Когда очередь бросать пришла к Бернардито, он отложил кости в
сторону и вгляделся через низенькое оконце в ночной мрак. За
уступами береговых скал бушевало море, и пенные гребни возникали
в свете луны, как вспышки белых зарниц на воде.
"Синьоры! - обратился он к играющим. - Прошу тишины! Мы
вступаем в суровое братство по оружию. Перед нами еще долгие
часы ожидания, потому что баркас Христофоро вряд ли вышел в
такую бурю с Минорки [Минорка - остров в Балеарском архипелаге
(Средиземное море)]. Прекратим игру и скрепим наш союз. Мы еще
мало знаем друг друга, между тем наше братство должно быть
вечным. За отступничество - смерть! Есть еще время для
слабодушных уйти отсюда с миром, пока не сказано последнее
слово".
Игроки бросили кости. Бернардито был по годам самым младшим
из них, но голова его успела поседеть от пережитого, и какая-то
внутренняя сила подчиняла ему всех этих людей, столь не похожих
один на другого.
Бернардито развернул свое печальное знамя, уколол себе руку
кинжалом и кровью написал на чистом пергаменте слова клятвы.
Затем он подозвал Маттео Вельмонтеса. Коротко рассказав о своей
беспокойной жизни контрабандиста и моряка, Маттео, с общего
согласия, тоже закрепил кровью на пергаменте принадлежность к
новому братству. За ним это сделали Антонио Карильо, Алонзо де
Лас Падос, и, наконец, очередь расписаться дошла до отца Симона.
"Объясни братьям, кто ты и чье золото попало в наши руки", -
приказал Бернардито.
"Друзья, - сказал монах, - священный сан запрещает мне
клясться в чем-либо, кроме как в верности истинной церкви.
Выслушайте мою историю и считайте меня и без кровавой подписи
своим братом до конца моих дней. В этом я целую крест перед
вами!"
Старик рассказал, что когда-то в молодости, он любил девушку
и обвенчался с нею против воли отца, человека гордого и
жестокого. Отец лишил его наследства и изгнал из дому. Однажды,
мчась верхом на коне по узкой горной дороге, неподалеку от
родных мест, он наскочил на встречного всадника и вышиб его из
седла. В ночной темноте пострадавший выхватил шпагу, и молодой
человек, спешившись, вступил в драку и убил незнакомца. Принесли
факелы, и он узнал в убитом родного отца. Потрясенный своим
поступком, он принял монашество код именем отца Симона. Двадцать
лет провел он в посте и молитве, замаливая свой грех, усердно
читая священные книги и сочинения отцов церкви. Как-то раз,
вступив с неким ученым служителем святейшей инквизиции в
богословский спор, он зашел так далеко, что схватил попавший под
руку том сочинений блаженного Августина и одним ударом увесистой
книги вышиб дух у своего оппонента. В великом смятении отец
Симон бежал в леса. Во сне он увидел, что святой Петр уговорил
господа отпустить грешнику его старую вину: видать, и привратник
рая не больно жаловал отцов-инквизиторов!
Очень скоро отец Симон оказался у лесного костра разбойников
из шайки старого Гонзаго, наводившей ужас на путешественников в
горах Италии, Франции и Испании. Пристав к этой шайке, отец
Симон делил с бандитами их буйную жизнь, отпуская заранее грехи
и сам наверстывая упущенное за двадцать лет поста и воздержания.
Длилось это, пока королевские мушкетеры Людовика XV не
разгромили шайку во французских Пиренеях.
После долгих скитаний несколько уцелевших разбойников
добрались с награбленным золотом до Каталонии с намерением сесть
в Барселоне на корабль и отплыть в Геную. Ночь застала их на
горной дороге, и они заночевали в укромной пещере среди скал.
Отец Симон, приложившийся накануне к бутылке с особенным
усердием, почувствовал ночью тошноту, выбрался из пещеры и целую
ночь пролежал у ручейка, странно разбитый и преследуемый
зловещими сновидениями. Когда рассвело, он вернулся в пещеру и
застал страшную картину: его товарищи лежали мертвыми. Только
один Пабло Вильяс, валявшийся у самого входа, подавал еще слабые
признаки жизни.
"Пабло Вильяс? - переспросил Бернардито. - Не тот ли это
Вильяс, что содержит винный погребок в моем городе?"
