались тут  о  вышней власти.
Сейчас чавкают,  облизывая по-татарски пальцы,  сосредоточенно жуют свежее
сочное мясо.  У каждого из них бояре сделали все, что могли, чтобы свалить
соперников,  и  вот  теперь наступил видимый мир,  довольство,  совместная
трапеза.  И  все верят в то,  что не будет яда на этом пиру,  что не будет
тайного ножа в спину по дороге с пира, хотя никто из них не ведает (даже и
сам!),  кая чаша сожидает его в  русской земле и не станет ли князь Семен,
стойно  отцу,  насиловать соседние княжества,  и  не  станут ли  они  сами
пакостить великому князю  Семену?  Пока  же,  получивши грамоты,  урядивши
давешние споры  и  ссоры,  князья обсуждают совместный поход на  Новгород,
богатый и  враждебный им всем,  потому что своею торговлей держит в  руках
серебряный ручей татарской дани.  И, обсуждая этот поход, они сейчас, все,
совокупно,  -  единая Владимирская Русь. Надолго ли? И какова станет плата
за  это  -  подлинное уже,  а  не  временное и  условное  -  единство Руси
Владимирской?  Какова будет плата за величие в грядущих веках? Понимают ли
они теперь,  о чем у них речь и к чему братняя молвь и совокупный поход на
Новгород?  Да,  понимают.  Или,  вернее, чуют, чувствуют. Не очень-то любя
друг друга, понимают, что они - одно. Русичи. Ближние друг другу. Те, коих
заповедал Христос возлюбить,  <яко самого себя>.  Ибо не  могут быть равно
<ближними> все  языки  и  народы земные,  поскольку тогда и  само  понятие
<ближнего>,  различение ближних и дальних отпадет,  исчезнет,  обессмыслив
заветы Христа.
     А новогородцы?  Не те же ли ближние суздальцам и москвичам?  По вере,
по языку -  да.  А по чему-то другому, трудноуловимому, - нет. Другие. И в
иной судьбе, в по-другому сложившихся веках, могли бы стать особою землею,
иным,   хоть  и  родственным,  народом.  Что  удержало?  Гений  Александра
Невского?  Воля Михайлы Тверского?  Дальновидная мудрость Ивана Калиты?  И
она тоже.  А ныне - упрямая воля молодого наследника Ивана, решившегося во
что бы то ни стало исполнить волю отца. И от всех этих совокупных усилий и
воль что-то уравнивалось и тускнело,  что-то, неповторимое, гибло в веках,
но рождалась,  в муках и скорби, великая страна, пока еще даже не ведающая
о своем грядущем величии.


                                 ГЛАВА 20

     Возвращались  победителями.   Покинув   корабли,   груженные   теперь
купеческим товаром  (хоть  малую  толику  ордынских проторей  оправдать!),
ехали комонным поездом сперва степью,  а там уже пошли первые рощи, колки,
кленовые и  дубовые  острова  и,  наконец,  долгожданная сень  раскидистых
рязанских дубрав,  уже разукрашенных  кое-где  переливами  тяжкой  осенней
меди.
     Кмети рысили нараспашь,  орали песни;  улыбались бояра, озирая щедрую
рязанскую землю - высокие стога и богатые суслоны хлебов.
     Симеон ехал  задумчивый,  приотпустив поводья.  Вдыхал жаркий ветер с
полей, следил высокое и холодное осеннее небо, мечтал: поскакать бы теперь
в Красное или под Можай, где уже вовсю идет молотьба, взбодрить посельских
и  ключников,  потрогать тугие скользкие снопы,  ощутить терпкий дух  ржи,
хозяйственно сунуть руку в прохладное нутро сенной копны... А дома пироги,
заботная  мачеха,  сияющая,  заждавшаяся Настасья...  И  не  надо  никаких
прохожих,  дорожных,  иноземных - как бы ни томило и ни долило порой. Дом,
родина,  родная  жонка,  дети...  Облачной  тенью  проплыло воспоминание о
маленьком гробике,  о  восковом личике  усопшего младеня.  Ушло.  Телесною
истомою всколыхнулось,  напомнилось -  Настасья,  жена. Последняя грамотка
ее, свернутая трубочкою, покоится у него на груди...
