Дмитрий долго думал, глядя на брата, что округлился, пополнел лицом
(и нос не так нынче лез вперед у него, как прежде). И губы тверже стали.
Тверже и темней. Что ж! Когда-то и сын (сыном Дмитрий считал меньшого,
Александра) так же вот скажет что-то, чего отец от него и не ждал никогда,
и надо будет уже и разрешить, и позволить, чего бы ране и подумать
позволить не смог, как теперь вот младшему брату.
- Тысяцким Веньямина ставишь, Протасия? Федора Юрьича сына?
- Его.
- Рати-то хоть умеет водить?
- Приезжай в мой стан, погляди!
- Да уж так верю... В заложниках у тебя не хочу быть...
Данил побледнел, потом покраснел:
- Я к тебе приехал! Вот!
- Ладно! - Дмитрий положил ему руку на рукав, успокаивая. Сам налил
из поливного тяжелого кувшина летнего кисловатого меду себе и брату.
- Ладно. Не поеду я к тебе. Так верю. Присылай наместника. Дружину
наместничу покалечил, говорят?
- Живы все, слава Богу.
- Пиши в Орду, что поладили, может, хан рать отворотит! - сурово
сказал Дмитрий. - Сегодня ж!
Данил, пересердясь про себя, снова улыбнулся широко:
- С этим не умедлю! А ты, Митя, обозы не держи, у меня хлеб по
Дмитровской дороге идет.
- Что ж, вези, - сказал без особой радости в голосе, слегка двинув
плечами, Дмитрий. - Боярам своим накажу.
Он поднял чару, смотря прямо перед собой, пригорбясь широкими
тяжелыми плечами. И Данил поднял свою. Кисло было. Кислым и запили.
ГЛАВА 63
Что деялось в Орде, никто не знал толком. Передавали, что Туданменгу
задумал отречься от престола, и в Сарае уже начинается замятня, ссоры за
власть. А когда такое начинается в Орде, лучше не лезь. Князь не князь,
купец не купец - обчистят, догола разденут, не те, так другие.
Семен Тонильич, однако, сумел и опять добыть в Орде татарскую рать
для Андрея. Привел Тураитемиря и Алына с ратными и сам при них пришел
воеводою на Русь. Притихшая земля готовилась к новому погрому. Ни
ростовские, ни другие какие князья не вступились, выжидали. Жители
затворялись в городах или, зарыв хлеб, убегали в леса. Вновь по дорогам
потянулись испуганные караваны беженцев. Горько шутили: <Так и обыкнем
кажну осень в бегах!>
Дмитрий стянул рати, став на Переяславской дороге и вспятясь от
Владимира. Город тотчас разбежался, едва ли не весь. Впрочем, Семен
Тонильич не повел татар на Переяславль, а стал разорять Суздальскую землю.
Где-то, не доезжая Юрьева, сталкивались разъезды, перестреливались,
уходили в леса.
Федор оказался в сторожевом отряде. Ему наконец-то впервые довелось
надеть отцову кольчугу для дела. Впрочем, они только передвигались, и
непонятно было, чего хотят воеводы. То ли загородить путь татарам, то ли
увернуться от боя. В конце концов они совсем оторвались от своих. Сторожа
была невеликая, с тридцать мужиков-ратников. Брони были только у четверых.
Медленно, петляя по проселкам, отряд отодвигался к Переяславлю.
Потеплело. Над уже замерзшей осенней порыжелой землей с растоптанными
и снова протаявшими дорогами висел серый туман-морок. Ратники издрогли,
костра зажигать было не велено. Жрали сухомятью уже четвертый день.
Деревенский народ попрятался, не у кого было спросить и дороги. Татар
видали раза три. Напоследях огрешились с татарским разъездом. Напоролись в
тумане, те заметили первые. Федор только поспел услышать короткий свист.
Оперенная стрела тонко дрожала, впившись в горло передового. Ратник, с
недоуменным выражением лица, скрюченными слабеющими пальцами царапая дужку
стрелы, боком валился с коня. Не подумав еще ничего, не сумев понять даже,
Федор рванул повода. Конь прыжком прянул в сторону, и вся сторожа
бестолково ударила в бег. Проскакав с полверсты, остановились в леске.
Было стыдно друг друга, мужики отводили глаза, судорожно-громко
переговаривались:
- Да, на них бы что-то едако, камни швырять в них!
- Или смолой их поливать горячей, издаля чтоб!
