Вас". Я, взбодрившись, ответил: "Я не могу уйти в отпуск. Пока
я занимаю эту должность, я буду руководить министерством. Я не
болен!"
Последовала продолжительная пауза. Гитлер сел, я без
приглашения сделал то же самое. Уже не так натянуто Гитлер
продолжал: "Если Вы, Шпеер, убеждены, что война не проиграна,
можете продолжать исполнять свои обязанности". Из моих памят-
ных записок и, уж конечно, из отчета Бормана, ему был известен
мой взгляд на положение дел и то, какие выводы я из этого сде-
лал. Очевидно, он хотел, вырвав у меня это заветное слово, на
все времена лишить меня возможности раскрывать другим глаза на
истинное положение вещей. "Вы знаете, что я не могу быть в
этом убежденным. Война проиграна", - ответил я честно, но не
упрямо. Гитлер перешел к воспоминаниям, рассказал о тяжелых
положениях, в которые он попадал в своей жизни, положения,
когда, казалось, все было потеряно, но он все же выходил из
них благодаря упорству, энергии и фанатизму. Бесконечно долго,
как мне казалось, он предавался воспоминаниям о годах борьбы,в
качестве примеров он приводил зиму 1941/42 г.г., грозящую ка-
тастрофу на транспорте, даже мои успехи в области вооружений.
Я все это уже много раз слышал от него, знал эти монологи поч-
ти наизусть и, если бы он прервался, мог бы продолжить их поч-
ти слово в слово. Он почти не изменил голос, но, может быть,
именно в ненавязчивом и все же завораживающем тоне и состояло
его усмиряющее воздействие. Мною владело то же самое чувство,
что и несколько лет тому назад в кафе, когда я не мог уйти от
его гипнотического взгляда.
Поскольку я не произнес ни слова, а лишь в упор смотрел
на него, он неожиданно снизил свои требования: "Если бы Вы по-
верили, что войну еще можно выиграть, если бы Вы, по крайней
мере, поверили, тогда все было бы хорошо". Гитлер уже заметно
перешел на почти просительный тон, и на мгновение я подумал,
что он в своей слабости еще больше способен подчинять других
своей воле, чем когда он принимал напыщенный вид.
При других обстоятельствах я, наверное, тоже бы смягчился
и уступил. Однако на этот раз мысль о его разрушительных пла-
нах оградила меня от его дара убеждать людей. Взволнованно и
от того несколько повысив голос, я ответил ему: "Я не могу,
при всем желании не могу. И, наконец, я не хочу уподобиться
тем свиньям из Вашего окружения, которые говорят Вам, что ве-
рят в победу, не веря в нее".
Гитлер не отреагировал. Какое-то время он неподвижно
смотрел перед собой, а потом снова заговорил о том, что ему
довелось пережить в "годы его борьбы" и вновь, как часто слу-
чалось в эти недели, вспомнил неожиданное спасение Фридриха
Великого. "Нужно, - добавил он, - верить, что все изменится к
лучшему. Надеетесь ли Вы еще на успешное продолжение войны или
Ваша вера подорвана?" Гитлер еще раз снизил свое требование до
формального, обязывающего меня заявления: "Если бы Вы, по
крайней мере, могли поверить, что мы не проиграли! Вы же долж-
ны в это поверить!.. Тогда я уже был бы удовлетворен". Я не
дал ему ответа 8 < >.
Наступила долгая мучительная пауза. Наконец, Гитлер рыв-
ком поднялся и заявил неожиданно опять недружелюбно и с преж-
ней резкостью: "У Вас 24 часа времени! Можете обдумать Ваш от-
вет! Завтра Вы скажете мне, надеетесь ли Вы, что войну еще
можно выиграть". Он отпустил меня, не подав мне руки.
Как бы для иллюстрации того, что должно было произойти в
Германии по воле Гитлера, я получил непосредственно после этой
беседы телеграмму начальника транспортной службы, датированную
29 марта 1945 г.: "Цель состоит в создании "транспортной пус-
тыни" в оставляемых нами областях... Недостаток материалов для
проведения подрывных работ делает необходимым проявление изоб-
ретательности для использования всех возможностей с целью про-
извести разрушения трудноустранимого характера". Сюда относи-
лись, специально перечисленные в директиве, любые мосты, же-
лезнодорожные пути, централизационные посты, все технические
сооружения на сортировочных станциях, депо, а также шлюзы и
судоподъемники на всех наших маршрутах. Одновременно должны
быть полностью уничтожены все локомотивы, пассажирские и то-
варные вагоны, все торговые суда и баржи. Затопив их, предпо-
лагалось создать мощные запруды на реках и каналах. Следовало
использовать любые боеприпасы, прибегать к поджогу или подвер-
гать важные детали механическому разрушению. Только специалист
может определить, какая беда обрушилась бы на Германию, если
бы был осуществлен этот тщательно разработанный приказ. Эта
директива также показывала, с какой педантичностью претворяли
в жизнь каждый общий приказ Гитлера.
