живущая. Перед поворотами во внешней судьбе человека всегда оживает или меркнет
его внутренний человек. Нет возможности перейти из одного состояния внутреннего
совершенства в другое, более высокое, пока все препятствия вовне не сумел
человек благословить. Теперь вы все пойдете в широкий мир, забудете о песках
пустыни, но запомните навек эту благословенную минуту пережитого счастья. Здесь
вы были более раскрепощены от условностей человеческих предрассудков и суеверий.
Здесь вам легче было оберегать свои проводники от мелких страстей и алчных
желаний, окружающих вас. Но с того момента, как Жизнь выбросит вас в необходимые
Ей потоки суеты, вы будете со всех сторон окружены страстями. И эти страсти для
вас, преображенных, будут чувствительнее огненных бичей. Навсегда сохраните в
памяти непоколебимые устои в вашем общении с людьми, которые я вам сейчас укажу
как заветы вашего вечного труда среди людей:
1. Никогда не слушайте пересудов, обрывайте всей вашей силой радости и доброты
все жалобы людей, говорящих вам злое о людях своей страны, о самой своей стране,
о своем народе, о своих правителях. Осознайте глубоко, что вы, поддерживая или
допуская при себе подобные отрицательные разговоры, содействуете злу и
раздражению земных созданий и астрального плана. Вы помогаете устами осуждающих
в вашем присутствии уничтожению или разрыву тех путей, которые намечены планом
Единой Силы, ведущей всю вселенную сообразно карме наций, стран и всего живого
человечества. Не только тот грешит, кто своим осуждающим словом мешает
осуществляться плану Божественной Силы, но и тот, кто не сумел разорвать нить
подобного разговора и всей своей любовью пролить мир в сердце бунтаря.
2. Проносите день как мгновение Вечности и остерегайтесь внести в него хотя бы
малейшую жестокость. Твердо распознавайте, что есть жестокость.
Если вы видели, как бьют беззащитного ребенка, и не заступились за него, вы
столько же согрешили перед Вечным, сколько и тот жестокий, рука которого била
ребенка.
Если вы слышали жестокое слово, бившее как злобный мяч невинного человека, и вы
не сумели защитить его, увести его прочь от злого, вы виновны перед Вечностью не
менее самого ругателя.
Если вы присутствовали при том, как причиняли физические страдания беззащитным
существам, и вы не протестовали и не защищали несчастные бессловесные существа,
вы виновны даже более, чем те, кто их причинял.
3. Суеверия людей, с которыми вам придется сталкиваться на каждом шагу вашей
жизни, не только не должны ложиться на ваше восприятие и огорчать вас, но
бодрость ваша должна возрастать от каждой встречи с человеком, суеверие которого
мешает ему широко раскрыть глаза на мир.
Проходя день, вбирайте в себя все то скорбное, с чем сталкиваетесь, и радостно
передавайте его мне. Не расставайтесь со мною ни в каком дневном труде и общении
с людьми. Живите и действуйте, имея в сердце и уме мою энергию, и наше
сотрудничество не позволит вам отойти от сознания, что вся сила вашей жизни дней
на Земле и весь их смысл - в труде для Вечного. Еще и еще раз закаляйтесь в
мужестве и всегда проверяйте себя, все ли свое мужество вы подали человеку и
чему в нем вы его подали? Вечное ли в нем вы видели? Распознали ли вы при
встрече, в чем ваш долг и ваша обязанность Любви по отношению к человеку?
Старались ли вы помочь ему нести мир в его день? Ибо самое малое, что вы можете
сделать для помощи Вечной Эволюции, - отпустить от себя человека с миром. Только
отошедший от вас с миром будет менее вреден единственному делу, для которого
живете вы: выполнению плана Жизни. Идите же с миром, мои дорогие друзья, несите
радость всем встречам, бескорыстие всем делам, что встретятся вам на новом пути,
мир и отдых всем трудящимся рядом. Несите в себе силу и старайтесь убедить
людей, что слезы не только не облегчают собственной скорби, но еще сильнее
сковывают их в панцире слепоты и суеверия, мешая их глазам увидеть ясно, ибо
глаза, которые плачут, не могут видеть ясно. Что же касается тех, о ком они
плачут, то этим они мешают освобождаться и проходить Путь Света, обременяют их
жизнь, в каком бы из миров в данный момент они ни жили.