- Вроде греческого огня! - буркнул боярин.
У всех были белые лица, смущенные, бегающие глаза.
- Да, либо свинцом!
- У немцев каки-то есть, огнем пуляют, пыхалки. Грому, бают, от их!
- И нам бы такие завести нать!
- Либо стрелять научиться, как они! - громко сказал Васюк Ноздря,
подъезжая к отряду, и сплюнул. - Кинули мужика, мать вашу!
Федор тут только увидел у Васюка на ременном аркане оседланного коня.
- Вы все поскакали, а я пождал в ложке, вижу - конь бежит. Ну, нос
высунул: не видать татарвы, коня к кусту, а сам... Саблю снял да колпак. А
не дышит уже! Сюда вот, наповал! Нать бы, как отемняет, съездить за им,
похоронить хоть...
- Ужотко стемняет! - отозвались излишне скоро мужики. Всем сейчас
смерть не хотелось ворочаться.
Озревшись, выехали из леска.
- Да, по-ихнему бы стрелять выучиться, ето любо!
- Ты, Никита, татарский лук видал? Его с непривычки и натянуть некак,
а не то что... А они с коня на скаку в птицу попадают.
- А еще нигде им отпору не дали! Что хотят, то и творят!
К вечеру туман просел, стало подмораживать. Остановились за пустой
деревней. Нашли сарай с сеном, туда и забились всею дружиной. Лошадей,
стреножив, загнали в ложок, выставили сторожу. Двоих послали обшарить
деревню, есть ли какой жив человек. Уставшие, в мокрой сряде мужики жались
друг к другу, как куры:
- Што мы, робята, ей-ей, словно убеглые отколь!
- Будешь тут убеглым!
Снаружи как-то примолкло и осветлело, мягко, чуть слышно шуршало.
- Снег, что ли, пошел?
- Крупа какая-то!
- Кто у коней? - спросил боярин.
- Щерба с Петюхой!
Вновь все замолкли, посапывая.
Боярин начал выбираться наружу. Созвал двоих, и те, ежась, полезли за
ним. Все прочие молча обрадовались, что не им сейчас в ночную стыдь.
Боярин вышел, в двери сарая пахнуло холодом и промаячил белый
прямоугольник прикрытой снегом земли.
Трое, взнуздав коней, ускакали в дозор.
- Не погинут наши-то мужики?
- Евсеич, бат, не дурак, выведет! - успокоили из угла. Опять надолго
замолкли.
- Порушили нам нехристи всюю землю.
- Свой привел!
- А тут и в дому, коли старшого не заслушают, и все пойдет врозь! Так
и в земле.
- Мне батька сказывал, бесермены когда сидели по городам, дак на
улицах хватали кого попадя...
- Чего батька твой! Я сам видел! - хрипло отмолвил пожилой ратник. -
Детей уводили, да и нищих, кто по дворам сбират, всех угоняли тоже.
- Разорят сами, а после не моги и хлеба просить!
- А много наших в Орды! Русского полону невестимо сколь!
- А все ж бесермены, те всех хуже! Татары у себя ничего, добры...
- Бесермены лютовали хуже татар, верно! - вновь подал голос пожилой.
- Жидовин у нас сидел, живодер сущий! Тогда еще, при Ляксандре...
- А татары их и наставили в те поры!
- Мы и сами хороши. Вот я скажу, в Ярославле дело было, -
зарассказывал пожилой ратник. - Зосима был, монах... Он в бесерменскую
веру перешел. Ну, ты, хоть и веру сменил, а своих-то пожалей! Ан нет, он
вопьетце - доколь всей крови не выпьет, не слезет. Кого и татарин не
ободрал, и бесермен пожалел, а он - никаких! С иконами вот! Чего надумал:
иконы колоть топором! Колет и смеется, собака: <Я теперь иного бога, мне
ничо не будет. А вы - вошь, вас теперя, соленых, и в торгу не берут>...
Да!
- Иконы топором! Монах был?
- Монах! И все он делал: и пил, °рничал, и бабы енти, понимашь...
- Ну, до баб кто не лаком!
- Мне сейчас, мужики, и бабу не нать. На полати бы только затенутьце
да щей добрых, горячих. Руки сперва о латку погреть, там сольцы поболе да
хлеба ломоть горячего...
- Не томи душу!
- Не тяни! Мы не железные!
- А ничо! Наелси бы своих щей, отогрелси и - кукареку? Без бабы,
брат, не жись!
