- Эй,- сказал он малышу.- Надеюсь, старый негодяй не хочет предложить
мне тебя?
Внезапно портьеры, скрывавшие вторую дверь, раздвинулись, и в комнату
вошли два босых юноши в длинных белых туниках. На шее у каждого из них
висело золотое ожерелье, головы были украшены цветами. Сколько им лет?
Пятнадцать, шестнадцать? Может, и меньше. Как можно было судить об. их
возрасте, если даже пол их угадывался с трудом. Кудрявые волосы, белая
кожа, ровные блестящие зубы, изящные руки. Карие глаза, скрывавшиеся под
густыми томными ресницами. Один из них сел на подушку, вытянув ноги с
браслетами. Второй налил в бокал какую-то жидкость из графина и
предложил Гвидо. Тот обмакнул в нее губы и вернул бокал, покачав
головой.
Легкий запах миндаля не могли заглушить ни вино. ни мел, добавленные
в настойку. Это был не известный Гвидо возбудитель. Итальянец не
удивился. Он вернул бокал юному Ганимеду, показав, что тот должен выпить
это сам.
Юноша улыбнулся, спокойно проглотил половину жидкости и остальное
предложил товарищу, который, не моргнув глазом, осушил бокал.
- Теперь дело, кажется, пойдет на лад,- прокомментировал Гвидо.
Молодцы были не из разговорчивых. Они молча встали друг напротив
друга и начали кланяться и гримасничать, виляя бедрами и время от
времени облизывая красивые губы.
- Тут и у покойника встанет,- сказал Гвидо. Но сам он смотрел на них
совершенно хладнокровно. Когда эти педерасты пустыни попытались раздеть
его, он вежливо, но твердо отказался и дал понять, что присутствует
только в качестве зрителя.
Им не потребовалось объяснять дважды. В следующее мгновение они
сцепились, точно одержимые, и стали лихорадочно терзать губы друг друга.
Казалось, это была их единственная и последняя возможность
совокупиться. Теперь их туники задрались до пояса, и восставшая у обоих
плоть была отнюдь не поддельная.
- Mamma mia,- прошептал итальянец,- вот это размеры!
Он обратился к малышу, по-прежнему державшему его за руку и не
отрывавшему глаз от зрелища.
- Ты, видно, парень образованный. Скажи, они прихватили свое
снаряжение из музея?
Но "музейные редкости" оправдали себя, когда пошли в ход. Для начала
участники спектакля занялись такой неистовой мастурбацией, что Гвидо
забеспокоился:
- Эй, ребята, потише, а то останетесь без потомства. Но это были
железные парни. Не переводя дыхания, они принялись помогать друг другу
губами и руками. Минут через десять Гвидо заскучал.
Юные артисты, точно почувствовавшие перемену в его настроении,
немедленно сменили позы. Один встал на четвереньки, подрагивая
напряженным задом.
- Очень аппетитно,- оценил Гвидо. Второй юнец немедленно
воспользовался предоставленной ему возможностью. Он смазал слюной
анальное отверстие приятеля и всадил туда свою огромную пику.
- Что значит практика!- восхищенно причмокнул Гвидо.- Нет предела
человеческим возможностям! Но от бездействия даже член ржавеет. Хотя это
всего лишь абстрактные рассуждения, а здесь, кажется, практикуются
всерьез.
Такой длинный монолог не мог не произвести впечатления на маленького
гида. Он звонко расхохотался, запрокинув голову, и этим совершенно
покорил Гвидо.
- Лучше и я бы не смог,- продолжал итальянец.- Они, кажется, понимают
друг друга.
Тем временем активный педераст продолжал таранить приятеля с той же
яростью, с какой только что возбуждал самого себя.
- Эти парни совсем одурели! Тише, ради Бога! Но дуэт не собирался
сбавлять темп. Гвидо взял на себя роль дирижера.
- Внимание! Сперва немного помедленнее... Отлично. Теперь вернемся к
началу. Вот так! Плавно! Прекрасно. Так, так, продолжайте, но
поспокойнее, с чувством, вот так! Идем дальше: глубокий бас, мягче,
глубже, с душой. Тихо! Я бы сказал даже тихонечко!.. Он чувствовал, что
произведение близится к финалу.
