Он встал, прошелся до ворот, похлопывая бока руками. Дрожь прошла,
но захотелось спать. В Раптевке - ни огонька. Может, кто и смотрит в
небо, а скорее - спят. Страда, люди на полях выкладываются.
В пруду сверкнул огонек - отразился выползший краешек луны. Тут же
подул ветер, разгоняя дрему.
Надо поменять скамейку - луна успела переместиться. Не проблема,
скамеек в парке дюжина, и все для него одного.
Не успело новое место согреться, как шаги, торопливые,
пришаркивающие, вплелись в начинающую оживать ночь. Скрипнули ворота
(пора смазать петли!), человек прошел к дому и забарабанил в
стеклянную дверь веранды.
Под этот стук Петров подошел к ночному гостю.
- Кто там?
Тот обернулся. Опять он, Петр Семенович.
- Это вы, доктор? Я насчет... насчет племянника... Посмотрите его,
пожалуйста, ему хуже...
- Только возьму саквояж.
Пять минут спустя они входили в село.
- Что стряслось?
- Поначалу ему полегчало, рука не болела, и пятно вроде замерло.
Он таблетки ваши выпил и спать лег. А ночью я проснулся, слышу -
стонет. Зашел к нему, рука вся серая, на шею ползет, щеку, грудь. Вот
я и прибежал.
Они подошли к двухэтажному дому, добротному, каменному.
- Минуту погодите, я собаку привяжу, - хозяин распахнул калитку. -
Джек, Джек! Где ты там! Что с тобой, псина?
Послышался лязг цепи, собака заскулила и - смолкла.
- Проходите, доктор.
Дорожка вела к дому, рядом с ней проволока, вдоль которой на цепи
с кольцом могла бегать собака. Сейчас она, большая овчарка нечистых
кровей, насколько можно было разобрать при свете ночи, жалась к
хозяину.
Хозяин нагнал у крыльца.
- Я не запирал, открыто, - и прошел вперед, везде включая свет -
на веранде, в коридоре, в комнатах.
- Где же больной?
- Наверх подняться надо.
Лестница, короткий коридорчик привели к небольшой комнатке, почти
пустой, одна раскладушка, укрытая одеялом, стул, одежда на спинке,
пепельница на полу с одиноким окурком да в подсыхающей лужице самогона
опрокинутая бутылка.
- Так где же?
- Был... - пенсионер немного растерялся. - Сейчас посмотрю, может,
отошел куда...
Скрип половиц, хлопанье дверей.
Петров спустился вниз. Здесь было что-то вроде холла - с пустой
каминной пастью у одной стены, диваном у другой, в центре столик и
пара кресел.
Из двери выглянул хозяин:
- Я на улице гляну.
Петров сел в кресло, полистал лежавший на столике журнал (им
оказался "Порядок"), зевнул. Спать хочется. Он слышал, как хозяин
зовет "Сергей, Сергей!", рычание собаки, но сон одолевал. Нужно
встать.
Наверное, он все-таки заснул, но звук отворяемой двери застал его
поднимающимся из кресла.
- Нет нигде. Куда он мог деться?
- Вы меня спрашиваете? - на часах - четыре. Ночь на исходе.
- Нет. Сам не пойму... Одежда ведь здесь.
- Рассветет, тогда и поискать можно будет.
- Да, да.. Наверное, он еще выпил и отсыпается где-нибудь... Вы
извините, нехорошо получилось... Я через пару часов пойду, поищу...
- Найдете - зовите, - Петров пошел к двери.
Через десять минут он лежал в постели.
Спать, спать, спать...
8
Пес безучастно смотрел на Петрова. Да, восточноевропейская
овчарка.
Он еще раз нажал кнопку звонка.
- А, доктор! Знаете, этот паршивец действительно напился. Напился
и решил прогуляться, за ночь отмахал до Князева и оттуда утром
позвонил, что уезжает домой.
- Без штанов?
- Ну, он в спортивном костюме был. Уезжает, и пусть себе. Меньше
хлопот.
- А болезнь? Он же болеет.
- Говорит, лучше стало, спасибо. Если что, в городе обратится.
- Откуда он?
- Сергей? Из Москвы, в метрострое работает. Им много сейчас
работы...
Запах цветов - как в парикмахерской. Слишком резкий, душно
становится. Овощи, если и растут, то за домом. Зато яблони постарались
по всем дворам. Яблочный год.
- С фруктами что делаете?
- Что с ними делать, в землю зарываем. Удобрение под цветы.
Петров оглядел дом.
- Нравится? Все сбережения на него потратил, и пота не жалели - я
и жена. Всю жизнь по военным городкам, знаете... Думали, уйду в
отставку, заживем, детей приглашать будем. Теперь один пользуюсь.
- Дети далеко?
- Дочь в Москве замужем, сын на флоте, Тихоокеанском. Дочь пишет,
продавай дом да приезжай. Как продашь? Кого сюда заманишь? Вот и
развожу цветы. Хотите?
- У меня сейчас усадьба целая.
- Какие места загубили. Знать бы раньше...
Петров прошел метров сорок, оглянулся. Прислонясь к ограде,
отставник смотрел ему вслед - или просто смотрел куда-то, видя свое,
счастливую осень жизни с женой и детьми в собственном доме.
На берегу пруда привычно стоял рыбак. Ловись рыбка, большая и
маленькая, с плавниками и лапками. Петров подошел.
- Клюет?
- Маленько.
- С ножками попадается?
- Бывает. И с ножками, и тремя глазами. Мы таких кошкам...
- А остальную себе?
- Что же еще жрать? Зараженная она, рыба? Так мы все тут
зараженные, и животина, и люди. В пруду, правда, я да Кузьмич ловим,
остальные на речку ходят, на речке уродной рыбы и нет почти. Мы-то
старые, тяжело, четыре версты, да и чего нам бояться. Одно помирать,
лишь бы скорее, по людски, пока сами нечистью не обернулись.
- Как это - нечистью?
- Просто, к слову. Болеют многие. Сын у меня - тоже... Он в
соседнем селе живет.
- Чем?
- Говорят - белокровие... - старик равнодушно смотрел на поплавок.
Петров поднялся на дорогу.
Сын ведь. Но, может, со скуки сочиняет?
После обеда в сон потянуло неудержно - прошедшая ночь давала
знать.
9
Стук громкий, настойчивый. На часах - половина шестого. Тяжело
просыпаться к вечеру.
Он вышел на веранду.
На пороге стоял милиционер.
- Петров Виктор Платонович?
- Да.
- Лейтенант Фроликов. По делу к вам.
- Болеете?
- Нет. Мы тело обнаружили, труп. Осмотреть надо. Все равно в
районе судмедэксперта нет...
- Сейчас, приведу себя в порядок.
Побриться? Почему бы и нет?
- Куда теперь?
- Недалече.
У ворот ждал "козлик", шофер повел машину к погосту.
- Час назад нам позвонили, отсюда, из Раптевки. Старушка на тело
наткнулась.
У церкви машина затормозила. Два милиционера стояли у стены.
- Нам сюда.
Несколько шагов, и Петров увидел мужчину, лежащего вниз лицом.
- Можно трогать?
- Да, мы сфотографировали...
Он коснулся шеи лежавшего. Пульса, конечно, нет. Но еще теплый.
Медленно повернул труп на спину. Камень, наполовину вросший в
землю, проломил череп, изуродовал лицо.
Работа наша такая...
Через десять минут он докладывал лейтенанту:
- Смерть наступила три-четыре часа назад, наиболее вероятно - в
четырнадцать тридцать, плюс-минус четверть часа. Причина - падение с
высоты.
Все посмотрели на церковь.
- Да, вероятно. Метров двенадцать будет. При падении он ударился
головой о тупой предмет - вот этот камень. Еще перелом ноги, на
вскрытии, вероятно, определятся повреждения внутренних органов, но
главное - перелом черепа, травма, несовместимая с жизнью.
- Вам придется все записать.
- Знаю.
- Старушка, что нашла его, близко не подходила. Мы мимо пруда
ехали, рыбаков видели, надо их расспросить, - подошедший капитан
распоряжался уверенно и деловито.
- Покойный - Бакин Петр Семенович, - Петров посмотрел на стену.
Полторы секунды падения. О чем он успел подумать? А в душе, непонятно
отчего - облегчение. Будто другого ждалось, не страшного, а - жуткого.
- Вы его знали?
- Шапочно. Его родственник обращался ко мне. Вчера.
- Несчастный случай, несомненно. Погляжу, откуда он упал, -
капитан прошел в церковь.
- Доктор, вы к себе? - лейтенант распахнул дверцу машины. -
Поедем, садитесь. Я с рыбаков показания сниму и к вам зайду.
Рыбаки, да. Показания... Писать ли про серое пятнышко на руке
Бакина?
Обязательно.
Писанина, отчет об осмотре тела, времени заняла немного. Петров
открыл банку сгущенки, положил две ложки в стакан дистиллированной
воды. Теплое, сладкое питье - как этот августовский вечер.
Хлопнула дверца "козлика", через минуту лейтенант сидел напротив
Петрова.
- Держите, - он отдал милиционеру листки. - Где будете вскрывать?
- В Плавске, наш район за ними закреплен. Я как раз о грузовике
договорился. Труповозки у нас нет... - он кашлянул. - Мне и с вас
показания снять нужно.
- Снимайте.
Еще через полчаса он писал по диктовку: "со слов моих записано
верно, добавлений и исправлений не имею".
- Вот и все, - лейтенант сложил бумаги в планшет. - Рыбаки
говорят, он в четверть второго шел на кладбище. В церкви нашли его
следы, на лестнице, что вдоль стены изнутри. Других следов нет, а на
верху молоток геологический лежит. Поковыряться хотел, еще что,
неважно. Дело ясное - несчастный случай. Жаль, вы паспорт у племянника
не спросили, - он укоризненно посмотрел на Петрова.
- Жаль.
- Да ладно, обойдется. До свидания...
Не самый хороший день. Голова, вдобавок, разболелась. Он выглянул
- мимо, по дороге, проехал грузовичок. За телом? Таблеточку
пентальгина принять...
Он пошарил в укладке-аптеке.
Наверное, к перемене погоды. Петров подошел к барометру, старому,
большому анероиду. Так и есть, на двадцать миллиметров ниже. К дождю.
В комнате потемнело. Рановато что-то. За окном потемнело, сумерки
сгущались с каждой минутой. Порыв ветра поднял листья с земли,
закружил, разметал. Наверное, гроза сильная идет.
Придется вторую таблетку брать, ломит в висках.
Он поморщился от горького вкуса, запил. Пора свет включать, а
всего-то девятый час. На стук ногтем по барометру стрелка опустилась
еще на деление.
Петров вышел на веранду. Деревья качались, ветер рвал листья
горстями. Сумерки.
Таблетки подействовали, начало клонить ко сну. Отоспаться - и
ладно.
Лампочка мигнула и погасла. Отключили электричество. Или обрыв на
линии, вон ветер какой.
Петров запер дверь, разделся, лег на кровать. Приемник послушать?
Но не было сил даже протянуть руку.
10
Оглушительный грохот и - вспышка. Свет пробился сквозь закрытые
веки.
Петров ошеломленно вертел головой. Молния, наверное, совсем рядом
стукнула. Вокруг тьма, окна не видать. Он нажал кнопочку подсветки
табло. На часах - одни нули, лишь секунды отсчитывают время наново.
Полночь?
Где-то в тумбочке свеча и спички. Слушая ровный, спокойный шум
дождя, он нашарил их, зажег. Как там барометр? Стрелка уползла туда,
где и цифр-то никаких нет. Циклон. Надо досыпать ночь. Скучно, правда.
Он включил приемник, сквозь треск разрядов поймал радио Люксембурга.
Диск-жокей объявил перерыв, запикало. Час пятнадцать - по
среднеевропейскому. У нас - три пятнадцать. Врут часики. Молния
попутала? Нужно поставить верно.
Музыка, темнота и дождь баюкали, он лежал в полусне, порой по
радио начинали обсуждать буру в деревне Раптевка, на чистом русском
языке, языке Малого, и Петров понимал, что это - сон, и отмечал во
сне, что дождь стих, молнии прекратились. Голове становилось легче и
легче, боль уходила, и, когда она ушла совсем, он решил уснуть
глубоко.
11
В сером свете комната, казалось, обложена ватой.
Он подождал объявление времени, сверил часы. Идут. В ногах
слабость, но легкая. Живем.
На улице стало прохладнее, маленькие лужи на дорожках, большие на