     Почему он  так  устал?  Устал  именно теперь,  добившись всего,  чего
жаждал:  и  милости ханской,  и  ярлыка на великое княжение.  Измаяла ложь
лести,  искательные и  спесивые взоры  ордынских вельмож...  Нет,  лучше в
деревню, в лес, но чтобы хоть там-то уже не гнуть ни перед кем спины! Да и
любому смерду на Руси честь, почитай, дороже добра! С того, верно, и устал
и  измотан,  что  все  эти долгие месяцы (мнится теперь -  годы!)  мучался
нужной почтительностью перед капризным убийцею.  (Как с ним ладил отец?! И
этого я не знал, коря батюшку!)
     Домой хочу! Домой! К жене, к молоку и хлебу! К сытной осенней поре, к
веселью разгульных сельских братчин -  законного отдыха  земледельца после
летней страды.
     Он прижмуривает глаза, вздыхает. Дома его ждет новогородский поход. И
пря  Вельяминовых с  Хвостом;  и  братья,  усланные наперед,  невесть чего
натворившие без него в этой очередной замятне;  и дела церковные.  Алексий
наконец утвержден митрополичьим наместником,  и  он еще не знает,  как ему
держаться с отцовым крестником ныне.  А чуялось уже, что теперь, по смерти
родителя,  не  кто иной,  как Алексий должен стать ему ближним из ближних.
Ибо кто-то должен быть такой (не митрополит Феогност!),  перед кем ты весь
как на ладони,  кто поможет, удержит и наставит на путь. Нужна человеку не
только узда господней кары,  но и  узда дружеского,  старшего учительства.
Даже если ты  первый в  народе своем,  а  быть может,  именно потому,  что
первый, именно потому!
     Кмети поют.  Кони, приободрясь, идут хорошею рысью. Скоро Ока - рубеж
родимой земли.


     В  Коломне  трезвонили  колокола.  Торжественный ход  с  хоругвями  и
крестами вышел к самому перевозу.  И уже от перевоза,  спешив с коня, вели
его под руки по сукнам прямо к  собору,  а  оттоле в  пиршественные палаты
городового наместника.
     Тут  уж  было  не  до  вопросов.  Симеон  тщетно вертел головою,  чая
углядеть в толпе кого из Вельяминовых,  но вместо того поймал остерегающий
взгляд Михайлы Терентьича и услыхал доверительный шепот старика:
     - Погодь, княже! Не вдруг!
     Погодить стоило.  Местные бояре,  многие,  были  сторонниками Алексея
Хвоста.  Сказывалась  рознь  принятых  коломенских  рязанцев  с  коренными
московитами.
     Симеон смирился.  Ел отвычные блюда родины: редьку, студень и датскую
сельдь,  мясную уху и уху рыбную, тройную - остынь, и ложка станет стоем в
густом,  как кисель,  наваре,  -  кулебяку и пироги с капустой и гречневой
кашей,  запеченный в тесте окорок домашней свиньи, кисели и блины, обильно
политые топленым маслом,  с сыром и икрою, с прип°кой со снеточками, блины
с  творогом,  горячие  шаньги  с  просяною  кашей,  загибки  и  ватрушки с
творогом,  -  пил взвар и мед,  многоразличные квасы, греческое вино, грыз
орехи, варенные в меду, и медовые коржи и опять ел кашу с медом и молоком,
и  опять пироги с  морошкой и вишеньем...  Ел,  потея,  чуя,  что уже и не
съесть больше ни  куска,  и  все же  ел и  пил,  уже насилу,  не чая,  как
отказать уговорам хлебосольных хозяев...
     Осоловелый, вполпьяна (ни до каких расспросов стало ему), повалился в
перины боярской изложни, в каменный, тяжелый с перееда сон.
     Он  проснулся еще  в  потемнях.  Страшно  хотелось пить.  Запалив  от
лампадного огонька свечу (не  любил будить слуг по  ночам -  претила суета
очумелой спросонь прислуги),  нашел  в  поставце кувшин с  квасом,  крупно
отпил,  рыгнул, посидел; поморщась, подумал, что надо выйти во двор - куда
тут?  Накинул на рубаху ферязь,  ноги сунул в  татарские остроносые туфли,
взял в  руки свечу.  В  сенях кто-то  из наместничьих слуг кинулся к  нему
впереймы,  бормоча:  <Сичас,  сичас!> -  проводил до места,  дождал, когда
князь оправится,  подал рукомой. (Татары, те с собою медный кувшин с водой
носят!)
     Симеон,  махнув рукою -  <отойди!> -  вышел на гульбище,  на глядень.
Постоял,  ежась, от речного холода, следя, как плывет слоистый туман. Ночь
уже переломилась, и небо светло отделилось от темной еще и окутанной паром
земли.  Подумалось: поднять кметей и тотчас скакать в Москву! Подумалось -
и ушло. Издрогнув, полез вновь во тьму и тепло опочивальни.
