лежал мертвый монах-францисканец.
- Что нужно было этому бездельнику в наших краях? - спросил маршал.
- Он проповедовал слово божье, - строго ответил Плауэн. - Я стал
доискиваться правды. Бедный монах просил милостыню в деревне. Крестьяне
схватили...
- Какие крестьяне?
- Немецкие переселенцы, брат великий маршал.
- Продолжай.
- Крестьяне схватили монаха, зашили в мешок из телячьей кожи и
повесили в дымовую трубу... Монах задохнулся.
- Почему крестьяне повесили его?
- Богомерзкие слова, брат великий маршал, - язык не поворачивается их
произносить.
- А ты произнеси.
- Они сказали: <Пусть монах учится нести яйца, раз он ничего другого
не умеет делать>.
Великий маршал выпучил свои страшные глаза и громко захохотал.
- <Пусть монах учится нести яйца>! Превосходно сказано! Нечего этим
проходимцам шататься по нашей земле. И своих бездельников в черных одеждах
хоть пруд пруди. Я знаю, кто подсылает францисканцев...
- Надо наказать виновников, брат великий маршал! - не уступал
священник.
- Разве тебе известны виновники?
- Я могу узнать.
Конрад Валленрод погладил голый, как у скелета, череп.
- Не следует, поп, больше заниматься вонючим францисканцем, у тебя и
так много дел... Жалко все-таки, что монах не научился нести яйца.
И великий маршал снова захохотал. Выпитое за обедом вино все еще
играло в его голове.
- Мы потакаем дурному примеру, - опустил глаза священник, - наших
братьев может постичь такая же участь.
- Ну уж нет! Мои рыцари сумеют защитить себя, недаром они носят меч.
У тебя все, брат Плауэн?
Священник замялся.
- Да... то есть нет, брат великий маршал. Есть еще неприятное дело.
- Говори, только короче.
- Братья рыцари в замке Розиттен играли в <свечу>.
- Что это за игра, брат Плауэн? - заинтересовался Конрад Валленрод. -
Я не слыхал. Вероятно, благочестивая игра?
Священник скорчил гримасу:
- Плохая игра, брат великий маршал, богомерзкая игра!
- Объясни.
- Играют двенадцать человек. Они называют себя апостолами. У каждого
в руке зажженная свеча. Один из них апостол Иуда. Он раздевается догола и
становится на четвереньки. Ему завязывают глаза и свечой прижигают голое
тело. Иуда должен изловчиться и выхватить свечу у одного из апостолов.
Тогда раздевается тот, у кого отняли свечу.
- А у Иуды тоже есть зажженная свеча?
- Нет, брат великий маршал, свечи у него нет.
- Хм... занятно. Что же. Иуде приходится совершать превосходный
танец. Представляю...
- Игроки на следующий день не могут сесть на твердую лавку, спина в
ожогах. Я думаю наложить на братьев месячное покаяние: каждый вечер перед
сном тысячу <Отче наш>.
Великий маршал снова развеселился:
- Зачем же покаяние? Забава вполне рыцарская, вовсе не богомерзкая.
Жгут тело Иуды, ведь он предал Иисуса Христа. Все правильно. Ох, уморил ты
меня сегодня, поп!
- Достойно ли это рыцарской чести! - обиделся брат Плауэн.
- Пусть играют, - махнул рукой маршал. - Рыцарям скучно, не все же
время читать молитвы.
- А если узнает капитул?
Лицо великого маршала стало серьезным.
- Если узнает капитул, я оторву тебе, старому ябеднику, голову! Ты
меня понял, надеюсь?
- Отлично, - поспешил согласиться Плауэн. Но за смиренной улыбкой он
спрятал обиду.
Некоторое время они сидели молча.
- Ты на самом деле веришь, - спросил маршал, не спуская с Плауэна
тяжелых глаз, - что всякое человеческое существо подчинено папе римскому и
подчинение это - необходимое условие спасения души?
- Как ты можешь спрашивать меня, брат великий маршал! Я священник, и
вся моя жизнь...
- Знаю вашу песню! - махнул рукой Конрад Валленрод. - Мы сейчас одни,
и никто не поверит, если ты вздумаешь доносить. Я не верю попам, они
изолгались, исподлились, они торгуют господом богом оптом и в розницу. А
ты подумал, кто мы такие? Папа смотрит на нас как на свою собственность.
