Оружие все чистить нужно.
Первый день закрутился каруселью. Мы с Миколой представлялись командиру
полка, начштаба, зам. комполка, обоим замполитам, комбату, зам. комбата.
Знакомства, беседы, беседы, беседы...
***
Секретарь парткома после общего построения задал глупый вопрос, от
которого мы вообще ошалели:
- А когда вы собираетесь вставать на партучет в дивизии, товарищи
лейтенанты?
Коля глупо улыбнулся и переспросил:
- А что, нужно куда-то ехать? А далеко?
- Штаб дивизии в Баграме, там и парткомиссия и партучет. На БТРе ехать
часа два-три, как повезет.
- Это не опасно? - поежился Мелещенко.
- Вообще на дорогах все время стреляют, и, в принципе, опасно везде. Это
же война. Я сам уже три раза за два месяца туда мотался. - И на лице
партийного начальника отобразилась вся глубина тоски и ужаса от
воспоминаний о пережитых поездках.
Он был крепкий мужик, лет сорока, очень высокий, наверное, метр
девяносто, голова с глубокими залысинами, волосы тронуты сединой.
Морщинистое лицо, довольно огрубелое, видно, служба была не в теплых
местечках. Почти пенсионер и такая напасть - военные приключения. Седой
как лунь - и все майор.
- Я, хлопцы, кроме штаба дивизии еще нигде не был. Сами понимаете,
документация, прием в партию, собрания. Но у нас два батальона стоят на
дорогах, нужно будет скоро проехать по подразделениям, - продолжил он,
грустнея с каждым словом. - Один стоит в "зеленке" и на дороге к Баграму,
а второй - по дороге на Джелалабад. Пока туда никак не вырваться. Ну, а
вы давайте-ка побыстрее в дивизию. Кстати, сегодня туда вылетают
проверяющие из штаба ТуркВО. Они у нас в полку сегодня работают. Через
час с аэродрома вертолет заказан, ехать не хотят, лететь желают. Клубный
автобус уходит от штаба полка через полчаса. Берите документы и вперед,
если в батальоне возражать не будут, - майор ободряюще улыбнулся.
Мы побежали в роты за документами. Микола радостно скакал рядом и
восклицал:
- Отлично, лучше слетаем под охраной (все ж комиссия округа!), чем будем
трястись в БТРе. Бежим быстрее.
Ехать в дивизию в форменных рубашках, а не в полевой форме не хотелось.
Надоело быть новичком, а, переодевшись, не так бы бросался в глаза. Но
раз есть оказия, что ж отказываться от удачной возможности.
Объяснив ситуацию ротному и получив добро, через двадцать минут я стоял
уже у штаба.
Николая еще не было, но, к моему удивлению, он оказался в подъехавшем
автобусе вместе с начальником клуба.
Пухлый капитан Володя позвал меня в салон.
- Вот, ребята, сейчас снимусь с партучета в дивизии и домой! Квартира в
Питере, возвращаюсь туда. Как надоела эта жара, скорей к родным дождикам.
Мы понимающе улыбнулись.
Из штаба важно и неторопливо вышли два полковника и в сопровождении
командира полка направились к нам.
- Вы кто такие? - поинтересовался строго один из них.
За нас ответил начальник клуба и разъяснил, что мы хотели бы попросить их
взять нас на борт вертолета.
- Ну, хорошо! Летите, - снизошел до нас один из холеных проверяющих.
- А где охрана? - удивился строгий полковник.
- Охрана? - озадаченно почесал затылок командир полка и, выпучив глаза на
прапорщика, старшего машины, заорал:
- Где охрана? Бегом в артдивизион, начштаба сюда! Почему охрана еще не
здесь? Где два автоматчика? Быстро!
Начальник клуба утащил нас в глубину автобуса и, давясь от смеха,
пояснил, что командир и не думал давать охрану. У водителя есть автомат,
а у прапорщика гранаты валяются в бардачке. Эта казарма артдивизиона
ближайшая, потому туда и послал прапорщика.
Вскоре примчался растерянный майор-артиллерист вместе с двумя
вооруженными автоматами солдатами. У одного из них лицо было помятое и
заспанное.
- Наряд по батарее, наверное, снял, - засмеялся капитан.
- Почему опаздывает охрана офицеров штаба округа? - принялся орать
командир. - Я же приказал стоять им здесь еще полчаса назад! Разгильдяи!