"Тот самый, - подтвердил отец Симон, - и он не содержал бы
сейчас этого заведения, если бы я за ноги не вытащил его из
пещеры и не отпоил молоком у пастухов. Эти пастухи объяснили,
что в пещере живет сам дьявол и душит людей, забредающих к нему
в гости".
Очнувшийся Пабло в священном ужасе от всего, что ему
привиделось ночью в пещере, решил махнуть рукой на золото,
которое еще оставалось в сумках мертвых товарищей, и начать
честную жизнь винодела. Отец Симон, сохранивший при себе мешочек
дукатов, был случайно опознан на улице одним из купцов,
ограбленных шайкой Гонзаго, и поспешил покинуть эти края.
Прожив пять лет в Италии, отец Симон исчерпал свой золотой
запас и задумал проверить, не уцелело ли в каталонской пещере
сокровище Гонзаго. Добравшись до этого опасного места, он нашел
в пещере два скелета в сапогах, сгнившие сумы с золотом и ржавое
оружие. В пещере стоял тяжелый запах какого-то газа.
Монах сходил в городок, принес с собою глиняный горшок и
кирку, а затем, обмотав лицо мокрой тряпкой, обследовал пещеру.
Он заметил, что ядовитый газ поступает сквозь щель в углу. Монах
плотно забил глиной эту щель, а рядом выкопал яму. Завернув
половину червонцев в черную тряпку, он всунул этот сверток в
горшок, нарисовал на нем известью череп и опустил в дыру.
Покончив с этим, отец Симон бросил взгляд на кости своих бывших
товарищей, вздохнул и решил по-христиански предать эти бренные
останки земле. Коснувшись ребер старого Гонзаго, он нащупал под
остатками одежды шкатулку, окованную серебром. В ней оказалось
двадцать девять сияющих алмазов, один крупнее другого. Но монах
все сильнее чувствовал признаки отравления: слишком долго он
пробыл в пещере. Почти теряя сознание, он поспешно бросил
шкатулку в тайник, закидал яму щебнем и завалил сверху тяжелым,
камнем. Оставив кости разбойников, отец Симон еле выполз на
свежий воздух с мешком червонцев. Этого золота оказалось
достаточно для пяти лет развеселой жизни во Франции и Италии, а
в июле 1742 года монах снова пустился в путь, чтобы пополнить
текущий запас. Остальное было уже известно слушателям из
рассказа Бернардито; все золото и драгоценности новые друзья
сложили вместе и вверили охране сурового мстителя - предводителя
братства...
Следующей ночью на баркасе старого Христофоро Вельмонтеса
пятеро братьев-мстителей отплыли к турецким берегам, держа курс
на Стамбул.
Неделей раньше туда же вышел из барселонской гавани тяжело
нагруженный товарами корабль "Голиаф". На борту его находился
сам владелец судна, купец Прентос, виновник гибели всей семьи
молодого Алонзо. Старый Прентос взял с собою в это плавание и
своего сына Хуанито, труса и негодяя, оклеветавшего дона Рамона
и Бернардито.
Трудно пришлось братьям-разбойникам на утлом баркасе во время
августовских штормов на Средиземном море! Старый Христофоро,
Маттео и Бернардито были опытными моряками, но оба других члена
братства только учились управлять парусами и держать курс по
звездам и солнцу, так как компаса у них не было. Шесть раз
штормы задерживали их в пути. Но, к счастью друзей, они еще
застали судно презренного Прентоса в бухте Золотого Рога.
Товары, привезенные купцом из Испании, были уже проданы, и
"Голиаф" принимал на борт обратный груз. Здесь были восточные
благовония и пряности, сафьян и слоновая кость, дамасские
клинки, парча и шелк, турецкий табак и бочонки розового масла.
Богатой выручки ждал купец от продажи этих товаров испанским
грандам и монастырям, и потому стража на корабле ни днем, ни
ночью не спускала глаз с надежно запертых трюмов и никого не
подпускала даже близко к судну.
И вот перед самым отплытием явился к месту стоянки судна
важный иностранец со своей супругой. Они прибыли в богатых
носилках британского посланника в Стамбуле и попросили Прентоса
спуститься на набережную. Высокий господин в мундире
английского офицера объяснил купцу на плохом испанском языке,
что он - британский полковник в отпуске, совершающий свое
свадебное путешествие. Супруга полковника - полячка, не
понимавшая по-испански - молча стояла рядом с мужем, переводя
взгляд голубых очей с корабля на его владельца. Эта чета знатных
иностранцев уже возвращается в Англию, но на обратном пути
намерена посетить Мадрид. Поэтому от имени британского
посланника полковник просил принять его на корабль вместе со
слугою и французским епископом, другом и попутчиком полковника.
Полковник был уже с проседью, лишился на фландрских полях в 1714
году левого глаза и носил черную повязку, пересекавшую ему лицо.
Во время беседы сын купца, Хуанито, тоже появился на берегу.
Прелестная белокурая полячка сделала умоляющее лицо и так
кокетливо улыбнулась ему, что тот стал просить отца уважить
просьбу важных путешественников. Полковник извлек из кармана
кошелек с золотом, и размеры кошелька быстрее остальных доводов
пресекли колебания осторожного купца. Золото перешло в карманы
Прентоса, а Хуанито сам вызвался проводить новых пассажиров
"Голиафа" до британского посольства, чтобы помочь им перебраться
на борт. Все трое уселись на подушки закрытых носилок и на
плечах атлетических носильщиков отправились в загородную виллу.
Купец предупредил, что судно уже выходит на рейд, поэтому
пассажирам предстояло попасть на него с помощью шлюпки.
По грязным улицам Стамбула носилки прибыли наконец к небольшой
вилле. В доме был пустынно, и прислуга состояла не из англичан,
а из турок. Самого британского посланника не оказалось дома, но
в уютном покое был сервирован завтрак с изобилием превосходных
вин.
За завтраком полковник и французский епископ поинтересовались,
надежно ли вооружен "Голиаф" и достаточны ли запасы пороха.
Получив от Хуанито самые успокоительные заверения, полковник
приказал слугам немедленно собрать небольшой багаж. Через час
все общество снова уселось на подушки носилок. Хуанито оказался
между полковником и его молодой женой, а епископ в лиловой
шелковой рясе поместился против них. Подвыпивший сын купца
рискнул нащупать в полумраке носилок ручку прелестной панны и, к
своей неописуемой радости, почувствовал легкое ответное пожатие;
при каждом толчке носилок ручка какетливой панны все сильнее
сжимала его пальцы.
Раскуривая трубку, полковник неожиданно заметил этот
непозволительный флирт. Громовым голосом он потребовал
немедленного удовлетворения, высунулся из носилок, отдал
какое-то приказание носильщикам и угрюмо замолчал, поглядывая на
Прентоса своим единственным глазом и грозно поигрывая рукоятью
очень длинной шпаги.
Когда они прибыли на набережную, начинало вечереть, но в порту
было еще много всякого люда. Далеко на рейде виднелся "Голиаф",
а у самого причала стоял баркас со старым шкипером в испанском
берете и бородатым матросом, у которого на левой руке было всего
два неповрежденных пальца.
Полковник крепко взял под локоть купеческого сынка, а под
другую руку, к немалому изумлению Хуанито, его пребольно
ухватили нежные пальцы панны. Так он был мгновенно доставлен к
баркасу. Затем полковник еще раз соскочил на берег, и Хуанито
услышал, как он с помощью странной языковой смеси советовал
турецким носильщикам поскорее замазать британский посольский
герб на дверце носилок. Последняя его фраза привела Хуанито в
трепет, ибо, вручая старшему носильщику кучку золотых монет,
полковник сказал ему: "Прощай, старик, и не поминай лихом
Одноглазого Дьявола Бернардито!"
Ужасная догадка мелькнула в уме у Хуанито, но баркас уже пенил
волны Золотого Рога и часа через два пристал к голому,
пустынному острову.
"Выходи!" - приказал Бернардито предателю и сам следом за
ним ступил на каменистую почву.
Было уже темно, ни одного огонька не мелькало в этом безлюдном
месте. Только далеко вдали небо и море чуть окрашивались
отблеском огней турецкой столицы.
"Взгляни мне в лицо, Хуанито Прентос, - сказал Бернардито. -
Узнаешь ли ты меня?"
Как ни вглядывался предатель в суровое лицо, он не мог узнать