И. обнял еще раз Яссу и всех его теперь открывших свои лица спутников. Каково же
было мое удивление, когда в их числе я узнал всех тех встреченных нами в пустыне
по дороге в Общину всадников, которым И. приказал проводить в тайную Общину
дикого бунтаря, пытавшегося вступить с ним в единоборство. Мысленно прильнув к
стопам Великой Матери, я благоговейно молил Ее облечь мантией Своей Радости
выходящих в новую форму служения Ей людей.
Через несколько минут мы снова ехали по пустыне. И теперь веселое фырканье
лошадей, точно узнавших Друг друга и стремившихся скорее обратно к своим
стойлам, и спадавший зной, и ликование моего сердца от счастья и победы Ясы -
все вливалось в меня как Звучащая Радость, атмосфера которой все больше и больше
охватывала меня. И я молился о моей чудной няньке - Яссе, благословлял жестокий
и дивный путь мальчика-избранника, благоговевшего перед одним Богом своего
детского сердца: "Знать".
- Спасибо, Левушка, спасибо, верный друг, - услышал я тихий голос Яссы. Он
незаметно подъехал ко мне и пожал мою руку, инертно лежавшую на шее моей
лошадки. - Если бы ты мог видеть, какое необычайное чудо совершилось во мне, то
вся твоя новая сила вылилась бы в слова: "Благословен час смерти человека".
Потому что теперь уже умер тот Ясса, Левушка, которого ты знал, и живет Ясса
иной, преображенный, которого коснулся Огонь Божий. Я не смог бы рассказать
словами, в чем заключается преображение, которое я сейчас испытал. Выразить это
я не сумел бы никакими словами. Я могу только сказать тебе, что в один миг я
увидел всю Жизнь, все века жизни Вселенной: от огненного потока лавы до камня,
от первобытного зверя до человека, от насекомого до птицы и звезд. Я увидел
Жизнь в центре Земли, я понял связь каждого живого с землей и небом. Я увидел
живой Труд, величие и мощь которого не имеют границ. Теперь для меня уже нет
голого слова, за которым не скрывалась бы та или иная сила Огня. Нет действия в
разъединении от опытов жизни всего человечества. В одну минуту перестали для
меня существовать слова порицания или отрицания, слова осуждения или печали.
Осталось понимание слов только как символов бодрости, пощады и оправдания.
Ясса умолк. Я не хотел и не смел прерывать его молчания, но старался запомнить
каждое его слово, чтобы возвыситься самому к великой силе духа преображенного
человека.
- Мы скоро въедем в ворота Общины, мои дорогие друзья и дети, - раздался снова
чудесный голос И. -И еще скорее мелькнут для вас волшебные дни счастья и полного
раскрепощения, в которых вы проживете эти дни в Общине. Не считайте их наградой
вам за те или иные подвиги. Они приходят к вам как естественное следствие вашего
собственного труда. Не передышки посылает Жизнь своим верным слугам, но Сама
оживает в сердцах тех, кто несет Ее чашу в чистых руках. Вы уедете в мир,
приметесь за тот или иной труд в суете, в пожаре страстей, в лавине борьбы за
все блестящие условности культуры и цивилизации, которыми так дорожат
современные люди. Вы же, мудрецы, вы будет ценить только те блага жизни, которые
невесомы и не осязаемы. Вы будете радостно принимать всю внешнюю жизнь
современности, но служить вы будете Реальному, скрытому во всех условных формах.
Могут ли ваши слова, хотя бы в самых тяжелых случаях, быть словами осуждения или
порицания? Помните, друзья, что я уже сказал вам: распознавайте, улыбайтесь
чужому суеверию и несите всему оправдание. Для вас, слуг Вечного, уже нет
условностей личного. Для вас есть Жизнь в ее бесчисленных формах, служите Ей
день и ночь, и путь ваш и ваших встречных будет благословен и радостен.
И. замолчал. Солнце близилось к горизонту. Кончался день пустыни. Вдали уже
вырисовывались стены Общины, уже слышался отдаленный колокольный звон, я и не
заметил, как пролетел день, как промчались часы, проведенные на спине лошади. Я
был силен, я мог еще и еще трудиться, мне казалось, что я только что покинул
часовню Великой Матери.
Когда мы подъезжали к воротам Общины, И., ехавший впереди, придержал своего коня
и подозвал меня к себе. Когда я к нему подъехал, он сказал, окинув меня ласковым
взглядом:
- Не забывай, что теперь снова надо вступить в обязанности моего секретаря и
келейника, Левушка, и не отлучайся от меня.
Как ни велики и торжественны были пережитые мною минуты, я не смог сдержать
улыбки радости, что снова буду иметь право сопутствовать моему обожаемому другу.
У ворот Общины, в которые мы въехали, когда уже спускались сумерки, нас встретил
Раданда с братьями. Он всех нас приветствовал с обычной теплотой, приказал
братьям увести наших усталых коней. Он всех нас обдал своей теплотой, но Яссу
долго не выпускал из своих объятий. Он что-то тихо говорил ему на ухо, чего
никто из нас не мог, да и не хотел слышать.
Мы остановились в некотором отдалении от Яссы, И. и Раданды, ожидая дальнейших
распоряжений. Я был тронут вниманием ко мне Зейхеда, познакомившего меня со
спутниками Яссы, которых сам он знал давно. Помимо того, что они были спутниками
моего дорогого Яссы, они глубоко проникли в мои мысли и сердце с самой первой
встречи с ними в пустыне, когда лица их так поразили меня. Я уже готов был
отдаться увлекательному разговору с ними, как случайно взгляд мой упал на лицо
Ольденкотта, и: я снова увидел в его глазах то выражение божественной доброты,
которое впервые поразило меня во время беседы Франциска у костра. Казалось, этот
человек забыл обо всем. Ни время, ни место, ни люди не существовали для него.
Единственно, что он видел перед собой, - подвиг ученического пути, совершенство
духа брата-человека, которому он нес свой поклон, свой восторг, свое
благословение.
И еще раз я преклонился перед ним, человеком, который мог всегда видеть перед
собой одну цель, один смысл, одно понимание: жизнь в Вечном:
- Левушка, сходи в мою комнату, оставь там мои вещи, переоденься и передай
Наталье Владимировне эту записку. А также проводи Зейхеда и Ольденкотта в наш
дом и помести их в тех двух свободных комнатах, что рядом с твоей. Славе поручи
проводить их в душ и приготовить им свежее платье. Когда сам будешь готов,
проводи всех в трапезные покои Раданды.
Отдавая мне приказания, И. одновременно писал записку, что меня теперь уже
нисколько не поражало, так как я неоднократно видел, как И. делал несколько дел
одновременно: с одним вел разговор, другому диктовал, третьему указывал ошибку в
сложнейшем математическом вычислении - и ни одно из дел не страдало, а наоборот,
каждый из его сотрудников еле за ним поспевал.
Взяв записку, я пригласил Зейхеда и милого американца идти за мной, в то время
как все остальные ушли за Радандой. Мне пришлось не только дважды повторить
Ольденкотту свое приглашение следовать за мной, но и прикоснуться к его руке,
чтобы он понял, о чем я ему говорю.
- Простите, Левушка, я, кажется, задержал Вас своей рассеянностью, - мягко
сказал он мне, с трудом влезая в действительность из того мира счастливых грез,
где носились его мысли. - Я все еще не могу окончательно спуститься на землю,
почувствовать тяжесть свод его плотного тела, после того как видел наяву
признание Богом человека, признание великого подвига, которого достиг в одно
воплощение обычный человек. Я так счастлив духовным величием Яссы, такая радость
наполняет меня оттого, что Милосердие позволило мне видеть новое рождение
человека, что мне даже трудно, болезненно трудно нести свое грузное тело.
Ни я, ни Зейхед не прерывали слов добряка. Мы благоговейно слушали его голос, и
лично я мчал мои мысли к Великой Матери, моля Ее окутать Своей атмосферой чистое
сердце моего собеседника и облегчить ему столь резкий для него переход от
небесного Света к обычному трудовому дню. Я не мог понять, почему в душе его,
такой светлой, чистой и всегда мирной, в эту минуту идет трудная работа
примирения себя с текущим "сейчас". В моей собственной душе все ликовало:
