fondamentaux de la psychanalyse. Paris: Seuil, 1973. P. 33.
Падение 87
...tuche мы позаимствовали из словаря Аристотеля, когда он пытается
найти причину. Мы перевели его как встречу с реальностью. Реальность
располагается по ту сторону automaton'a, возврата, повторения,
настойчивости знаков, к которым мы приговорены принципом удовольствия.
Реальность всегда скрывается за automaton'ом...22
Встреча аналогична травме, она вытесняет память и сталкивает с
реальностью. Она фактична, она не относится к разряду символического и
одновременно нема, амнезична.
Аристотель, на которого опирается Лакан, указывал, что случай возникает
в результате некоего сознательного решения, но одновременно как нечто
непредвиденное:
...случай есть причина по совпадению двух событий, происходящих по
[предварительному] выбору цели. Поэтому размышления и случайность относятся
к одному и тому же, так как нет предварительного выбора без размышления23.
При этом парадоксально
случай есть нечто противное разуму, так как разумное основание
относится к тому, что существует всегда или по большей части, а случай -- к
тому, что происходит вопреки этому24.
Случай, таким образом, оказывается некой разумной неразумностью.
Показательно, что Аристотель отказывает в случайном поведении тому, что не
может действовать сознательно и не имеет выбора, -- неодушевленным
предметам, животным и детям. Проявление непредвиденного в их сфере он
относит к области "самопроизвольного". Так, Аристотель уточняет:
...треножник сам собой упал; стоял он ради того, чтобы на нем сидели,
но не ради сидения упал25.
Треножник падает по причине внешней по отношению к нему, а потому это
падение не может быть случайным. Падение старух из окна у Хармса -- это
случайное падение. Старухи высовываются из окна по собственному
выбору, но не ради того, чтобы упасть.
Вернемся к Лакану. Встреча с реальностью, если перевести ее в аспект
рассуждений Аристотеля, оказывается результатом сознательного выбора,
который одновременно бессознателен, так как не связан ни с каким повторением
и автоматизмом.
Один человек Хармса "пошел на службу [то есть действовал сознательно] ,
да по дороге встретил другого человека [и в этом заключается
случайность], который, купив польский батон, направлялся к себе
восвояси" (то есть так же действовал сознательно и одновременно "без
размышления"). С реальностью как с травмой встречаются имен-
___________________________
22 Lacan Jacques. Op. cit. P. 64.
23 Аристотель. Физика. Кн. 2, 6--9 / Пер. В. П. Карпова //
Аристотель. Соч.: В 4 т. М.: Наука, 1981.С. 93.
24 Аристотель. Физика. Кн. 2, 17--21 // Аристотель. Цит. соч. С.
93. 25 Аристотель. Физика. Кн. 2, 18--19//Аристотель. Цит. соч. С.
94--95.
88 Глава 3
но так, без всякой инерции. Обэриуты называют себя объединением
"реального искусства", как будто предвосхищая лакановское определение
реальности как случайности.
8
Случайная встреча вытесняет из сознания намерение, обессмысливает
инерцию, делает сомнительной причину. Встреча -- это факт, делающий инерцию
сознания холостой. Паскаль записал в "Мыслях":
Случай дает мысли и отбирает их. Нет такого искусства, которое бы
сохраняло и давало новые.
Я хотел записать ускользнувшую мысль: я пишу на том месте, где она
ускользнула26.
Текст производится там, где случай оставляет зияние, где выбивается из
колеи намерение.
Хармс включает в серию "Случаи" несколько эпизодов, посвященных ломке
намерений. Пятнадцатый случай -- "Четыре иллюстрации того, как новая идея
огорашивает человека, к ней не подготовленного". Здесь представлены четыре
микродиалога. В первом фигурируют Писатель и Читатель, во втором -- Художник
и Рабочий, в третьем -- Композитор и Ваня Рублев, в четвертом -- Химик и
Физик. Все они строятся по одной модели:
Писатель: Я писатель. Читатель: А по-моему, ты г...о!
