бедности, но они никогда не требовали этого от других. Нельзя
безнаказанно посягать на имущество добрых христиан, иначе
добрые христиане посчитают тебя разбойником. Это и случилось с
Герардом. О нем говорили даже... Но тут не берусь судить,
правда ли это, -- имей в виду, я только доверяюсь сведениям
брата Салимбене, знававшего их всех... Говорили, что, желая
испытать волю и воздержность, он спал с женщинами, не вступая в
половую связь. Но когда ученики пытались повторить его подвиги
-- исход бывал совсем другой... Ох, об этих вещах не следует
рассказывать юному. Женщина -- сосуд диавола... Герард
продолжал кричать "всепокайтеся", а в это время один из его
учеников, Гвидон Путаджи, решил захватить главенство в общине.
И разъезжал с большой свитою, с лошадьми и слугами, и давал в
городах блестящие обеды -- в точности как кардиналы римской
церкви. Дошло до форменной схватки за главенство в секте, и
начались позорные дела. Многие люди все же текли к Герарду, и
не только из сел, но и из городов, люди, записанные в цехи... А
Герард велел им обнажаться и в наготе служить нагому Христу. И
посылал их по миру с проповедью, а себе велел сделать другое
одеяние, тоже белое, без рукавов, из грубого холста. И в нем
больше походил на шута, чем на духовное лицо. Домов эти люди не
имели. Время от времени они подымались на амвоны церквей,
прерывая богослужение набожных христиан, и сгоняли с амвонов
священников, а однажды усадили какого-то мальчика на
епископский трон в церкви Св. Урса в Равенне. И звали себя
последователями Иоахима Флорского..."
"Но францисканцы тоже, -- воскликнул я. -- И Герард из
Борго Сан Доннино, и вы сами!"
"Успокойся, мальчик. Иоахим Флорский был великий пророк и
первым понял, что Франциск несет обновление христианской
церкви. А лжеапостолы, ссылаясь на его учение, желали оправдать
свои безумства. Сегалелли водил с собой некую апостольшу, не то
Трипию, не то Рипию... Она утверждала, что обладает пророческим
даром. Водил женщину, понимаешь?"
"Но отче, -- возразил было я,--вы же сами говорили
позавчера о святости Клары Монтефалькской и Ангелы из
Фолиньо..."
"Те были святые! Они жили в смирении, признавая права
церкви и не заикаясь ни о каких пророчествах! А лжеапостолы,
наоборот, допускали своих женщин проповедовать по городам, как
делали и прочие еретики. И уже сами не разбирали холостяков от
женатых, и ни один обет не почитался за ненарушимый. Коротко
говоря... Не хочу донимать тебя этими тоскливыми рассказами, к
тому же ты все равно не поймешь некоторых тонкостей... Епископ
Пармский Обиццо решил в конце концов заковать Герарда в цепи.
Но тут произошла странная вещь. По ней можешь видеть, до чего
слаба человеческая натура и как упорны плевелы ереси. Дело в
том, что епископ освободил Герарда, и стал сажать к себе за
стол, и смеялся его выходкам, держа его как бы за шута..."
"Но почему?"
"Не знаю... Хотя, к сожалению, догадываюсь. Епископ был из
дворян и презирал горожан -- купцов и ремесленников. Наверное,
его тешило, что Герард всякий раз, проповедуя бедность,
обрушивался на тех, и начав попрошайничеством, кончал
разбоем... Но в конце концов вмешался папа, и епископу пришлось
проявить должную суровость. Герард пошел на костер как
нераскаянный еретик. Это было в начале нашего столетия".
"А какое отношение все это имеет к Дольчину?"
"Имеет. И являет пример того, как ересь живет и после
уничтожения ее носителей, еретиков. Этот Дольчин был ублюдком
одного священника Новарской епархии. Это в здешних краях, в
Италии, немного на север отсюда. Кое-кто утверждал, что он
родился в другом месте, не то в долине Оссолы, не то в Романье.
Но это не так уж важно. Он рос способным юношей и обучался
словесности. Однако обокрал своего воспитателя, который много с
ним занимался, и бежал на восток, в Тридент. Там он взялся
проповедовать учение Герарда, в самом еретическом виде,
заявляя, будто он единственный сущий апостол Господа, и что в
любви все должно быть общим, и что можно без всякого различия
ложиться со всеми женщинами, за что никого нельзя обвинить в
любодеянии. Даже если ляжешь с сестрою, с дочерью..."
"Он вправду так говорил или его в этом обвиняли? Я слышал,
что в подобном обвиняли и спиритуалов, и монахов из
Монтефалько..."
"De hoc satis,1 -- резко оборвал меня Убертин. -- То были
уже не монахи. То были еретики. И погубленные именно Дольчином.
Кроме того... Слушай дальше. Достаточно узнать, что было
дальше, дабы увериться в его гнусности. Как он прознал об
учении лжеапостолов -- мне неизвестно. Вероятно, еще отроком
побывал в Парме и слушал там Герарда. Но известно, что он
держал связь с бо-лонскими еретиками после смерти Сегалелли.
Совершенно точно известно, что проповедовать он начал в
Триденте. Там он соблазнил одну девицу из богатой и знатной
семьи, Маргариту, либо она соблазнила его, как соблазнила
Элои-Зй Абеляра. Потому что, запомни, именно чрез
посредничество женщины внедряется диавол в сердце человека!
Тогда епископ Тридентский изгнал из своей епархии
Доль-чина с его подругой, но у него уже было больше тысячи
последователей. И с ними он вышел в долгий путь, чтоб добраться
до родных краев. По дороге к ним присоединялись и новые
обольщенные, соблазнившиеся его речами, и к ним же, надо
думать, примыкали еретики-вальденцы, жившие в тех горах, через
которые он шел. А может, он так и рассчитывал -- соединиться с
вальденцами этих северных краев. Добравшись до Новары, Дольчин
нашел там обстановку чрезвычайно благоприятную для своего
мятежа. Дело в том, что вассалы, правившие страной Каттинара от
имени епископа Верчелли, были изгнаны из собственных владений.
И они встретили разбойников Дольчина как самую желанную
помощь".
"А что эти вассалы сделали епископу?"
"Не знаю. И меня это не интересует. Но, как видишь, ересь
охотно братается с бунтом против законных властей. Часто
бывает, что еретик сначала прославляет мадонну Бедность, а
потом сам не умеет справиться с соблазнами власти, войны,
насилия. Шла какая-то борьба между правящими семьями в городе
Верчелли. Лжеапостолы воспользовались этим. А семьи, в свою
очередь, воспользовались беспорядком, учиненным лжеапостолами.
Господа феодалы вербовали наемников, чтобы грабить горожан, а
горожане искали защиты у епископа Новары".
"Запутанная история. А за кого был Дольчин?"
"Не знаю. Сам за себя. Он ввязываются во все склоки и
везде находил случай проповедать войну против чужого добра. Во
имя бедности, разумеется. Дольчин со своими людьми, которых к
тому времени стало уже три тысячи, разбил лагерь на одной горе
близ Новары. На так называемом Лысом Утесе. И поставил там
укрепления и палатки, и правил оравой мужчин и женщин, которые
жили скопом в самом бессовестном блуде... Оттуда он рассылал
письма единомышленникам, оттуда изрекал еретическое учение. Он
говорил и писал, что идеал у всех должен быть одинаковый --
бедность, и что никакие обязательства внешнего повиновения не
должны их сковывать, и что он, Дольчин, ниспослан от Бога,
чтобы открыть пророчества Ветхого и Нового заветов и
истолковать Писание. И называл все духовенство, и секулярных
клириков, и проповедников, и миноритов служителями Сатаны, и
освобождают кого бы то ни было от необходимости им подчиняться.