     Утром была  отвальная,  после которой Симеон с  трудом влез на  коня.
Однако все  просьбы повременить решительно отверг.  Упившиеся кмети нехотя
седлали и торочили коней.  Скликая отставших,  провозились часа полтора, и
Симеон уже начинал гневать не  на  шутку,  пока,  наконец,  весь поезд был
собран и  потянул на  рысях,  пыля,  по московской дороге.  Деревни теперь
пошли знакомые,  почитай свои -  ближних бояринов московских, - и хлеба, и
сена свои,  и тучный скот,  и убранные поля радовали как свое,  кровное, и
уже  охватывало и  долило нетерпение:  своя б  воля,  помчал впереди всех,
загоняя сменных коней!
     Остановили глубокою ночью,  в ямском селе на Пахре. Спали на попонах,
и  это  ближе пришло к  сердцу,  чем  давешняя коломенская гульба.  В  яме
последний раз сменили коней и к полудню другого дня въезжали в Москву.
     Город завиделся издалека,  с  луговой стороны,  и  какой же показался
маленький! На миг - только на миг - стало страшно: ему ли с его игрушечной
деревянной крепостцой спорить с  Литвою и  ханом,  собирать Русь под  руку
свою и мечтать об одолении векового врага?  Впрочем,  лишь на миг.  Дорога
уже тут,  за  Даниловом,  огустела народом.  Город был многолюден,  и  это
чуялось по радостному толплению встречающих.
     Ему махали,  кричали,  подносили хлеб-соль.  Он  спешивался,  целовал
крест  та  принимал благословение и,  вновь  вдев  ногу  в  стремя,  легко
(сказывалась ордынская  выучка!)  взмывал  на  коня  и  ехал  шагом,  хотя
хотелось  -   в  опор,  хотелось  не  видеть  никого,  хотелось  крикнуть:
<Погодите! Я человек! Муж и отец, а не токмо великий князь!> Нельзя. Князя
приветствует  духовенство  в   золоте  риз.   Лица  Феогноста  и   Алексия
праздничны.  Алексий,  благословляя его  в  свой  черед,  склочил лобастую
голову  с  клиновидной бородкою,  глянул  островато  (впереди  келейное  и
прилюдное поздравление Алексия  с  наместничеством,  наконец-то  высочайше
утвержденным цареградской патриархией).  Во  взгляде,  темно-прозрачном  и
глубоком,  проблеснула сдержанная,  запрятанная в  тайная  тайных  усмешка
сочувственного понимания.  У Симеона отеплело на душе. Словно бы этого вот
только и не хватало -  мудрого, чуть усмешливого ободрения. И еще отеплело
на душе,  когда,  наконец, узрел Василия Вельяминова, что, в сопровождении
двух сынов, встречал своего князя за Даниловым монастырем.
     А колокола все били и били,  и толпа поминутно заливала путь: охально
лезли под самые копыта узреть, потрогать, заглянуть в очи - словно родился
наново,  словно не зрели никогда!  <Домой хочу!  Неужто не понимают?!>  Но
опять хлеб-соль, теперь встречают купцы московские. Опять надобно слезать,
улыбаться,  брать  и  передавать  круглый  каравай  на  серебряном  блюде,
покрытом тканым рушником...
     - Здрав буди,  княже!  Соскучал,  поди,  по дому в Орде-то?  Жонка-ти
ждет,  Настасья твоя! - кричали купцы. Улыбались участливо - гневать никак
нельзя было и на них...
     Наконец-то мост!  Глухо бьют копыта в деревянный настил, толпа, валом
валя  вслед за  князем,  качает и  подтапливает лодьи,  на  которые уложен
наплавной мост. Кто-то из ратных, оступясь, падает в воду, и его тут же, в
десяток рук,  со смехом и криками,  мокрого, достают из реки. На берегу, у
Кремника,  под народом не видно земли.  Толпа запевает <славу>. А он вдруг
пугается невесть чего: как его встретят дома? Ждут ли его?
     Долгою змеею  княжеский поезд вползает в  Кремник.  Опять встречают с
хлебом-солью.  Теперь -  великие бояра Москвы.  Надо слезть.  Надо одарить
хотя словом,  хотя взглядом каждого...  Господи!  Вон же мое крыльцо!  Вон
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 6 7 8 9 10 11 12  13 14 15 16 17 18 19 ... 100
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама