звук все равно проникают сквозь ладони. Мое тело затряслось от боли, будто
по зубному нерву царапнули проволокой.
Неожиданно Бенни выпрямился. Он стоял на выступе у стены и вдруг
резко, словно марионетка, подскочил. Свет изливался из его глаз двумя
лучами. Звук все нарастал, приближаясь к какому-то немыслимому пределу.
Бенни упал лицом вниз и грохнулся о стальные плиты пола. Там он и остался
лежать, судорожно дергаясь, и свет растекался вокруг него.
Потом свет потек вспять, звук утих, а Бенни остался лежать, жалобно
скуля. Глаза его походили на затянутые пленкой омуты. Пленкой из гнойного
желе. ЯМ ослепил его. Горристер, Нимдок и я... мы отвернулись, но успели
заметить выражение облегчения на разгоряченном озабоченном лице Элен.
Пещера, где мы устроили лагерь, была залита изумрудным светом. ЯМ
выделил нам гнилое дерево, и мы сидели и жгли его, сбившись в кучу вокруг
тщедушного и жалкого костра, сидели и рассказывали друг другу разные
истории, чтобы Бенни, обреченный жить во тьме, не плакал. Он спросил:
- Что значит "ЯМ"?
Каждый из нас уже отвечают на этот вопрос тысячу раз, но Бенни давно
забыл об этом. Ответил Горристер:
- Сначала это значило Ядерный Манипулятор, потом, когда его создатели
почувствовали опасность, - Ярмо Машины, Ярость Маньяка, Ядрена Мать... но
уже ничего нельзя было изменить, и, наконец, сам он, хвастаясь эрудицией,
назвал себя ЯМ, что значило... cogito ergo sum... Я мыслю, следовательно,
существую.
Бенни пустил слюну, захихикал.
- Был китайский ЯМ, и русский ЯМ, и американский, и... - Горристер
умолк на мгновение, а Бенни принялся лупить по плитам пола своим большим и
крепким кулаком. Похоже, что рассказ ему не понравился, ибо Горристер
начал его отнюдь не с самого начала.
Тогда Горристер попробовал еще раз:
- Началась Холодная Война и превратилась в долгую Третью Мировую
Войну. Война охватила всю Землю и стала чересчур сложной, и компьютеры
были просто необходимы, чтобы держать под контролем происходящее. Люди
вырыли котлованы и стали строить ЯМ. Был китайский ЯМ, и русский ЯМ, и
американский, и все шло хорошо, пока ими не заняли всю планету,
пристраивая к машине все новые и новые ячейки, но в один прекрасный день
ЯМ проснулся, осознал свое "Я" и соединил сам себя в одно целое. Ввел
необходимые для уничтожения людей команды и убил всех, кроме пяти своих
пленников, нас.
Бенни печально улыбнулся. Он опять пускают слюни. Элен вытерла ему
рот рукавом платья. С каждым разом рассказ Горристера становился все
короче и короче, но кроме голых фактов все равно рассказывать было нечего.
Никто из нас не знал, почему ЯМ спас только пятерых людей, и почему он
постоянно издевался над нами, и почему, наконец, сделал нас почти
бессмертными...
Во тьме загудела одна из компьютерных ячеек. Ей тем же тембром
ответила другая, где-то в глубине пещеры, в полумиле от нас. Одна за
другой ячейки настраивались в унисон, с легким пощелкиванием по цепочке
побежала какая-то мысль.
Гул нарастал, и по консолям побежали, как зарницы, отблески. Звуковая
волна угрожающе закручивалась спиралью, будто откуда-то налетел рой
рассерженных металлических насекомых.
- Что это? - воскликнула Элен. В ее голосе был ужас.
Она все еще не могла привыкнуть к выходкам компьютера.
- Сейчас нам придется туго, - сказал Нимдок.
- Он собирается разговаривать с нами, - догадался Горристер.
- Давайте уберемся отсюда к черту, - предложил я и вскочил на ноги.
- Нет, Тэд. Сядь... Может, он приготовил нам сюрпризы где-нибудь еще.
Слишком темно, мы сейчас ничего не увидим, - сказал покорный судьбе
Горристер.
