Гротоном.
-- Что вы хотите знать? Мне известно немногое.
-- Я работал над вашим гороскопом -- до сих пор не мог уснуть,-- и, ну,
было бы неплохо, если бы вы мне рассказали о кризисах в вашей жизни.
Гротон тоже это почувствовал.
Каждый по-своему реагирует на стресс. Астрология, несомненно,
позволяет отвлечься не хуже, чем что-либо другое.
-- Об этом кризисе? Пока я не могу объективно судить о нем.
Он что, решил его помучить? Да, но он только что думал о
предвзятости. То, что Иво считает астрологию пустым занятием вовсе не
означает, что нужно грубить Гротону. У людей бывает странное хобби.
-- Я имел в виду вашу прошлую жизнь. Может, что-то произошло в
детстве, что изменило всю дальнейшую жизнь...
-- Я думал, звезды вам поведали о всей моей жизни, начиная с самого
рождения.-- Кажется, получилось не слишком вежливо.
-- Не совсем так. Лучше получить информацию из первых рук. Тогда мы
сможем более уверенно трактовать диаграммы. Астрология точная наука, и она
использует самые настоящие научные методы.
-- А также немного философии,-- сказал Иво, вспомнив замечание
сенатора по этому поводу.
-- Разумеется. Так что если вы...
Они вошли в жилище Гротона. Из кухни доносился запах готовящейся
пищи, очевидно, Беатрикс была у плиты. Иво почувствовал необъяснимую
ностальгию: на станции никто, если только имел малейшую возможность, не
питался в столовой, хотя кормили там вполне сносно.
-- У меня не было детства,-- сказал Иво.
-- Вы говорите о проекте. Вся жизнь под контролем, воспоминания
нечеткие. Ну а после того, как вы вышли из проекта?
Иво вспомнил тот момент, когда наступил перелом в его жизни. Тогда-
то все и началось, если можно сказать, что у этого вообще было начало. В тот
день, когда ему исполнилось двадцать три. 3 февраля 1865 года.
В этот день он обнаружил у себя воспаление легких.
Пойнт Лукаут -- кошмарнее места не выдумаешь. Это был настоящий
ад, а майор Брейди -- дьявол в нем. Двадцать акров голой земли, обнесенной
частоколом. Пленниками были белые южане, а большинство охранников --
негры. Неграм доставляло удовольствие мучить заключенных и издеваться над
ними, но хуже всего были зимние холода. Еды и одежды не хватало,
медицинская помощь не оказывалась. Поили протухшей водой. Единственным
типом жилища были армейские палатки. Заключенные спали на голой, сырой
земле, подстилки или нары считались излишеством, жечь костры в палатках
было запрещено. Попытки пожаловаться на условия приводили к ответным
жестким мерам и уменьшению и без того скудного рациона.
Кроме него, в палатке спало еще двенадцать несчастных. Сгрудившиеся
тела позволяли хоть немного согреться, но также способствовали быстрому
распространению болезней.
Дифтерия, дизентерия, тиф, цинга, лишай -- от четырнадцати до
двадцати человек умирало ежедневно.
Он уже не мог не замечать туберкулезный кашель и истощение тела.
Стало ясно, что конец близок.
Неужели только четыре года назад штат Джорджия проголосовал за
выход из Союза? Поначалу он не был конфедератом. Голосование проходили в
Милледжвилле, в двух милях от города, где он перебивался преподавателем.
Эти настроения, словно чума, были чрезвычайно заразны -- даже священники
стали воинственными патриотами. На них повеяло дыханием войны. И через
некоторое время он, непонятно почему, был уверен, что может одной рукой
сразить, как минимум, пятерых янки, и что любой истинный джорджиец сможет
тоже самое.
А теперь он медленно умирал в Пойнт Лукаут.
-- Какие же мы были идиоты! -- прошептал он.
Обман отдельного человека смешон, ведь один ничего не решает, но
обман нации -- это трагедия.
Его поманили патриотические миражи, и он записался добровольцем.
Он, чьим призванием была музыка!
Война сама по себе не была большой тяжестью.
Иво вспомнил, как он, оборванный солдат, проходил в каком-то городе
под окнами местного филармонического клуба, в котором репетировал оркестр.
Он достал свою флейту и заиграл. Оркестр прервал репетицию, все
прислушались к его игре, и после этого его чествовали как освободителя
города.
Во время отпуска случались концерты с друзьями и, конечно, женщины.
Он был все время в кого-нибудь влюблен и не видел ничего зазорного в том, что
завоевывал с помощью флейты женские сердца.
Ему удалось пронести флейту в лагерь, и музыка доставляла ему редкие
приятные минуты. Флейта была единственной вещью, с которой он не
расстался, когда "Люси" в Гольфстриме захватили янки. Они тогда пытались
прорвать блокаду. Он, сигнальный офицер, отказался назваться англичанином,
предпочитая плен позорному бегству.
Теперь это решение его погубит, так же, как погубят нацию союзные
армии.
До сего дня у него еще теплилась надежда.
Где же, Господи, твоя справедливость?!
Гарольд Гротон ждал ответа. Что он мог ему сказать?
-- Это трудно определить. Я чуть было не умер, когда мне было
двадцать три. Это то, что вы хотели?
-- Это было для вас сильным потрясением. Некоторые люди, находясь
на волосок от смерти, едва замечают это, а других глубоко задевает безобидное
замечание в их адрес. Дело не столько в самом событии, сколько в отношении
индивидуума к нему.
-- Для меня это многое значит. Я заболел и... был в тюрьме. Друзья
собрали деньги для залога. Я возвращался на корабле домой.
-- Вы были не в Америке?
-- Не совсем. Мой корабль на три дня был затерт во льдах на пути в
Сити Порт, Вирджиния.
Гротон воздержался от замечаний. Стоило ли пытаться ему объяснить,
что же произошло? Для того, чтобы он получил точные данные для своей
псевдо-науки?
Иво был сражен горем, и ему было все равно.
Три дня во льдах, начало марта, 1865 год.
Он и другие репатриированные пленные сгрудились в трюме,
содрогаясь от холода.
Иво умирал.
Один из заключенных пробовал наигрывать на флейте. Маленькая
девочка дочь пассажира с верхней палубы, услышала и была зачарована
мелодией.
-- Если ты думаешь, что я играю хорошо, то тебе следует послушать
этого парня,-- сказал этот человек.-- Жаль, он вряд ли долго протянет на таком
холоде.
Девочка рассказала обо всем матери. Та ответила:
-- Я знаю только одного человека, который по-настоящему умеет
играть на флейте. Один мой старый друг, но здесь оказаться он не мог никак.
Но она все-таки спустилась в трюм, надеясь на невозможное, и нашла
его там -- завернутого в грязное одеяло, с обезумевшим взглядом, сотрясаемого
конвульсиями. Женщина узнала своего друга.
В трюм набилось столько народу, что его пришлось передавать по
рукам. Она плеснула ему в рот виски, но он даже не смог его проглотить.
Вместе с девочкой они согрели его и оказали первую помощь.
К полуночи он немного пришел в себя. Женщина протянула ему флейту
-- лучшее лекарство,-- и он принялся тихонько наигрывать.
Бывшие заключенные шумно радовались, услышав его игру. Он
выживет!
-- Это проявление милосердия и было отправной точкой,-- сказал Иво.--
Иначе бы я умер.
Гротон покачал головой.
-- Странную историю вы мне рассказали. Но, как я уже говорил, ее
ценность в том, насколько она важна для вас, детали роли не играют. Я
воспользуюсь ее в своих изысканиях.
Иво почувствовал неловкость и отказался завтракать с Гротоном. Он
был сильно голоден и направился в главный зал станции.
Было довольно рано по станционному времени. Позавтракав, он вновь
ощутил беспокойство. Спит ли еще Афра в комнате Брада? Не зайти ли туда?
Он остановился напротив уборной -- и ему внезапно бросилось в глаза,
что двери всех туалетов направлены в одну сторону. Конструкция была такова,
что сидящий в туалете смотрел в направлении "вперед" относительно
ориентации тора.
-- Когда тебе придется присесть, знай, что твоя задница смотрит на
корму,-- произнес он вслух, наконец-то до конца поняв каламбур Брада -- тот
прошелся насчет станционных терминов.
Иво моргнул, на глаза навернулись слезы.
Брадли Карпентер, доктор наук в области космических технологий в
двадцать два года, в двадцать пять лет, собрав уцелевший рассудок, смог
прошептать лишь одну букву из немецкого слова. Брад! Гордость безымянного
проекта, который местные остряки прозвали "Эксперимент Пекера"<$FPecker -
- зд. обжора (англ.)>.
Эксперимент поставили люди, вдохновленные примером хорошо
известного проекта, оборвавшегося на двадцать лет раньше -- Пэкхемского
Эксперимента.
Но если бы благодушные доктора из Пэкхема узнали, какое зловещее
продолжение получат некоторые их исследования, они надолго бы утратили
сон. Насколько знал Иво, некая группа британских медиков в тридцатых годах
задалась целью выяснить природу здоровья.
Им казалось, что внимание традиционной медицины к болезням
является ошибочным подходом, гораздо разумнее было бы принять меры по
сохранению здоровья и, тем самым, исключить длительный и лишь частично
эффективный процесс лечения.
Основой должно было стать регулярное полное медицинское
обследование каждого, причем предметом особого внимания было состояние
здоровья семьи, а не отдельного индивидуума. Но насколько применим этот
подход к каждой семье?
Центр проекта, размещавшийся в Пэкхеме с 1935 года, вскоре
представил первые доказательства жизнеспособности теории. В эксперименте
участвовали многие местные семьи на протяжении нескольких лет,
наслаждаясь, как никогда, здоровым телом. Но что удивительно, исследования
показали, что девяносто процентов участников,-- предполагалось, что это
среднестатистический срез,-- были не совсем здоровы изначально. Таким
образом, получалось, что "нормальный" человек болен.
А что, если бы девяносто процентов были бы здоровы? Пэкхемский
эксперимент открывал потрясающие перспективы. Вторая Мировая война,
кровоточащая рана больного общества, положила всему конец. Послевоенная
реорганизация не удалась из-за недостатка средств, и смелый эксперимент был
закрыт.
Но не забыт. Результаты эксперимента активно изучались в
последующие годы, и было выдвинуто заманчивое предложение. Если средний
человек болен, а "нормальный" фактически анормален, то заложенные
физические ресурсы никогда не реализуются полностью,-- что же тогда
говорить об умственных? Могут ли должное воспитание и забота превратить
среднего человека в выдающегося, а выдающегося в гения?
Какие плоды принесет искусственное воспроизводство гениев? Сколько
заплатит промышленность за специалистов с гарантированным
интеллектуальным коэффициентом? Что от этого выиграет нация? Существует
ли предел?
Заинтересованные частные лица решили рискнуть. Появились средства,
были начаты предварительные исследования. Предстояло выяснить, какие
условия необходимы для развития высокого интеллекта. Каков наилучший
исходный материал. Как на ферме, где прежде всего интересуются мясом, а не
самочувствием коров, так и здесь -- коэффициент, а не приличия и условности
были во главе угла.
Исследования, проведенные после Пэкхемского Эксперимента, выявили
интересные и неожиданные факты.
Наследственность, конечно, играет роль, но не меньшую -- окружение,
причем в весьма неочевидной форме, что явилось откровением. Здоровье
существенно также, как и образование. Теория и практика школьного
образования давно уже созрели для революции.
Вывод: На успеваемость учащегося влияет то, чего ждет от него
преподаватель. И хваленая американская "самодостаточность" выливалась в
более низкие оценки негритянских и индейских школьников, и более высокие, у
белых, из хороших семей -- несмотря на объективность тестов.
Вывод: Отсутствует корреляция между школьной успеваемостью и
успехами в дальнейшей жизни. Дополнительные годы образования и дипломы
теряют смысл, если обществом не поощряется "самодостаточность" его членов.
Вывод: Существующий традиционный восьмилетний план начальной
школы может быть без труда освоен двенадцатилетним ребенком за четыре
