Но потом то же бегство, трупы, грабежи и под Владимиром, и
разгромленный Переяславль, и вдруг он понял, какой сейчас разор по всей
стране! А давеча еще этот, вдруг потрясший его, рассказ о лошадях...
Как раз прибыли гонцы из Новгорода. Он вошел в трапезную, где
пировала старшая дружина, и остановился. Гомона, обычного в застолье, не
было, и это заставило его приодержаться. Что-то рассказывали, он
приотворил двери и стоял, слушая. Поскольку все слушали, князя заметили не
вдруг.
- Дак вот, мужик замерз; видно, от татар бежали да заблудились, и
женка с им. И детей двое, трое ли - уж волки объели - не видать. А кони
тут и ходили, по ложбине. Дерево там, наверху, и тут тоже обгрызено до
ствола. Пройдут - и назад. И опять. И сдохли, тоже с голоду. Вот ты мне
скажи теперича, поведай, почто кони не ушли?! Ну, в упряжи были, дак
оторвались от саней, однаково! Как кто водил!
- Конь! Он хозяина не оставит. Иной конь, что пес, сдохнет тут...
- И сдохли! Всю кору изъели! Страшно было и поглядеть! Так вот на
дереве зубы конски видать было!
Андрей слушал с багровым лицом. К нему обернулись, он оглядел дикими
глазами застолье.
- Пьем вот, с победой! - отмолвили из-за стола.
Андрей дернулся. Чуть не закричал. Поборол себя... Нет, ни в
Переяславль и никуда больше, где все это было, он не поедет. В Новгород,
да побыстрей!
Он вышел.
- Гневается! - произнес кто-то из ратных.
- Да, татарам много платить пришлось! Они и ополонились, дак все одно
для князей ихних сговоренное подавай! С Костромы опять новый налог
выколачивали!
- Людишки в сумнении, ето верно...
- С Новгорода возьмем!
- С их теперя тоже не возьмешь, ряд хотят заключить, на своих
правах...
- Села-ти дают Митревы!
Никто так и не понял, что ужаснули Андрея эти кони, что не ушли от
мертвого хозяина, и то еще, что рассказ о мертвяках был как о привычном,
на что и смотреть не стоило... Это что ж, вся земля?! И Семен снова
скажет, что сильному позволено все, и, наверно, так, наверно, так, и не
иначе! (Что я стал бы делать без Семена!) Скорее в Новгород! Скорее туда,
где ждут, куда просят, скорее в неразоренное, в неустрашенное человеческое
тепло!
ГЛАВА 55
Дмитрий, уходя от преследования, собирал по дороге все встречные
дружины и к Новгороду подходил уже с немалою силою. Он еще верил, что все
можно повернуть. Но на льду Ильменя его встретила новгородская рать и
преградила путь.
Мело. Колкий снег безжалостно сек лица и морды лошадей. Новгородский
полк был в бронях под шубами. Посверкивало железо. Щетинились копья. На
глаз их было и то больше, чем ратных Дмитрия, а ведь это только передовой
полк!
Новгородцы через послов потребовали очистить Копорье и запрещали
князю вступать на землю Новгорода. Это уже был конец. Он вспомнил холодные
волны Балтики. Неужели бежать за море, к свейскому королю? Дмитрий впервые
пал духом. Он вспятил дружину на Сытино, к Куньей Горе, и стал держать
совет. Бежать, бросить дружину? Всех за море не уведешь! Казна - в Ладоге.
Жена с дочерьми - в Новгороде. Старший сын Иван лежит трясовицей под
шубами в соседней избе... Сдаться?
Дверь открылась, впустив облако морозного пара, вздрогнули огоньки
свечей.
- Кто там?!
Обмороженный, полуживой ратник стоял перед князем.
- Из Копорья... От Довмонта... Казну забрали из Ладоги всю...
Сожидают...
Ратник шатнулся, но тут Дмитрий сам кинулся к гонцу.
- Щеки разотри! Живо!
И вдруг сгреб его в объятия и зарыдал.
Уже накормленный и напоенный, намазанный гусиным салом, с жарко
горящим лицом, Федор сказывал, как было дело. Князь и бояре тесно
сгрудились вокруг стола, не разбирая чинов, навалясь, кто ударял кулаком
по столешнице, кто восклицал, взвизгивая. Наконец-то у них (а кто уже и
думал втайне бежать, предавая своего князя!) нашелся друг! И уже беда не
беда, и уже неважно, придется или нет отдавать крепость, с казною все
легче! Слушали.
Довмонт прибыл в Копорье, как только узнал о бегстве Дмитрия. Утишил
всеобщую растерянность, расставил дозоры по дорогам. В ответ на требование
Новгорода очистить крепость попросту задержал гонца. К нему были вести из
города, и он рассчитал правильно, решив напасть на Ладогу первого генваря,
в тот день, когда новгородская рать всею силою вышла на лед Ильменя
перенимать Дмитрия. Довмонт в ночь на первое стремительно прискакал к
Ладоге, забирая по пути всех встречных, чтоб не было вести, тут приказал
спешиться, скрыть оружие и поодиночке идти к воротам, а сам, отдав
стремянному копье, поехал шагом вперед, в крепость. Федор, когда подошел,
увидел толпу ратных и уже хотел было бежать, но спокойствие князя его
остановило. Довмонт, спешившись, беседовал с ратными и даже расхохотался
чему-то.
- А ты куда?! - остановили Федора в воротах.
- Со мной, с посада купец! - ответил Довмонт за него, и Федор, веря и
не веря, вступил под арку ворот, ощупывая спрятанный под овчиной клевец.
Довмонт еще что-то сказал и вдруг, возвысив голос, потребовал:
- Где воевода?!
Тот как раз въезжал в крепость следом за Федором и тоже, как и
Довмонт, слез с коня. Довмонт, не торопясь, отдал поводья своего скакуна
какому-то новгородцу и подошел к воеводе.
- Руки! - крикнул он страшно и вырвал меч. Тут пробравшиеся уже в
крепость копорские ратники, вместе с Федором, все обнажили оружие и взяли
воеводу в кольцо.
- Руки! - еще раз повелительно крикнул князь Довмонт, и Федор с
другим ратником схватили воеводу, завернув ему руки за спину.
- Вязать! - приказал Довмонт, не давая новгородцу открыть рта.
- Ответишь, князь! - прошипел новгородец, когда ему уже скрутили руки
ремнем, а вбежавшие новью Довмонтовы ратники обезоруживали растерянных
новгородцев. Ворота и башни уже были заняты. Кто-то бежал, кто-то с криком
рвался наружу. На посаде нерешительно начал бить колокол.
- Тиуна! Бояр! Всех! - требовал меж тем Довмонт, вбросив меч в ножны.
- Именем великого князя Дмитрия!
И новгородцы, ошалев, уже сами бросались исполнять его приказы. Скоро
засадная рать заняла и посад.
- Без крови?! - ликовали слушатели.
- Без крови обошлось! - отвечал Федор. - Ну, тут и товар весь взяли,
какой наш, и казну княжеву, и лошадей забрали, и возы...
Ладожского посадника и бояр Довмонт забрал с собой и отпустил с
полдороги, когда уже можно было не бояться преследования. Федора Довмонт
отослал ко князю Дмитрию тотчас с приказом не останавливаться нигде и
скакать изо всех сил.
Новгородские послы, злые, но сбавившие спеси, приехали на Сытино к
вечеру. Они пеняли, что Довмонт в Ладоге взял не один Дмитриев товар, но
<задрал и ладожское>. Взамен упущенной казны они задержали двух дочерей
Дмитрия и бояр, что были на Городище, и требовали в обмен очистить
Копорье. С Новгородом спорить не приходилось. Да к тому же, спасая себя,
бояре сейчас спасали и весь город от возможной татарской расправы. И,
кроме того, Андрей уже прислал заверения, что на все требования Великого
Новгорода он согласен без спору. Но с казной в руках можно было и выждать,
и прокормить дружину. Да и было теперь пристанище, где пересидеть.
Северное море тише шумело в ушах. Свейский король еще подождет Дмитрия!
Тронули во Псков.
Князь Андрей прибыл в Новгород и сел на столе в начале февраля,
последнего месяца старого года. Подписал ряд с новгородцами и послал своих
тиунов в великокняжеские села. Дмитриевы бояре к тому времени уже
освободили Копорье, и новгородская рать с мастерами-каменщиками ушла туда,
чтобы до весны разломать и развезти крепость до самого основания.