Писатель стоит несколько минут потрясенный этой новой идеей и падает
замертво. Его выносят (ПВН, 372).
Привычный писательский дискурс неожиданно шокирующе прерывается, и в
результате писатель падает и гибнет. Он не может существовать без
сознания своей идентичности и без инерционного дискурса, столь важного для
профессионального производства текстов. Случай здесь также понимается как
"встреча с реальностью", уничтожающей и дискурс и его носителя. Текст же
Хармса пишется как раз в том месте, где исчезает сознание и самосознание
Писателя.
Но что это за место, в котором случайное исчезновение мысли, дискурса
производит иной текст? В письме Поляковской такое место определяется как
окно. Я хочу напомнить один фрагмент этого письма:
Я встал и подошел к окну. Я сел и стал смотреть в окно. И вдруг я
сказал себе: вот я сижу и смотрю в окно на... Но на что я смотрю? Я
вспомнил: "окно, сквозь которое я смотрю на звезду". Но теперь я смотрю не
на звезду. Я не знаю, на что я смотрю теперь. Но то, на что я смотрю, и есть
то слово, которое я не мог написать.
__________________
26 Pascal. Pensees // Oeuvres completes. Paris: Seuil, 1963. P.
579 (542 -- Lafuma, 370 -- Brunschvicg).
Падение 89
Тут я увидел Вас. Вы подошли к своему окну в купальном костюме. Так я
впервые увидел Вас. Увидел Вас сквозь стекло (ПВН, 460).
Вся ситуация здесь построена для "ловли" случая. Когда человек подходит
к окну, он тем самым заявляет о некоем намерении -- намерении посмотреть.
Любовь возникает как трансформация намерения в желание, уловленное в
механизме встречи как случайности27.
Но если я подхожу к окну, чтобы увидеть дерево за окном, я исключаю
случайность: я ведь знаю, что именно я увижу. К окну, однако, можно
подходить как раз с таким странным намерением, которое описывает Аристотель.
Я "смотрю в окно на... Но на что же я смотрю?" Мы имеем намерение, которое
не направлено на некий определенный объект. Подойти к окну означает проявить
простое намерение увидеть, не направленное ни на какой конкретный
объект. Окно поэтому предлагает нам случайность. Я смотрю в него -- это
значит, что я осуществляю сознательный выбор. Но то, что я вижу, никак не
является результатом этого выбора. То, что Поляковская в данный момент
подошла к своему окну -- этой ловушке случайностей, -- чистый случай --
tuche28.
Луи Марен так описывает функционирование окна:
В этом странном устройстве (dispositif), соединяющем (фантазматический)
взгляд и прохожих, никак не овладевающих этим взглядом, именно в этой
банальной мизансцене и происходит встреча; но она имеет место исключительно
в письме, которое из нее возникает, или, точнее, в пустоте разрыва, в
котором "человек (поместившийся у окна)" вдруг теряет слово, которое делало
его субъектом и через которое он таковым полагал себя29.
Исчезновение слова -- это знак исчезновения субъектности. Именно
выпадение слова предшествует встрече у Хармса. Он не может назвать объект
видения, он теряет способность говорить, как бы перестает быть субъектом,
открывая поле для случайности. Марен отмечает, что слово, которое оставляет
после своего зияния пустоту, -- это
___________________
27 Знаменитую сцену встречи Натанаэля и Олимпии в "Песочном человеке"
Гофмана можно прочитать и как случай, пробуждающий любовь с помощью
специального оптического механизма встречи:
Итак, он взял маленькую карманную подзорную трубку весьма искусной
работы и, чтоб попробовать ее, посмотрел в окно. <...> Невольно он поглядел
в комнату Спаланцани;
Олимпия, по обыкновению, сидела за маленьким столом, положив на него
руки и сплетя пальцы. Тут только узрел Натанаэль дивную красоту ее лица
(Гофман Э. Г. А, Новеллы / Пер. А. Морозова. М.: Московский рабочий,
1983. С. 123). Очевидно, что "встреча" возникает именно как результат
непреднамеренности.
28 У Хармса есть текст 1933 года, демонстрирующий невозможность
"неслучайной" встречи в окне:
Гиммелькумов смотрел на девушку в противоположном окне. Но девушка в
противоположном окне ни разу не посмотрела на Гиммелькумова. <...>
Гиммелькумов раскрасил себе лицо зеленой тушью и подошел к окну. "Пусть
думают все: какой он странный", -- говорил себе Гиммелькумов. <...>
Гиммелькумов таращил на девушку глаза и приказывал ей мысленно повернуть
голову. Однако, это не помогало. Тогда Гиммелькумов стал мысленно
приказывать девушке не смотреть на него. Это тоже не помогло (МНК, 86).
29 Mann Louis. Lectures traversieres. Paris: Albin Michel, 1992.
P. 218.
90 Глава 3
прежде всего местоимение "я". Существо, потерявшее субъектность, не
может больше произнести "я". Оно как бы перестает быть само собой. В одном
из своих текстов Хармс записал:
А мы всегда немного в стороне, всегда по ту сторону окна. Мы не хотим
смешиваться с другими. Нам наше положение, по ту сторону окна, -- очень
нравится (МНК, 141).
Это положение в стороне как раз и есть положение субъекта, который не
"смешивается" с другими. Встреча как бы выбивает субъект из удобного,
безопасного для него положения "по ту сторону окна"30. Поскольку встреча
происходит помимо воли субъекта, она как бы превращает его в пассивный,
инертный объект.
В одном из своих рассказов -- "Новые альпинисты" (1936) -- Хармс
придумывает метафору, сочетающую взгляд, тело и падение. Повествуется здесь
о двух альпинистах -- Бибикове и Аугенапфеле. Начинается с того, что Бибиков
"залез на гору, задумался и свалился под гору" (Х2, 86). Чеченцы подняли
Бибикова снова на гору, и снова он упал с нее. Тогда на гору залез
Аугенапфель с биноклем и стал рассматривать все вокруг. В результате и он
...скакнул куда-то вбок и свалился под откос. В это время Бибиков,
вторично свалившийся под откос еще раньше Аугенапфеля, пришел в себя и начал
подниматься на четвереньки. Вдруг чувствует, на него сверху кто-то падает
(Х2, 87).
Так происходит встреча двух альпинистов. Хармс заключает: "Таким
образом Бибиков и Аугенапфель познакомились друг с другом" (Х2, 87).
То, что один из альпинистов именуется Аугенапфель -- то есть "глазное
яблоко"31, что он вооружен трубой, делает ситуацию особенно комичной. Взгляд
описывается Хармсом как буквальное падение глаза на человека. Tuche в
данном случае -- это травма от падающего глазного яблока, ситуация, когда
взгляд -- одно из коренных выражений субъективности -- буквально становится
вещью32.
9
Почему у Хармса старухи вываливаются из окна? Ответ на этот вопрос
имеется в тексте Хармса -- от любопытства:
Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и
разбилась.
___________________
30 Писатель у Хармса говорит: "Я писатель". Но после того как его
ошарашивает читатель, он падает, как неодушевленная вещь. Он перестает быть
"я".
31 Эта говорящая фамилия -- не просто плод капризной фантазии, она
"работает" в рассказе. Показательно, что Аугенапфель падает с горы, когда
видит всадника, который "вынул из кармана деревянное яблоко и раскусил его
пополам". Альпинист идентифицирует себя с яблоком,
32 Ср. со сценой, где Спаланцани швыряет в Натанаэля окровавленные
глаза Олимпии в "Песочном человеке" Гофмана.
Падение 91
Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся,
но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась
(ПВН, 356).
Старухи, по существу, следуют в окно за собственным взглядом33. Взгляд
