важных кавалеров.
Атон заговорил с Кокеной:
- Как здесь получить партнершу?
Пальцы музыканта все быстрее бегали по черным и белым кнопкам
гармони, все сильнее раздувались мехи.
- Нужно пройти через зал к одной из сидящих дам, вежливо поклониться
и испросить позволения на ее общество в танце.
- А кого выбрать? - спросил он, оглядывая женин. Белые нижние юбки
кружились вокруг бедер, отбрасывая забавные тени.
Кокена приподняла бровь:
- Вкусы клиентов, не принято обсуждать... Но, если я не ошибаюсь,
третья девица справа привлекает определенного рода мужчин и к тому же
превосходно танцует...
Атон посмотрел на женщину, которая весело болтала с соседкой и только
что наклонилась, чтобы поправить туфлю. Декольте открывало красивую грудь.
Маленькие ступни, длинные распущенные волосы.
- Нет! - сказал он с большим нажимом, чем подобало. - Рыжие волосы
никуда не годятся.
Кокена угодливо указала другой вариант. На этот раз волосы оказались
каштановые и не такие длинные. Дама стояла в стороне со стаканом сидра,
слегка покачиваясь под музыку. В конце припева она притопнула, весьма
соблазнительно качнув грудью и ягодицами.
- Нет... у нее зеленые глаза. - Сходства почти не было; Атон мучился
от грусти, его возбуждение усиливалось вином.
Усомнившись в том, что Атон говорит серьезно, Кокена взглянула на
него. Глаза у нее были голубые.
- Пойдем, - сказал он, не в силах объяснить свое настроение. - Я
предпочитаю свою рабыню.
И они пошли танцевать. У девушки были проворные ноги, ее легко было
вести; на минуту груз упал с его души, отступил на полшага. Они танцевали,
кружились, вертелись, ее юбки соблазнительно вздымались, но душевная
тягость сопровождала их. Ряды расходились и сближались; мужчины встречали
своих партнерш в центре, кланялись им, отставали, снова подходили, и пары
весело кружились. Правая рука к правой руке, левая к левой, партнер
встречает девушку касанием бедра и с улыбкой пропускает ее назад. О,
сверкающий взгляд! Какое чудо это вольное движение вместо заученной
фигуры! Какой мгновенный восторг, заостренный усмешкой, - ибо эти
интригующие улыбки и жесты были пусты, лишены любви.
"Злоба, о Злоба, о Злоба, почему ты меня предала?"
Была полночь, когда утомленный Атон готовился в коттедже ко сну.
Видение росло и билось теперь о раковину его головы, разрывая мозг, довлея
над его усталостью. Это было лицо Злобы, улыбающееся, опустошающее,
одновременно прекраснее и ужаснее любого призрака. Огонь пробежал в ее
волосах и зажег его желание.
- Кокена! - позвал он, и та застенчиво вошла, одетая в ночную
рубашку. - Я сегодня не могу уснуть. Ты поговоришь со мной?
- Понимаю, - сказала она.
- Мне хотелось бы знать... - И пока он говорил, мучительное видение
распалось. - Ты когда-нибудь была влюблена, Кокена?
- Нет.
- Люди думают о любви как о чем-то романтичном, как о счастье, о
чуде. Любовь якобы должна возвышать человека, делать его сильным и добрым.
Ты видела такую книгу - ДЗЛ? - Она кивнула. - Но они не правы. Любовь -
самое страшное оружие, известное человечеству. Она может скрутить
человека, связать в тугой узел, пока его кровь не вытечет на каменистую
действительность, пока он не иссохнет и не превратится в шелуху. Если ты
когда-нибудь станешь искать зло, начинай с любви... Я не должен говорить
это женщине?
- Я рабыня, - сказала Кокена.
Он внимательно посмотрел на нее.
- Говоришь, что рабыня. Но только ли рабыня? Разве в тебе нет
женщины? Когда ты двигаешься в танце, милая ракушка... Если, бы я попросил
тебя раздеться передо мной...
- Идиллия обязана защищать свою собственность, - сказала она. - Я не
разденусь.