- Я дирижер, поэтому должен руководить до конца,- пояснил он малышу,
ускоряя темп.- Теперь поехали! Быстрее! Сильнее! Вернулись в исходное
положение - и скорей, скорей к финишу!
Артист кончил с криком издыхающего ишака и припал к инструменту. Тот
передернулся, стряхнул его с себя, и актеры поменялись ролями. Теперь
музыкант стал в позу. Партнер пристроил к нему свой разбухший смычок,
который и на этот раз вошел гладко, как по маслу. Второе отделение
проходило так же длительно и живо, как и первое. Но стиль был немного
другой. По выражению лица и свистящему звуку, который парень время от
времени издавал, чувствовалось, что он действительно наслаждается. Его
партнер, только что выразивший себя столь сумбурно, замер с блуждающей
улыбкой на губах.
Желая подбодрить его, Гвидо жестом показал, что глоток из фонтана,
который вот-вот ударит, помог бы ему восстановить силы. Но юноша не
понял и решил, что зритель захотел поучаствовать в спектакле. Он прикрыл
глаза и застыл с открытым ртом, из которого капала слюна.
Второй тоже неверно истолковал жест итальянца, но решил во что бы то
ни стало довести дело до конца.
- Браво, ребята!- воскликнул Гвидо, когда музыкант извлек свою
флейту, почти не уменьшившуюся в разме?ao. Получив на чай, молодцы
поклонились, грациозно приподняв подолы.
- Тебе понравилось?- спросил Гвидо малыша, когда они выходили из
комнаты.- Когда начнешь этим заниматься сам? По-моему, ты кое-что уже
знаешь.
Мальчуган с обожанием взирал на итальянца, вцепившись в его штанину.
- Что до меня, старик,- продолжал Гвидо,- то мне поздно этим
заниматься. Я не выучился в детстве. Если ты не начнешь прямо сейчас,
потом будет трудно привыкнуть. Поверь мне, я знаю, что говорю.- Он
печально вздохнул и опустил руку на плечо маленького друга.- Вот почему
я советую тебе не откладывать учебу, мышонок. Иначе ты вырастешь таким
же глупым ублюдком, как и все остальные...
***
- Ты виделась с отцом?- спросил Гвидо, встретившись с Ваной за
обедом.
Она сделала неопределенный жест.
- Все в порядке. Как ты?
- Женщин на улицах почти не видно. А те, что осмеливаются выйти,
закутаны по самые глаза, ничего не разберешь. Кажется, свобода не
распространяется на женщин в твоем благословенном Сивахе, а, Вана?
- Не более, чем в других местах.
- А где же хваленая сексуальная свобода сивахцев?
- Только в двух случаях здесь можно ею воспользоваться -
гомосексуализм и кровосмешение, которые раньше были запрещены почти
везде.
- А как же все остальное?
- Здесь действуют суровые законы Корана. Гвидо заметил Мехди Яссерита
и поманил его.
- Кто это?- удивленно спросила Вана.
- Специалист по эпистолярной логике.
- Кого только здесь не встретишь,- рассмеялась девушка.
Представив гостя и предложив ему сесть (Мехди не заставил себя долго
упрашивать), Гвидо сказал:
- Моя спутница утверждает, что в этом оазисе властвует ислам. А у
меня сложилось впечатление, что это место отличается от всего остального
Египта моралью и такой степенью эмансипации, которой позавидует любая
передовая нация.
- Здесь существует такая поговорка,- ответил Мехди.- не знаю, смогу
ли в точности передать ее по-английски: "Любое новшество без религиозной
основы есть заблуждение, которому надо сопротивляться и которое надо
подавлять всеми возможными способами. Вечная свежесть Корана может
вместить бесконечное множество новшеств". Там, где живут по этой
поговорке, альтернативы законам ислама нет.
- Вы согласны с этим?- спросил Гвидо.
- Совершенно не согласен! Высказывание принадлежит моему покойному
коллеге, профессору Хасану эль-Бана, который в 1929 году основал
Исламское братство.
- Вы принадлежите к этому братству?
- Нет, Бог миловал!- воскликнул египтянин.