Я с вами разберусь, товарищ майор!
Командир кричал, не позволяя опомниться начальнику штаба артдивизиона, а
тот не мог понять, за что его "дрючат".
- Солдаты, быстро в автобус, а вы ко мне в кабинет!
И пожав руки полковникам, командир закрыл дверцу автобуса. Мы тронулись в
путь, а командир похлопал по плечу артиллериста и отправил в казарму.
Мы оглянулись и увидели всю эту картину: обалделый майор, так и не
понявший, за что получил нагоняй, вытирал пот с лысины и пухлого лица.
- Выкрутился "кэп", - прошипел нач.клуба. - У нас по Кабулу с охраной не
ездят. Это для вот этих тыловых пыль в глаза пускаем. Они из-за одного
своего присутствия здесь себя героями считают.
Наконец поехали. Мы с интересом рассматривали город: узенькие улочки,
глиняные дома, немногочисленные дворцы, встречались и роскошные особняки.
По пути попался район пятиэтажек нашей советской постройки. Капитан время
от времени комментировал поездку как заправский гид.
Проверяющие задумчиво молчали, а солдаты дремали, обхватив автоматы.
Солдат спит, а служба идет.
На аэродроме мы подъехали прямо к вертолету, нас внесли в полетный лист -
и сразу взлет. Прильнув к иллюминатору, я с любопытством туриста
рассматривал афганский пейзаж с высоты полета птицы. Но только поднялись,
как, перемахнув через горный хребет и пролетев над частью широкой долины,
сели у скопления казарм на вертолетной площадке дивизии.
Нас с Николаем принял неприятного и надменного вида подполковник, по
фамилии Байдаковский.
Он "докопался" до нашего внешнего вида, до формы одежды и все время
бубнил и бубнил. Распекал за все подряд. Как объяснил подполковник, он
здесь недавно и не допустит распущенности и расхлябанности, будет
бороться с анархией боевиков из рейдовых батальонов. Наконец, он от нас
отвязался. Пока нас "дрючили" и воспитывали, пока мы сидели в кабинете
партучета, стало смеркаться. На КПП нам дежурный сказал, что сегодня
никаких попуток в Кабул не будет, может, завтра.
А что же нам делать? Где ночевать? Да и есть ужасно хотелось. Мы
потерянно брели обратно в политотдел. И, о чудо! Начальник клуба вырулил
прямо на нас.
- Мужики! Я с ног сбился вас искать! Где шарахаетесь? Я тоже завис тут до
завтра.
- Володя! Ты ужинал? Мы уже очумели от голода!
- Вы без меня и от бессонницы бы охренели. Пошли в столовую, что-нибудь
придумаем.
Он поболтал с кем-то из местных, и недовольная официантка, презрительно
глядя на нас, принесла ужин.
- Ребята, сейчас быстро едим, потом идем в клуб на концерт, а затем в
общаге найдем, где перекантоваться до завтра.
В клубе уже не было свободных мест, но Володя согнал трех солдат, и мы
уселись в уголке.
Концерт шел часа полтора. Но больше всего запала в душу песня "Кукушка":
" Десять, девяносто, сто - сколько жить осталось лет считает". И еще одна
песня - бодрая:
Мы выходим на рассвете,
Над Баграмом дует ветер,
Раздувая наши флаги до небес.
Только пыль встает над нами.
Гордо реет наше знамя,
И родной АКМС на перевес.
***
- Товарищи лейтенанты! Вы прибыли в полк не дурака валять, а служить. Чем
вы занимались? Что вы делали? Документацию приняли? С людьми
познакомились? Боевые листки после боевых действий выпущены? Пьянствуете?
- кричал майор Золотарев, замполит полка.
Он продолжал нести какую-то чепуху, этот круглый майор, свежий выпускник
Политической академии. На душе закипала злобная ярость, я готов был его
придушить от внезапно нахлынувшей ненависти. Люди воюют, занимаются
делом, а тут такой бред.
Микола пообещал все упущения устранить, и мы дружно выскочили из
кабинета.
Вот так встреча с начальством после возвращения из Баграма!
- Вот сволочь! Ты смотри, какой холеный, гладкий. Гад блатной. Тридцать
лет, а уже замполит полка, - возмутился я.
Майор Золотарев нам обоим жутко не понравился. Скользкий, бегающий
взгляд, он был какой-то весь мешковатый, говорил монотонно, противным
дремлющим голосом, речь как у новобранца, призванного в армию из сельской
глубинки.
С Николой они лицом были чем-то похожи. Второй замполит по спецпропаганде
продолжил накачку о том, чем надо заняться. Ленкомнатой, наглядной
агитацией...
Секретарь парткома и секретарь комитета комсомола потребовали
восстановления партийной и комсомольской документации. Пропагандист -
оформить планы работы с личным составом за этот год. Какие могут быть
планы, меня же полгода не было тут? А в ответ: "Принимать надо было
хозяйство от предшественника".
Да, дела! У Миколы ситуация не лучше. Не было ничего - совершенно никаких
документов.
Я перерыл бумажки Алексеева. Какие-то листочки, обрывки, начатые
тетрадки, да и написана в них была сплошная белиберда. Ну и влип. От чего
уехал, к тому и приехал.
Нашел пару сержантов, числившихся комсоргами, заставил под диктовку
заполнять дневники комсгрупоргов. Бред! Они смотрели на меня круглыми
глазами, как на мудака. Я и сам себя ощущал полным идиотом. Люди с боя
пришли, а я какую-то ахинею диктую.
Нашелся солдат, умеющий рисовать и с хорошим почерком, опять же под мою
диктовку он сделал четыре боевых листка для взводов. На обороте старой
стенгазеты выпустили новую. Ватмана не нашлось.
А в ленкомнате работы!
Неделю писал, писал, писал Диктовал, диктовал. Разгреб весь завал за семь
месяцев.
Неустроенность продолжала лежать на душе камнем. Спал в каптерке рядом со
старшиной, там поставили вторую койку для меня: мое место было занято еще
не уехавшим Алексеевым.
Каждую ночь город обстреливали реактивными снарядами. Некоторые из них
падали на территорию полка. Стреляли из-за горы, возвышавшейся над нашей
частью, с противоположной стороны. Между казармами после второго
обстрела, когда осколками ранило троих гражданских служащих и прапорщика,
командир приказал вырыть щели-укрытия. Снаряд пробил крышу модуля, когда
ребята сидели за очередной бутылкой водки. Не все даже поняли, что
произошло. Это избавило их от болевого шока.
- Видимо, большой караван пришел из Пакистана - реактивные снаряды совсем
не экономят, - задумчиво произнес Кавун ночью во время очередного
обстрела.
- А, почему, Ваня, наша артиллерия их никак не накроет? - поинтересовался
я.
- Попробуй их вычислить! Район большой, а ни одного поста, вот и нет для
орудий корректировки. С вечера на ослах и барбухайках (машинах) подвезут
сто-двести "эРэСов", а затем с доски стреляют. Два "духа", провод,
батарейка - вот и все. Шума много - толку мало. Не прицельно, не
эффективно, но очень громко. Главное на психику давит, и отчетность
наглядная каждый день. Утром все иностранные корреспонденты докладывают
на Запад про успехи повстанцев.
- Часто так обстреливают?
- Нет, такого еще не бывало. Что-то замышляют. Но я думаю: эта наглость
долго продолжаться не будет, что-нибудь предпримем. Вот тут-то и начнется
наша с тобой работа, Ник!
Какое-то время я, как и все ночью, сидел в окопчиках, но потом надоело.
Утром, не выспавшись, работать тяжело, и старшина предложил дрыхнуть в
каптерке на матрасах.
- Если будет прямое попадание, то в окно, возможно, успеем выпрыгнуть. В
принципе, могут и в блиндаж попасть.
Ротный принял решение больше не прятаться. Я составил ему компанию на
соседней стопке одеял.
- Тут начался новый аврал - пополнение. Пополнение было худое,
затурканное, замученное. Солдаты стояли и смотрели на нас, офицеров,
затравленными, испуганными глазами.
Быстро отправили дембелей в Союз, чтоб не мучали молодежь, не мешались.
Когда я уже завывал от бессильной злобы на этот "бумажный дурдом" и
нервотрепку, пришел из штаба ротный и объявил:
- Все! Завтра на боевые! Радуйся, замполит, отдохнешь от бумажек. На
войну!
Ура! На войну. Завтра. Ну и дурак же я! Чему радуюсь? Зачем сюда поперся?