- Нет, ты о Зосиме етом. Ну, и чем дальше, кончил-то как?
- Порешили его. Еще мужики горевали, что погорячились, враз порешили.
Говорят, помучить его нать было.
- Да, у нас народ и зол, да отходчив. Так вот жилы тянуть не станут.
- А что, татары порют людей кнутом?
- Очень даже свободно!
- Гляди, и наши скоро переймут! Чего бы доброго...
- Дак все ж ты мне скажи, татар скинуть, и бесермен не будет? Ясащик
тот утек?
- Не будет, коли бояре сами не заворуют. Это уж кака власть!
- Хозяин нужен земле!
- Митрий Саныч, он и стараетце, и вс°, а силов мало у его!
- Силов не хватат. Александр, батюшка, тот держал!
- Дак... Дальше-то так и будем, как ныне?
- Ежели бы татары приняли веру нашу да стали беречь землю, как
хозяева! А то, что осень, то набег. Тут ты дом срубил, тут опять на дым
спустили.
- Рязанщину всю разорили, почитай!
- Ну, ето ты загнул, чтобы власть татарская! Власть должна своя, от
Бога чтоб, от прадедов, по закону, по ряду...
- А и неважно, как взята власть, важно, как после себя ведут!
- Как так?
- А вот и так! Что Андрей, что Митрий! А коли взял, то и твое, и
беречи должон! Ты вон коня купил, тоже не твой был конь, а нонеча пылинки
с его сдувашь!
- Дак то купи-ил! Я серебро дал! То и берегу.
- А и на бою взял, тоже беречи будешь! Корысть уж свою соблюдешь
всяко.
- То конь, а то человек. Людям-то поболе нать...
- Будет брехать, мужики! Своровано кто станет беречи! Дуром пришло,
дуром и уйдет!
- Кабы чужой... Ты сам гришь, по вере... Коли вера своя. Зосима, тот,
вишь, веру сменил! У них, у татар, вера своя, дак промеж себя и дружны.
- Кажен народ сам собою. У немцев тоже во Христа веруют, а, гляди,
все инакое!
- Ну, у их какая вера!
- А что, митрополита нам из Грецкой земли шлют, и ничо!
- То митрополит, а то царь! Царя чужого посади, тот своих будет
беречь преже наших. Не успеешь оглянуться, всюду - у мыта, у торговли, у
приказного дела - насадят чужих, тебе уж и ходу никуда!
- То и воюем всякой год язык на язык, и спокою нету! А чтобы едино
все устроить!
- Как едино?
- Ну, все! Вместях! Все земли, все языки!
- И ничо не получится! Ну, сам посуди; они вон скот пасут, тут ты
пахать затеял. Ему скота уже не выгнать. Или там торговое дело. Тверь с
Новым Городом и то промеж себя не сговорят!
- Земли кругом много!
- Много, а мало! Вон деремся, стало, не хватат!
- Мы тут гуторим, братцы, а он тамо лежит, поди волки уж объели...
- Волк осенний не злой!
- Жаль мужика.
- Вестимо, жаль. А кажному свой черед. Все под Богом ходим!
Воротились очередные от коней. Мужики стучали зубами.
- Издрогли!
- Попляши!
- Пусти в середку, падло!
- О чем гуторили без нас?
- Да все про татар! Кто бает, добрые они, кто перебить грозится.
- Перебить можно. Что делать потом? Мы бы счас и без татар с князь
Андреевыми ратились, а то с Новым Городом.
- Хозяин нужен.
- Добрый хозяин нужен!
- Где его взять, доброго. Да и доброго-то особо с нами, дураками,
нельзя, на шею сядем!
- Чтобы хозяин! Чтобы свое и берег. А уж кто добро бережет, худа не
сделает. За хозяином и мужику способнее жить.
- За хозяином мы бы счас по домам щи хлебали!
- А что! И то верно!
- Счас бы бабу под бок... Уснуть бы... С бабой и сон слаще. Угрелся,
тово! Тут, под рукой, тепло да мягко, ты ее, понимашь...
- Ну, Парфен, тебя сколь д°н не кормить нужно, чтобы ты о бабах
забыл?
- А я помру, братцы, а все одно скажу: без бабы не жись!
- Жалко мужика. Мы тут языки чешем, а его, може, и замело снегом-то.
- Оставь...
- Как думашь, усидит Митрий Саныч на столе?