Софийские бояре не хотели оставлять князю никакой зацепки на новгородской
земле. Дымом обращались заморские торговые замыслы Дмитрия. И серебро, и
воля, и ветер, и власть. Уходили вновь в далекие века грядущих российских
свершений.
ГЛАВА 56
Меж тем вал беглецов, растекаясь по дорогам, достиг Москвы. Князь
Данил, забросив всякое прочее дело, принимал и принимал обмороженных,
трясущихся мужиков и баб на заморенных конях, с тощими, потерявшими молоко
коровами. Их разводили по избам посада и ближних деревень. Сразу раздавали
горячую еду, ломти и целые караваи печеного хлеба. На поварнях пекли и
варили день и ночь. Овдотья от ребенка бегала, сама заразившись мужевой
заботою, раздавала одежонку и сласти маленьким. За обедом только и
разговору было:
- Еще семьдесят душ! Коней уже с триста здесь да на посаде полторы
тыщи. Ставить некуда! В Звенигород придет слать да в Рузу...
Бояре, стойно своему князю, бегали тоже, разводили тех, кто
посправнее, в дальние деревни, раздавали на прожиток муку, рыбу, сено и
ячмень.
Данил, едва поев, снова скакал, суетился, распоряжался, расспрашивал,
жадно оглядывая людей. Кто был - переждать беду, а кто и навовсе просился.
Этих князь привечал особо:
- Ростовские? Огородники?
- На том выросли!
Помочь надо было всем, но люди шли и шли, и уже хмуро подсчитывалось,
хватит ли запаса? Зато узнав, что насовсем и добрые работники, Данил не
жалел ничего. В голосе само уже складывалось, куда, когда и к какой работе
можно будет приставить, маленько подкормив, мастера. Одного мужика с
семьей он привел даже прямо к Протасию в терем. Овдотья заругалась:
- Куда в боярские хоромы! Вшей напустит тут!
- Ничего, Протасий не осудит, - возразил Данил. - Дети! - И прибавил
погодя с гордостью: - Литейный мастер! Колокола станет лить!
Овдотья глядела на разгоряченное заботливое лицо Данилы. Его нос
раздувался, пока ел. Откидываясь, жадно доглатывая, бросал:
- Весной ставить кузни на Яузе! Сваи бить сейчас! И мельницу ту тоже!
- Еще татары бы не пришли!
- Не придут. Протасий доносит, что уходят. Да у нас засеки на дорогах
поделаны, и баскак обещал. Дарить пришлось...
Он сидел, отвалясь к стене, полузакрыв глаза. Овдотья любовалась,
ощущая прилив бабьей нежности к нему и к сыну (груди распирало от молока).
Обоих охватить, зацеловать и того и другого! Князь мой, князь ненаглядный!
Овдотья вдруг заплакала:
- Муром разорили! Батюшка жив ли?
- Жив, узнали уже! - отрывисто отозвался Данил. Встал, качнувшись.
- Не отдохнешь?
- Не! Люди тамо!
Овдотья на миг приникла к нему, закрыв глаза:
- Ну иди! Я тоже покормлю и выбегу.
- Ты не очень! Себя побереги! - уже на ходу прокричал ей Данил. -
Морозно!
Самому Даниле мороз был не в мороз. Горели костры. Ржали кони. Люди
текли и текли, и всех надо было размещать, кормить. Хватит ли запаса?
Запас был тройной, но народу прибывало впятеро. И тех, что воротятся, и
жаль бы кормить... Он потянул носом, поморщился, отмахиваясь от худой
мысли. Мельком подумал, что теперь надо ехать к Андрею, кланяться, и еще
одно, что теперь Митин наместник уже не у дел. Отослать? Куда?! Пусть
воротится брат... С наместником было все хуже и хуже, вот и сейчас едва
настоял, чтобы тот передал рать Протасию...
Ночью они толковали в постели:
- Как, Даньша, думашь, Андрей воротит Мите Переяславль? Ведь братья
родные!
- Как я думаю? Никак! Меня не спросят. Ни Андрей, ни Дмитрий. А мне
тот и другой старшие братья, в отца место. Митя тыкал, Андрей будет тыкать
теперича.
- А ежели прикажет идти на брата?
- И пойду... Как на Новгород... Можно и ходить, да не ратиться! Татар
не надо звать. Они все забыть не могут киевски времена, а пора забыть!
Тогда половцев водили сами, а сегодня татары нас водят. Андрей и того