Наши земли, политые немецкой кровью, - собственность папы. Каково?!
Плауэн сидел не шевелясь, будто проглотил палку.
- Наш орден - огромное дерево с подгнившими корнями. Первый ураган -
и дерево рухнет. Все попы римского святейшества не спасут нас. Вспомни,
чем окончили братья ордена тамплиеров. Помог ли им папа?
- У служителей бога есть свои слабости и ошибки, - выдавил из себя
Плауэн, - а церковь непогрешима. Да простит бог твое заблуждение, брат!
- Церковь непогрешима! - проворчал Конрад Валленрод. - А что такое
церковь, хотел бы я знать! Непогрешим один бог.
- Ты забываешь, брат, его святейшество папу.
- Меня бесит, - не слушая, продолжал маршал, - почему на восемь
рыцарей орден содержит четырех священников! Не слишком ли много
бездельников, брат мой? Рыцари проливают свою кровь...
- Братья священники вдохновляют на победу рыцарей, ухаживают за
ранеными, распространяют слово божье среди неверных, - опустив глаза,
скромно ответил Плауэн, - и поучают святому слову рыцарей. Горе нам,
грешным, если забудем святое учение!
Великий маршал понял, что перешел границы.
- Почему, брат Плауэн, - переменил он разговор, - ты ничего не знал о
русских купцах и о русском корабле с оружием? Этими делами надо заниматься
в первую очередь, а не всякой ерундой. Заставляют монаха нести яйца,
играют в <свечу>, - с презрением закончил он. - В следующий раз ты дорого
заплатишь за свое упущение...
Перед собеседниками неслышно возник широкоплечий оруженосец Стардо.
- К тебе гонец, светлый господин, - поклонился он Валленроду. - Стоит
за дверью.
- Зови, - сразу отозвался великий маршал.
В комнату ввалился гонец в промокшей одежде. Он дико осмотрелся,
выискивая глазами маршала, а увидев, повалился ничком на ковер. Конрад
Валленрод почувствовал сильный запах конского пота. Сапоги гонца были в
грязи, на одежду налип лошадиный волос.
<Давно не слезал с коня>, - подумал маршал, и как-то сразу его
охватило беспокойство.
- Встань, - сказал он, почувствовав легкий толчок в сердце.
Гонец стал подниматься с пола, но силы оставили его. Он снова упал.
Приподнявшись на четвереньки, вперив в маршала налитые кровью глаза, он
хрипло выкрикнул:
- Герцог Витовт изменник, обманом захватил замок Юрбург, рыцари
убиты, взяты в плен...
- Дитрих фон Крусте?
- Комтур в плену.
Великий маршал проглотил слюну. Усы его встопорщились, лысая голова
со складками на затылке налилась кровью.
- Кто ты?
- Старший кнехт Юрбург... - Гонец хотел сказать еще что-то, но только
беззвучно раскрыл рот, тяжело глотая воздух.
Великий маршал рывком поднялся с кресла и, грузно переступив через
гонца, большими шагами вышел из кабинета.
...Великий магистр и брат Симеон беззаботно играли в шахматы, жарко
горел камин. Возле духовника, как всегда, стоял кувшин с вином.
- Герцог Витовт предал нас, брат великий магистр, - войдя в комнату,
сказал Конрад Валленрод. - Мерзавец! Крепость Юрбург взята, остальным
замкам грозит опасность... И мы своими руками раздавали жемайтам оружие,
коней и одежду! - добавил он. - Мы вооружили врагов! Я говорил тебе об
этом.
Конрад Цольнер побледнел и долго молчал. Надежды его рухнули.
- Нас скверно обманули, - опомнившись, хрипло сказал он. - Герцог
надсмеялся над крестом, на котором мучился наш бог... Господи, - поднял он
кверху свои жилистые, цепкие руки, - когда ты истребишь эту мерзость?!
Точи свой меч, - сказал он Валленроду упавшим голосом. - Мы должны спасти
честь ордена, спасти своих братьев в осажденных замках и покарать
предателей. В лесах Жемайтии, - продолжал он, не отрывая глаз от распятия,
- много болот, над которыми стелются ядовитые туманы. Клянусь кольцом
великого магистра и святой девой, я вырублю эти леса и осушу болота!