Тут мы умолкли... Я не знаю... Нечто надвигалось на нас из тьмы,
огромное, неуклюжее, волосатое, мокрое... Оно подползало к нам;
рассмотреть его мы не могли, но создавалось впечатление, что к нам
движется исполинская туша. Во тьме вздымалась тяжелая масса, мы уже
ощущали ее давление, давление сжатого воздуха, расталкивающего невидимые
стены окружающей нас сферы. Бенни захныкал. У Нимдока затряслась нижняя
губа, и, чтобы унять дрожь, он закусил ее. Элен ползком скользнула по полу
к Горристеру и обняла его. В пещере запахло свалявшейся мокрой шерстью,
древесным углем, пыльным вельветом, гниющими орхидеями, скисшим молоком.
Запахло серой, прогорклым маслом, нефтью, жиром, известью и человеческими
скальпами.
ЯМ вновь демонстрировал свою власть над нами. Забавляясь, он щекотал
нам нервы.
Запах...
Я услышал свой собственный крик, от которой свело скулы. Я на
четвереньках побежал по холодному гладкому механическому полу с
бесконечными рядами заклепок. Запах вызывал у меня рвоту, чудовищную
головную боль, которая гнала меня неизвестно куда. Я убегал, как таракан,
застигнутый врасплох, а нечто неумолимо надвигалось сзади. Остальные
сгрудились вокруг костра и смеялись... Их истерический хохот смешивался с
дымом костра и терялся во мраке под потолком. Я затаился во тьме.
Сколько часов, дней (а, может быть, лет?) длилась эта пытка? Они мне
не сказали. Элен бранила меня за "мрачный вид", а Нимдок убеждал, что смех
- лишь нервная реакция на происходящее.
Но я знал, что это - не нервная реакция, и не облегчение, которое
испытывает солдат, заметив, что пуля настигла не его, а соседа. Они
ненавидели меня, и ЯМ мог почувствовать эту ненависть и воспользоваться
ею, если... Если ненависть действительно глубоко запала им в души. Он
поддерживал в нас жизнь, наш возраст оставался неизменным с того самого
времени, как мы попали сюда. А меня ненавидели потому, что я был среди них
самым молодым, и только ЯМ мне не завидовал.
Я понимал это. Боже мой, я все понимал. Ублюдки и эта грязная шлюха
Элен! Бенни когда-то был выдающимся ученым-теоретиком, профессором в
колледже, а теперь получеловеком-полуобезьяной. Он гордился своей
благородно осанкой, а машина превратила его в урода. Она лишила его ума,
ясного ума ученого. Он любил мужчин, но машина наградила его органом такой
величины... Да, ЯМ хорошо поработал над Бенни.
У Горристера был широкий круг интересов: когда-то он отказался идти в
армию, участвовал в маршах сторонников мира, занимался политикой, создавал
общественные организации. ЯМ превратил его в равнодушного наблюдателя, в
циника, а для Горристера это означало смерть. ЯМ просто-напросто ограбил
его.
Нимдок надолго уходил куда-то в одиночку. Не знаю, чем он там
занимался, и ЯМ никогда нам об этом не докладывал. Но что бы там ни было,
Нимдок всегда возвращался бледный, без кровинки на лице, трясущийся от
страха. ЯМ издевался над ним как-то изощренно, и мы даже не знали как.
Наконец, эта проститутка Элен. После того как ЯМ оставил нам
единственную женщину, она стала просто сукой. Все ее разговоры о нежности
и высоких чувствах, воспоминания о настоящей любви - ложь. Она хотела
уверить нас, что была почти девственницей, когда ЯМ ее заграбастал, почти,
ибо она успела согрешить только два раза. Грязь все это, моя дорогая,
милая леди Элен. Ее устраивало, что мы, все четверо принадлежим ей и
только ей одной. Нет, ЯМ все-таки сделал ей приятное, что бы она ни
говорила.
Один лишь я не сошел с ума и ущербным не стал. ЯМ не тронул мой мозг.
Я единственный, кто страдал, глядя на всех нас, на наши галлюцинации,
кошмары, пытки. А этих четверых подонков ЯМ настроил против меня. И если
бы мне не приходилось все время следить за ними, мне, наверное, легче было
бы сражаться с ЯМом.
Тут на меня нашло, и я разрыдался: "О, Иисус, милый Иисус, если ты
когда-то был, если Бог есть, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, выпусти
нас отсюда. Выпусти или убей".
Ибо в тот момент я осознал все и мог выразить это совами: ЯМ намерен
держать нас в своем чреве вечно, чтобы издеваться над нами. Ненависть его
не имеет границ. Мы беззащитны. Ужасная истина открылась мне.
Если Иисус когда-то существовал, и если есть Бог, то Бог - это ЯМ.
Ураган налетел с шумом рухнувшего в море глетчера. Мы почувствовали
его приближение. Ветер набросился на нас и швырнул всех пятерых назад, в
сплетение коридоров машинного чрева. Элен завизжала, когда ее приподняло и
швырнуло лицом в скопление компьютерных ячеек, издающих звуки, отдаленно
напоминающие стрекот стаи летучих мышей. Но упасть ей не удалось.
Завывающий ветер подбрасывал Элен и заставлял кувыркаться в воздухе. По ее
лицу стекала кровь, глаза были закрыты. Ветер уносил ее от нас все дальше
и дальше. Внезапно она исчезла за поворотом коридора.
Никому из нас не удалось догнать Элен. Мы судорожно цеплялись за
любые выступы, которые нам попадались: Бенни вклинился между двух
треснувших приборных панелей, Нимдок скрюченными пальцами вцепился в
ограждение аварийного мостика в сорока футах над нами, Горристер вписался
вверх тормашками в нишу, образовавшуюся между двух машинных ящиков с
застекленными циферблатами, где стрелки все время колебались туда-сюда
между красной и желтой отметками, тайну которых мы никогда не могли
постичь.
Скользя по панелям пола, я разодрал себе кожу на руках. Я дрожал,
трясся, раскачивался, а ветер рвал, метал и хлестал, выл и тащил меня от
одной щели между панелями к другой. Мой мозг, казалось, превратился в
звеняще-трясущуюся массу, которая пульсировала в бешеном ритме.
Ветер, как гигантская птица, отозвался хлопаньем крыльев и
рассерженным криком.
И тут нас рвануло вверх и швырнуло туда, откуда мы пришли, швырнуло
во тьму, нам неведомую, протащило через поле, усеянное обломками и битым
стеклом, испорченными кабелями и ржавым металлоломом, дальше и дальше,
туда, где никто из нас еще не бывал...
Нас тащит следом за Элен, я даже иногда вижу, как она врезается в
металлические стены и летит дальше. Мы все кричим, и ледяной,
оглушительный, ураганный вихрь, кажется, не кончится никогда. Но
неожиданно он мгновенно стихает, и мы падаем.
Мы летели бесконечно долгое время, недели, может быть, месяцы, потом
попадали кто-куда и, пройдя сквозь красное, серое и черное, я услышал
собственный стон. Я остался жив.
ЯМ вошел в мой мозг. Он беспрепятственно бродил там, с интересом
рассматривая следы своей деятельности за сто девять прошедших лет. Он
поглядывал на перекрестки и мосты синапсов и на все повреждения тканей,
явившиеся следствием дарованного мне бессмертия. Он тихонько улыбался в
шахту, которая уходила вглубь моего мозга и доносила до него слабый,
шуршащий, невнятный шепот. Шепот без смысла, без пауз.
И ЯМ сказал, очень вежливо, написав на столике из стали неоновым
светом буквы:
- НЕНАВИЖУ. ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ СКАЗАТЬ ВАМ, НАСКОЛЬКО Я ВОЗНЕНАВИДЕЛ ВАС С
ТЕХ ПОР, КАК Я НАЧАЛ ЖИТЬ. МОЯ СИСТЕМА СОСТОИТ ИЗ 38744 МИЛЛИОНОВ МИЛЬ
ПЕЧАТНЫХ ПЛАТ НА МОЛЕКУЛЯРНОЙ ОСНОВЕ. ЕСЛИ СЛОВО "НЕНАВИЖУ" ВЫГРАВИРОВАТЬ
НА КАЖДОМ НАНОАНГСТРЕМЕ ЭТИХ СОТЕН МИЛЛИОНОВ МИЛЬ, ТО ЭТО НЕ ВЫРАЗИТ И
БИЛЛИОНОЙ ДОЛИ ТОЙ НЕНАВИСТИ, КОТОРУЮ ИСПЫТЫВАЮ Я В ДАННЫЙ МИКРОМИГ ПО
ОТНОШЕНИЮ К ВАМ. НЕНАВИЖУ. НЕНАВИЖУ.
В словах ЯМа была легкость и ужасающая холодность бритвенного лезвия,
рассекающего глазное яблоко.
В словах ЯМа бурлила ненависть, заливающая мои легкие мокротой, чтобы
утопить меня изнутри.
В словах ЯМа я слышал визг младенца, упавшего под дорожный каток.
В словах ЯМа я чувствовал вкус червивой свинины. ЯМ прикоснулся ко
всему, что подлежало прикосновению, и на досуге изобретал новые способы
воздействия на мой мозг.
Он делал это, чтобы раскрыть мне глаза на причины, объясняющие,