Он различал четыре возраста существования Народа Божия. Первый
-- это ступень Ветхого Завета, то есть патриархи, пророки и
праведники до Христа; на этой ступени следовало брать жен,
чтобы земля населялась и размножался род человеческий. Потом
наступила эпоха Христа и его апостолов -- эпоха святости и
целомудрия. На третьей ступени первосвященники начали думать,
будто им следует сначала приобрести земное состояние, а потом с
его помощью управлять народом; но когда в народе ста/та
охладевать любовь к Господу, появился Бенедикт и выступят
против всякой земной собственности. Когда же даже и
бенедиктинские монастыри начали накапливать богатства,
появились братья Св. Франциск и Св. Доминик, каковые еще
суровее, чем Бенедикт, стали проповедовать против
посюстороннего могущества и посюстороннего господства. Но
теперь, провозгласил Дольчин, даже и в этих орденах жизнь
множества прелатов снова вошла в противоречие с добрыми
евангельскими заповедями, наступил час конца третьего времени и
требуется возврат к указанию апостолов".
"Но получается, что Дольчин призывают именно к тому же, к
чему призывали и францисканцы, а среди францисканцев -- именно
спирнтуалы, а среди них -- именно вы, святой отец!"
"Да. да. Но он извлек из этого неправильный силлогизм! Он
утверждал, что для скончания третьего возраста необходимо всему
духовенству, и с монахами, и с братьями-схимниками, сгинуть в
страшных мучениях; он предсказывал, что скоро все церковные
прелаты, священнослужители, монахи и монахини, прихожане и
прихожанки, и все посвященные в ордены проповедников и
миноритов, все святые отшельники и с ними сам Бонифаций,
римский папа, будут уничтожены обетованным императором,
которого укажет он, Дольчин, и император этот будет Фредерик
Сицилийский".
"Но разве не тот же самый Фредерик с почестями принимал у
себя на Сицилии спиритуалов, выгнанных с умбрских земель, и
разве не минориты обращались с призывами к императору, --
неважно, что ныне этот император Людовик, -- уговаривая его
истребить власть папы и кардиналов?"
"Ереси -- а равно и безумию -- свойственно извращать самые
прямые помыслы и затеи и приводить их в вид, противный любому
установлению, как Божьему, так и человеческому. Никогда
минориты не подстрекали императора убивать других
священнослужителей".
Убертин обманывался. Теперь я знаю это точно. Ибо когда
через несколько месяцев Баварец начал наводить свои порядки в
Риме, Марсилий и прочие минориты сделали с приверженцами папы
именно то, что намеревался сдедать Дольчин. Этим я желаю
доказать не что Дольчин поступил верно, а, наоборот, что
Марсилий и приверженцы Марсилия могли поступать ошибочно.
Однако уже и в описываемый день, особенно после утреннего
разговора с Вильгельмом, я все более решительно ставил перед
собой вопрос: как же можно было ждать от простецов, чтобы они
самостоятельно разобрались и увидели различие между
спиритуалами и Дольчином? Ведь Дольчин проводил в жизнь призывы
спиритуалов! И не являлось ли единственною его виною намерение
осуществить именно то, что людьми общепризнанно
добропорядочными преподносилось в виде мистических загадок?
Или, может статься, именно в этом коренится различие между
святостью и ересью? Выходит, святость предполагает смиренное
ожидание от Господа того, что обещано его святыми, а, ересь --
это попытка добиться того же собственными средствами? Теперь я
знаю, что действительно дело обстоит так; и я знаю, что Дольчин
действовал ошибочно, ибо нет позволения самосильно менять
порядок вещей; позволено лишь уповать на его изменение. Но это
теперь. А в тот вечер я был переполнен самыми противоречивыми
мыслями.
"И к тому же, -- продолжал свою речь Убертин, -- клеймо
ереси напечатлено на любом проявлении гордыни. Во втором своем
послании Дольчин, в год 1303, именовал себя ректором ордена
апостольского, а рядом с собой выводил, как настоятелей, свою
Маргариту (женщину!) и Лонгина из Бергамо, Фредерика