Атон улыбнулся:
- Это лишь пример. Ты не только рабыня. Скажи, Кокена, ты продаешься?
Могу ли я приобрести тебя и увезти с собой, куда захочу?
- Рабы не продаются. Они на время предоставляются господам и в
определенных пределах оказывают им услуги.
- В определенных пределах... Кажется, раковина закрыта, - сказал
Атон. - Тем хуже... но зато честно. Я хотел бы, чтобы как можно больше
женщин стало рабынями и как можно больше рабынь - женщинами...
ВОСЕМЬ
Атон ходил на вечеринки, танцевал, смотрел безразличные ему
театральные постановки и бездумно флиртовал с женщинами. Днем он купался,
участвовал в античных спортивных играх, ездил на пикники; ночью о нем
заботилась Кокена, растирая спину маслами. Он говорил с ней, облегчая душу
и с удивлением замечая, как слабеют воспоминания о Злобе при разговоре
о... Злобе. Он рассказывал Кокене столько, сколько мог вспомнить, то есть
больше, чем кому-либо, поскольку стал относиться в ней как к рабыне, а не
как к женщине.
Но этого было мало. Злоба то и дело вторгалась в его душу, вызывая
неутолимое желание, безмерную боль. Он мог скрыться от нее на час, но
убежать не мог.
- Это все, честно говоря, совсем меня не развлекает, - признался он
наконец. - Нужно что-то такое, что увлечет меня надолго, а не на минуту.
И Кокена, как всегда, предложила.
- Не попробовать ли восхождение на горы? - спросила она. - Это
нелегкий вид спорта, отнимающий много дней и сил. Здесь он не опасен, и у
него есть свои достоинства.
- Ты напоминаешь мне, нежная ракушка, что лучшее лекарство от
сомнений - работа, - сказал Атон. - Замечательная викторианская мысль из
ДЗЛ. Но если ты советуешь, я попробую. До сих пор ты заботилась обо мне
изумительно.
- Я найду проводника, - сказала Кокена.
- Далеко искать не придется, - сказал он в ответ. - Или ты думаешь,
мне понравится, что в мое отсутствие тебя растлит какой-нибудь господин?
Кокена улыбнулась, и на следующий день они уже шагали вдоль лесистой
подошвы ближайшей горы. По обе стороны тропинки поднимались вьющиеся
папоротники в рост человека; пахучие венерины башмачки были впору самой
Венере. Исполинские дождевики, подобно вулканам, выбрасывали при малейшем
прикосновении дымовую завесу. Выше появился молочай вперемешку с
карликовой секвойей. Большие и маленькие, цветущие и плодоносящие,
естественные и модифицированные растения Идиллии предъявляли себя человеку
на одобрение.
Атон остановился перед гибкой красной ящерицей, застывшей на валуне.
Она довольно осмысленно глядела на него. "Мы еще встретимся, твой род и
мой", - словно бы говорила она, и Атон, засмеявшись, шлепнул по камню
рукой, после чего она юркнула в безопасное место.
Кокена, какой бы хрупкой она ни казалась, несла рюкзак и спальный
мешок и шагала с Атоном нога в ногу. Атона ее выносливость изумляла.
Они рано остановились на привал, еще до того, как склон горы скрылся
в тени, и Кокена приготовила ужин. Атон вгляделся в темную воду речки, где
они мылись, и увидел громадную норку. Он как раз собирался смахнуть с руки
прутик, но вовремя остановился: это было насекомое - тросточка длиной
сантиметров семь, настолько неподвижная, что казалась мертвой. Его
потянуло бросить ее в воду и посмотреть, схватит ли ее рыбина, но, поймав
на себе взгляд Кокены, он устыдился. Откуда у него этот позыв причинить
боль, мучение невинному насекомому? Он пересадил тросточку на листик и
пронаблюдал, как она неторопливо уползает.
В ночном воздухе не было никаких кусачих тварей. Атон с Кокеной спали
бок о бок в двойном спальном мешке на пахучей постели из папоротника.
Посреди ночи Атон проснулся от крика совы и посмотрел на спящую рабыню.
Светлая прядь волос падала ей на лицо. Красота Кокены была почти
классическая. Атона поразило, что он мог оценить ее красоту без всяких
задних мыслей, это было для него чем-то новым...
Утренний солнечный свет струился между деревьев, а они уже шагали
среди елей, пальм и дубов. Наслаждаться лесом следовало не спеша, но Атону
было не до него. Он пытался разогнать свои думы физической нагрузкой.
Кокена поспевала за ним без жалоб, хотя путь становился все круче.
Тропинка петляла меж толстых мшистых корней. Атон удвоил усилия,
поднимаясь в гору, как одержимый, пока не заныли мышцы на ногах и не
закружилась голова. Рабыня молча и не отставая шла следом.
Атону стало любопытно. Детство на Хвее при силе тяжести процентов на
пятнадцать больше, чем земная, гарантировало ему силу. Генетики в
лаборатории укрепили его тело за много поколений до того, как он родился.
При обычном тяготении он мог совершать подвиги, которые изумили бы
непосвященного, а годы, проведенные в космосе, его выносливости почти не
ослабили. Ни один нормальный мужчина не мог сравниться со стойкостью
модифицированного, а среди женщин лишь удивительная миньонетка обладала
сходной мощью. Нежный мир удовольствий, подобный этому, - не то место, где
можно найти по-настоящему выносливую женщину.
На второй вечер, высоко на склоне, где дул холодный порывистый ветер,
Атон изобразил большую усталость, нежели ощущал. Он упал и, притворившись
спящим, стал незаметно наблюдать за Кокеной.
Та без признаков явного утомления принялась готовить еду, хотя
движения ее несколько замедлились. Глянув в сторону Атона и убедившись,
что он крепко спит, она подошла, повернула его в более удобную позу и
подложила под голову подушку из мха, будить его она не пыталась.
Что сделало девушку такой выносливой? Она давным-давно должна была
упасть от изнеможения. Но она не только оставалась с ним, но и выполняла
всю необходимую работу. Не произошла ли и она от модифицированного рода?
Действительно ли рабыня на Идиллии без всяких помех сочетает преимущества
жены и тяжеловоза?
Атон сел, потянулся, протер как бы заспанные глаза. Нет смысла
пропускать ужин. Завтра он определит, насколько она вынослива.
Дорога становилась все более крутой и неровной. Атон не обращал
никакого внимания на открывшийся внизу вид или на появлявшихся животных -
бобра, горного козла, черепаху, которые с любопытством взирали на негоден
выбрал самый трудный подъем и взбирался с максимальной скоростью. Кокена
стала для него вызовом: он обязан определить предел ее выносливости. Его
не покидал интерес к тому, с чем же он состязается, и восхищало
соперничество с женщиной, которая должна всего-навсего выполнять его волю.
На исходе дня, истекая потом, он стал подозревать, что достиг предела
своих возможностей. Девушка ни о чем не спрашивала. Она была сведуща в
искусстве восхождения; ее скупые движения сберегали силы, и она
расходовала их куда меньше, чем он. "Наверняка, - подумал он, - она
сопровождала по этим склонам многих господ". Эта мысль почему-то его
тревожила.
Наконец они вышли к нависшему выступу, где зубчатая скала вздымалась
над поверхностью почвы на добрых пятнадцать метров, а затем отступала под
покров кустарника. Скала неширока, ее легко обогнуть - но Атон этого не
хотел. Пусть будет проверка для Кокены! Годы на Военном Флоте научили его
лазать по канату; подъем здесь трудный, но для него посильный. А вот для
женщины со слабой мускулатурой и недостатком практики подъем был неодолим.
Атон накинул петлю на нижний выступ метрах в шести от основания
скалы. Тот достаточно велик, чтобы на него встать, и послужит площадкой
для дальнейшего подъема. Атон быстро полез наверх, упираясь ногами в почти
отвесную скалу. Приятно было чувствовать знакомое напряжение.
Он забрался наверх, проверил веревку и стал ждать Кокену. И она
поднялась, перебирая руками и упираясь ногами, как и он. Рюкзак на спине
явно мешал ей удерживать равновесие и создавал другие сложности, но она не