Глава двадцать третья
<ЗАПОМНИ, ЛЮТОВЕР, СЛОВА ТАТАРСКОГО ХАНА>
Дружина боярина Голицы в полдень переправилась через неглубокую
лесную речку. В прозрачной воде, пугая лошадей, резвилась серебряная рыба.
Ее было много: казалось, нагнись только - и хватай за хвост. Огромные
рыбины всплескивались над рекой и шумно падали в воду.
Здесь начиналась Московская земля. На песчаном обрыве, далеко видимый
со всех сторон, стоял одинокий деревянный крест. Подъехав к нему,
обремененные доспехами ратники тяжело слезли с седел. Разминая ноги,
подошли к потемневшим дубовым перекладинам и сняли шлемы. С верхушки
креста взлетела большая серая птица и, быстро взмахивая крыльями, скрылась
в лесу. А лес стоял темный, молчаливый. Он хранил много тайн. В глухих
местах скрывались разбойники, сидели в засаде воины, поджидая татар. Лес
принимал в свои объятия и прятал русских людей из сожженных и
разграбленных городов и сел.
Татары не любили русского леса. Для набегов они ждали осени, когда
опадет лист и оголятся деревья.
- <Не ими веры врагу твоему вовеки>, - вслух прочитал пузатый Василий
Корень надпись на дубовой перекладине.
Крест был старый, темный, а надпись совсем свежая. И понял боярин,
что какой-то московитянин, оставшийся в живых после набега Тохтамыша,
вырезал эти слова.
Это был призыв к русским сердцам, гулкий, как набат.
Кто-то из ратников сбегал к реке и принес в шлеме холодной чистой
воды. Перекрестившись, воины по очереди глотнули из шлема. Вода родной
земли целебна, она придает силы и лечит хворь.
Дальше дорога опять шла через дремучие леса. В вершинах сосен шумел
ветер. Стало темнее; по сторонам густо стояли деревья. Между толстыми
стволами кое-где пробивался солнечный свет. Пахло грибами, прелым листом.
Впереди, задумавшись, ехал Роман Голица. Полгода прошло с тех пор,
как он уехал из дома.
Дорога была безлюдна. Один раз ратники увидели мальчика, погонявшего
хворостиной желтую коровенку с провалинами у крестца. Услышав лошадиный
топот и позванивание бронзовых наборов на уздечках, мальчишка испуганно
оглянулся и, свернув с дороги, торопливо погнал корову в лес.
К вечеру на глаза попались девушки в лыковых лаптях и длинных юбках
из домотканой холстины, ломавшие в лесу грибы. У каждой в руках длинная
палка, а за плечами - берестяные короба.
- Эй, милые! - крикнул боярин Голица, заметив, что они опрометью
бросились в густую чащу молодого подлеска. - Не бойтесь, мы свои, русские.
Самая храбрая, с каштановыми прядями волос, выбившихся из-под платка,
остановилась и вышла на дорогу.
- Далеко ли до Можайска, красавица? - спросил Голица, осаживая коня.
- От нашей деревни сорок верст будет... Недавно татары были, -
добавила девушка, подняв глаза на боярина, - сожгли деревню-то. Которых
крестьян в полон угнали, которые в лесу схоронились, а иных убили.
Девушка была и впрямь красавица. Карие, немного печальные большие
глаза. Прямой нос, маленькие свежие губы.
У ратников просветлели лица. Можно терпеть голод и стужу, походные
тяготы, можно отдать жизнь в бою, если живут на русской земле такие
девушки. Пригожие и ласковые, а в работе мужику не уступят.
Под самый заход солнца ратники увидели огромную дуплистую липу. В
земле между ее корнями бежал ручеек.
На дереве был высечен православный крест. В дупле на низком чурбане
сидел худой, как мощи, старец, обросший седым волосом.
- Здравствуй, человече, - сказал боярин Голица, осадив коня. - Что
делаешь в лесу?
- Здравствуй и ты, боярин, здравствуйте, кмети, - тонким и слабым
голосом ответил старец. - А сижу здесь потому, что зарок дал... Слушаю,