- Тогда почему цитируете их программу?
- Чтобы вы лучше поняли внутренние противоречия Египта, которому
волей-неволей придется становиться современной нацией.
- Но Сивах останется вне времени!- твердо сказала Вана.
- Я не знаю, чего хотят сивахцы, если они вообще чего-нибудь хотят,-
вздохнул Мехди.- Иногда я просто удивляюсь, как легко некоторые люди
решают, что нужно меньшинству.
- Вы, верно, невысокого мнения об умственных способностях женщин?-
раздраженно спросила она.
- Не могу не отметить,- вмешался Гвидо,- что меня разочаровал статус
женщины. Здесь, в Сивахе, он не выше, чем в любой другой части Египта.
- Откуда ему взяться?- сказал Мехди. - Амон тут не помощник. Думаете,
наша вера уважала матерей, сестер, жен и дочерей больше, чем теперь это
делает ислам?
- Некоторые традиции заставили нас поверить в это.
- Как отличить традицию от легенды?- напористо спросил логик.
- Разве жители Сиваха стали бы проявлять такую неизменную
приверженность старине, если бы она не казалась им лучше современности?
- Обычное заигрывание с древней культурой. Чтобы отличаться от своих
сограждан.
- А почему они так стремятся отличаться от всех именно в этом плане?
- Массовый психоз.
- Но не такой массовый, как у остального человечества, когда все
стремятся быть похожими друг на друга.
- Не все. Ведь в мире то и дело проявляется недовольство, вспыхивают
восстания, совершаются перевороты. Сивахцы не восстают и не проявляют
недовольство. Они счастливы верить, что отличны от других. У вас в
стране,- продолжал Мехди,- люди тоже предаются иллюзорным надеждам,
уходят в секты, уединяются.
- Да, но сивахцы откололись от остального человечества две тысячи лет
назад,- возразил Гвидо.- Такая невероятно длительная бравада не может не
заинтересовать.
- Это тревожный симптом?- спросил Мехди.
- Напротив. По-моему, очень обнадеживающий. Вы ведь сами говорили,
что сивахцы никогда не восстают.
Мехди в молчании дожевал жестковатое мясо жареного козленка.
***
- Я не уверен, что твои боги заинтересуют меня,- сказал Гвидо на
следующее утро, когда Вана пригласила его в храм Амона.
- Если ты не познакомишься с богами, то не сможешь рассмотреть людей.
- Мои глаза широко открыты. Я не виноват в том, что вижу только то,
что вижу.
- Никто не может отгородиться От веры.
- Я знаю, что существуют мифы и ритуалы. Но разве достаточно этого,
чтобы поверить в призраков?
- Но твои соотечественники верят,- напомнила Вана.- Если бы все были
счастливы, для религии не нашлось бы места на Земле. Но люди несчастны.
- И все же критика религии лежит в основе любой другой критики.
- Эта мысль не пугает меня, потому что я признаю, что в основе всего
лежит материя.
Агхорн находится почти в двух милях от Сивах-эль-Кабира. Когда-то он
славился своими храмами, колоннадами, форумом, каменными домами и
мощеными улицами. Сегодня большая часть древнего Амония, града Амона,
обратилась в прах.
От храма Сум Беды, построенного в четвертом веке до нашей эры, и
следа не осталось. Когда-то он располагался неподалеку от святилища
Амона. Если бы путешественники ожидали увидеть здесь монументальное
здание, соперничающее величием и красотой с храмами Карнака, где также
чтили Амона, они были бы глубоко разочарованы. Храм многократно
ремонтировался, достраивался и перестраивался, что изувечило его не
меньше, чем разрушительная работа времени. Вана и Гвидо напрасно искали
дорожку со статуей сфинкса, которая вела к ограде из местного кирпича.
Эту ограду не раз укрепляли цементом, тоже рассыпавшимся на глазах.
Остатки пилонов были окружены каменными плитами в форме маленьких
пирамид. На них можно было различить полустертые изображения персонажей
древнеегипетской мифологии: буйволов, коров, антилоп, лошадей, собак,
деревьев и - обычно в профиль - фараонов, держащих в руках ветку
