дяде Вернону? Кто из его знакомых стал бы посылать письма по почте?
Дядя Вернон некоторое время прожигал Гарри глазами, а затем
перевёл их вниз и начал читать вслух:
Уважаемые мистер и миссис Дурслей!
Мы с вами не представлены друг другу, но я не сомневаюсь, что
вы много слышали от Гарри о моём сыне Роне.
Возможно, Гарри говорил вам, что в следующий понедельник
вечером состоится финальная игра чемпионата мира по квидишу. Моему
мужу, Артуру, благодаря связям в департаменте по колдовским играм и
спорту, удалось достать билеты на лучшие места.
Я очень надеюсь, что вы позволите нам взять с собой Гарри на
этот матч, поскольку такая возможность предоставляется буквально один
раз в жизни; игры на кубок не проводились в Англии вот уже тридцать
лет, и достать билеты было практически невозможно. Мы, разумеется,
будем счастливы принять у себя Гарри на весь остаток каникул и
проводить его на поезд в школу.
Будем признательны, если Гарри пришлёт ответ как можно скорее
нормальным способом, мы не получаем мугловой почты, и я не уверена,
что почтальон вообще знает, как нас найти.
Надеюсь вскоре увидеть Гарри.
Искренне Ваша,
Молли Уэсли
P.S. Надеюсь также, что я наклеила достаточное количество
марок.
Дядя Вернон закончил читать, сунул руку в нагрудный карман и
вытащил оттуда кое-что ещё.
– Взгляни на это, - прорычал он.
Он протянул конверт, в котором прибыло письмо миссис Уэсли, и
Гарри с трудом удержался от хохота. Конверт был усеян марками сплошь,
за исключением одного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда
миссис Уэсли микроскопическим почерком вписала дурслеевский адрес.
– Значит, она-таки наклеила достаточное количество марок, -
Гарри постарался придать голосу выражение, подразумевавшее, что
подобную ошибку мог совершить всякий. Дядя сверкнул глазами.
– Почтальон обратил внимание, - процедил он сквозь зубы. – И
очень интересовался, откуда могло прийти такое послание. Поэтому он и
позвонил в дверь. Он, видите ли, подумал, что это забавно.
Гарри промолчал. Кому-то другому, возможно, показалось бы
странным, что дядя Вернон поднимает такой шум из-за слишком большого
количества марок, но Гарри жил с Дурслеями достаточно давно, чтобы
знать – их ужасает всё, хоть на йоту выходящее за рамки обыкновенного.
А больше всего на свете они боялись, как бы кто не прознал, что они
имеют отношение (насколько бы отдалённым оно ни было) к людям вроде
миссис Уэсли.
Дядя Вернон продолжал сверлить племянника глазами, а Гарри
старался сохранять нейтральное выражение. Если сейчас повести себя
правильно и не сглупить, то его ждёт настоящий подарок, мечта всей
жизни! Он подождал, вдруг дядя Вернон что-нибудь скажет, но тот только
стоял и таращился. Гарри решился нарушить молчание.
– Так значит... мне можно поехать? – спросил он.
Еле заметный спазм исказил большое, багровое лицо. Усы
ощетинились. Гарри в точности знал, что сейчас происходит за этими
усами: отчаянное сражение, конфликт между двумя главными инстинктами
дяди Вернона. Разрешить поехать – значит, доставить Гарри
удовольствие, а уж против этого дядя боролся в течение целых
тринадцати лет. С другой стороны, разрешить уехать к Уэсли на весь
остаток каникул – значит, избавиться от Гарри на две недели раньше,
чем они рассчитывали, а ведь дядя ненавидел, когда Гарри дома. Он
снова посмотрел на письмо миссис Уэсли, видимо, затем, чтобы дать себе
время подумать.
– Кто она? – спросил он, с отвращением взирая на подпись.
– Вы её видели, - объяснил Гарри. – Она – мама Рона, моего
друга, она встречала его с "Хог..."... с поезда из школы.
Он чуть не сказал "Хогварц Экспресс", а это был верный способ
разозлить дядю. Под крышей дурслеевского дома запрещалось упоминать
название школы, где учится Гарри.
Дядя Вернон сморщился, как будто вспомнил нечто ужасно
противное.
– Такая толстуха? – выдавил он после долгого раздумия. – С
кучей рыжих детей?
Гарри нахмурился. Он подумал, что со стороны дяди Вернона,
пожалуй, немного слишком называть кого-то "толстухой", когда его
собственный сын Дудли наконец достиг того, чем грозило всё его
развитие с трехлетнего возраста, и таки сделался поперёк себя шире.
Дядя Вернон продолжал изучать письмо.
– Квидиш, - пробормотал он себе под нос. – Квидиш... что ещё за
ерунда?
Гарри ощутил второй укол раздражения.
– Это спортивная игра, - коротко ответил он. – В неё играют на
мёт...
– Тихо, тихо! – замахал руками дядя Вернон. Гарри с известным
удовлетворением отметил, что дядя запаниковал. Судя по всему, его
нервы не выдерживали упоминания о мётлах в его собственной гостиной.
Он попытался уйти от реальности, вновь погрузившись в тщательное
изучение письма. Гарри смотрел, как его губы беззвучно произносят
слова: "пришлёт ответ как можно скорее нормальным способом". Дядя
скривился.
– Что она хочет сказать, "нормальным способом"? – выплюнул он.
– Нормальным для нас, - сказал Гарри и, раньше чем дядя успел
остановить его, добавил: - ну, знаете, совиной почтой. Это нормально
для колдунов.
Дядя Вернон вознегодовал так, словно Гарри произнёс самое
грязное на свете ругательство. Содрогаясь от гнева, он нервно
стрельнул глазами в сторону окна, наверное, ожидая увидеть прижатые к
стеклу уши соседей.
– Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не упоминал о своей
ненормальности в моём доме? – зашипел он. Его лицо приобрело оттенок
спелой сливы. – Стоишь передо мной в одежде, которую мы с Петунией
тебе дали...
– После того, как Дудли доносил её до дыр, - холодно бросил
Гарри. И в самом деле, на нём был свитер настолько большой, что рукава
пришлось закатывать пять раз, прежде чем стало возможно что-то делать
руками, и свисавший до колен невероятно мешковатых джинсов.
– Я не позволяю тебе разговаривать со мной таким тоном! –
заявил дядя Вернон, дрожа от ярости.
Но Гарри не собирался всё это безропотно сносить. Прошли те
времена, когда ему приходилось подчиняться идиотским правилам
Дурслеев. Как он не сидит с Дудли на его диете, так и не позволит
лишить себя удовольствия побывать на финале кубка. По крайней мере,
сделает всё, что в его силах.
Чтобы успокоиться, Гарри глубоко вдохнул, а затем сказал:
– Значит, мне нельзя поехать на чемпионат? Ладно. Можно тогда
я пойду? Мне нужно закончить письмо Сириусу. Ну, знаете – моему
крёстному.
В точку! Ему удалось произнести волшебное слово. Багрянец стал
пятнами сходить с лица дяди, и оно сделалось похоже на плохо
перемешанное черносмородиновое мороженое.
– А ты... переписываешься с ним? – псевдо-спокойным тоном
спросил дядя Вернон. Но Гарри видел, как зрачки маленьких глазок
сократились от страха.
– А?... Ага, - небрежно обронил Гарри. – Он уже некоторое время
обо мне ничего не слышал и, если я не напишу, может подумать, что что-
нибудь случилось.
И умолк, наслаждаясь произведённым эффектом. Он почти что
видел, как под густыми, тёмными, расчёсанными на ровный пробор
волосами дяди заворочались шестерёнки. Если запретить Гарри писать
Сириусу, тот может подумать, что с крестником плохо обращаются. Если
запретить Гарри поехать на матч, то он напишет об этом Сириусу, и
тогда тот точно будет знать, что с крестником плохо обращаются. В
результате оставалось только одно. Гарри наблюдал процесс формирования
решения в голове дяди, точно большое усатое лицо было прозрачным.
Гарри старался не улыбаться, сохранять на лице абсолютно пустое
выражение. Наконец...
– Ладно. Можешь ехать на этот свой идиотский... этот дурацкий
кубок. Только напиши своим этим... как их... Уэсли, чтобы они сами
тебя забирали. У меня нет времени развозить тебя по всей стране. И
можешь остаться у них до конца лета. Да, и напиши своему... крёстному,
скажи... скажи, что ты едешь на матч.
– Хорошо, - радостно ответил Гарри.
Он развернулся и направился к двери, еле удерживаясь от желания
подпрыгнуть и заорать от восторга. Он едет!... Едет к Уэсли и увидит
финал!
Выйдя в холл, он чуть не столкнулся с Дудли, который ошивался
под дверью в надежде подслушать, как ругают Гарри. Он был явно
потрясён, увидев на лице у Гарри довольную улыбку.
– Завтрак был замечательный, правда? – невинно сказал Гарри. –
Я прямо объелся, а ты?
Дудли оторопел. Гарри расхохотался и, прыгая через три
ступеньки, взлетел наверх и скрылся в своей комнате.
Первым делом он увидел, что Хедвига вернулась. Она сидела в
клетке, смотрела на Гарри огромными янтарными глазами и щёлкала клювом
тем особым способом, который всегда выражал у неё раздражение.
Источник раздражения выявился почти мгновенно.
– ОЙ! – вскрикнул Гарри.
Ему в висок врезался... маленький, серый, покрытый пёрышками
теннисный мячик. Гарри возмущённо потёр голову, поднял глаза, чтобы
выяснить, что его ударило, и увидел крошечного совёнка, такого
маленького, что он свободно мог поместиться на ладони. Совёнок как
запущенная петарда с жужжанием носился по комнате. Тут Гарри осознал,
что совёнок бросил к его ногам письмо. Он наклонился, узнал почерк
Рона и вскрыл конверт. Внутри лежала наспех нацарапанная записка.
Гарри! ПАПА ДОСТАЛ БИЛЕТЫ!!! Матч Ирландия – Болгария, в
понедельник вечером. Мама написала муглам, чтобы они разрешили тебе
приехать к нам. Может, они уже получили письмо, не знаю, сколько идёт
мугловая почта. На всякий случай решил послать тебе со Свином записку.
На слове "Свин" Гарри вытаращил глаза, а потом посмотрел на
крошечную птичку, сосредоточенно наворачивавшую круги вокруг люстры.
Никогда он не видел ничего менее похожего на свинью. Может, он не
разобрал почерк? Он продолжил чтение:
Мы приедем за тобой в любом случае, нравится это муглам или
нет, ты не должен пропустить кубок, только мама с папой сказали, что
будет приличнее, если мы сначала спросим разрешения. Если они скажут
да, срочно посылай Свина обратно с ответом, и мы приедем и заберём
тебя в пять часов в воскресенье. Если они скажут нет, срочно посылай
Свина с ответом, и мы всё равно приедем и заберём тебя в пять часов в
воскресенье.
Гермиона приезжает сегодня во второй половине дня. Перси пошёл
работать – в департамент международного магического сотрудничества.
Пока будешь у нас, не говори ничего про заграницу, а то у тебя штаны
от скуки сползут.
Увидимся!
Рон
– Да угомонись ты! – прикрикнул Гарри. Совёнок трепыхал
крылышками прямо у него над головой и отчаянно клекотал от (только и
мог предположить Гарри) гордости по поводу того, что он сумел не
просто доставить письмо, но доставить его по назначению. – Иди сюда,
понесёшь обратно ответ!
Совёнок плюхнулся на клетку Хедвиги. Та смерила его ледяным
взором, как будто говоря, только посмей подойти ближе.
Гарри схватил орлиное перо, чистый лист пергамента и написал:
Рон, всё в порядке, муглы разрешили мне поехать. Увидимся
завтра в пять. Я не доживу!
Гарри
Он скатал записку в маленький комочек и привязал его к
крошечной лапке, с огромными сложностями, потому что совёнок
подпрыгивал на месте от нетерпения. Как только записка была прилажена,
совёнок взмыл в воздух. С бешеной скоростью он вылетел в окно и был
таков.
Гарри повернулся к Хедвиге.
– Как насчёт долгого путешествия? – спросил он.
Хедвига ухнула с выражением гордого достоинства.
– Отнесёшь это Сириусу? – попросил Гарри, касаясь письма. –
Подожди... я только закончу.
Он развернул пергамент и торопливо добавил постскриптум.
P.S. Если захочешь связаться со мной, я буду у Рона Уэсли до
конца лета. Его папа достал билеты на финал квидишного кубка!
Закончив письмо, он привязал его к лапке Хедвиги; та держалась