Оказавшись в своем маленьком временном жилище во флигеле
министерства, я довольно устало повалился на постель, мысли
мои были в беспорядке и я думал о том, как мне ответить на
24-часовой ультиматум Гитлера. Наконец, я поднялся и принялся
формулировать письмо. Вначале я шарахался от попытки убедить
Гитлера, пойти ему навстречу к неотвратимой реальности. Но за-
тем я продолжал со всей резкой прямотой: "Ознакомившись с Ва-
шим приказом о тотальных разрушениях (от 19 марта 1945 г.) и
вскоре после этого с жестким приказом об эвакуации, я усмотрел
в этом первые шаги к реализации этих намерений". В этом месте
я дал ответ на его заданный в ультимативной форме вопрос: "Но
я не могу более верить в успех нашего благого дела, если мы в
эти решающие месяцы одновременно станем методично разрушать
основы жизни нашего народа. Это такая большая несправедливость
по отношению к нашему народу, что судьба больше не сможет быть
благосклонной к нам... Поэтому я прошу Вас не совершать этот
шаг, когда дело идет о самом народе. Если Вы сможете решиться
на это в какой бы то ни было форме, мне вновь удалось бы об-
рести веру и мужество для того, чтобы продолжать работать с
максимальной энергией. От нас уже не зависит, - отвечал я Гит-
леру на его ультиматум, - какой будет наша судьба. Только про-
видение способно еще изменить наше будущее к лучшему. Наш
вклад в это может состоять только в твердой позиции и непоко-
лебимой вере в вечное будущее нашего народа".
Я завершил свое письмо не принятой в таких личных посла-
ниях фразой: "Хайль, мой фюрер". Мои последние слова были ад-
ресованы тому, кто оставался теперь уже единственной нашей
надждой: "Боже, храни Германию" 9 < >.
Перечитав это письмо, я решил, что оно написано слабо. Может
быть, Гитлер усмотрел в нем мятежный дух, который вынудил бы
его принять ко мне меры. Потому что когда я попросил одну из
его секретарш перепечатать это получившееся неразборчивым
предназначенное ему лично и поэтому написанное от руки письмо
на специальной пишущей машинке с крупным шрифтом, она вскоре
позвонила мне: "Фюрер запретил мне принимать у Вас письма. Он
хочет видеть Вас здесь и услышать Ваш ответ от Вас лично".
Вскоре мне было приказано немедленно явиться к Гитлеру.
Около полуночи я поехал по совершенно разрушенной Вль-
гельмштрассе с находившейся в нескольких сотнях метров Рейх-
сканцелярии, не зная, что мне делать - или что сказать. 24 ча-
са прошли, а ответа просто не было. Я решил, что буду отвечать
по обстоятельствам. Гитлер стоял передо мной, неуверенный в
себе, почти робкий, и коротко спросил: "Ну?" Я на мгновение
смешался, но затем, словно для того, чтобы что-нибудь сказать,
не раздумывая и не вкладывая в это какого-либо смысла, изрек:
"Мой фюрер, я безоговорочно с Вами".
Гитлер ничего не ответил, но мой ответ растрогал его. По-
медлив немного, он протянул мне руку, чего не сделал, приветс-
твуя меня, его глаза, как это теперь случалось часто, наполни-
лись слезами: "Тогда все хорошо", - сказал он. Было ясно вид-
но, какое облегчение он почувствовал. Я тоже на мгновение был
потрясен его неожиданно теплой реакцией. Мы вновь испытали
что-то вроде прежнего чувства, связавшего нас. "Если я безого-
ворочно с Вами, - тут же заговорил я, чтобы воспользоваться
ситуацией, - тогда Вы должны поручить осуществление Вашего
приказа мне, а не гауляйтерам". Он поручил мне составить бума-
гу, которую он собирался немедленно подписать, но, когда мы
начали ее обсуждать, он продолжал настаивать на разрушении
промышленных объектов и мостов. Так я распрощался с ним. Уже
был час ночи.
В соседнем помещении в Рейхсканцелярии я сформулировал
"Директиву по осуществлению" приказа Гитлера о тотальных раз-
рушениях от 19 марта 1945 г. Чтобы избежать дискуссий, я сна-
чала даже не предпринял попытки отменить его. Я задержался
только на двух моментах: "Осуществление приказа возлагается
исключительно на инстанции и органы, находящиеся в подчинении
рейхсминистра вооружений и военного производства. Инструкции
по осуществлению с моего согласия издает рейхсминистр вооруже-
ний и военной промышленности. Он имеет право давать специаль-
ные указания рейхскомиссарам по вопросам обороны". 10 < >. Та-
ким образом, я снова оказался в обойме. Далее я добился от
Гитлера формулировки, позволявшей, если речь шла о разрушении
промышленных объектов, "достичь той же цели путем их парализа-
ции". Я, по-видимому, успокоил его, включив оговорку, что, по
его указанию, буду отдавать приказ о полном разрушении наибо-
лее важных заводов. Такое указание ни разу не поступило.
Гитлер поставил подпись карандашом, почти без обсуждения,
сделав несколько поправок дрожащей рукой. О том, что он оста-
вался на высоте положения, свидетельствовала поправка в первой
фразе этой бумаги. Я сформулировал ее как можно более обще и
хотел только зафиксировать, что эти мероприятия по тотальному
разрушению преследуют исключительно цель "не допустить усиле-
ния боеспособности противника" вследствие использования им
мощностей наших объектов и предприятий. Устало сидя за столом
для карт в помещении, где проводились оперативные совещания,
он собственноручно ограничил это замечание промышленными объ-
ектами.
Я думаю, Гитлеру было ясно, что теперь часть его намере-
ний не будет осуществлена. В результате последовавшего за этим
разговора мне удалось сойтись с ним на том,что "выжженная зем-
ля не имеет смысла для такого небольшого района, как Германия.
Она может достигать своей цели лишь на больших пространствах,
например, в России". Достигнутые по этому поводу соглашения я
зафиксировал в протоколе.
Как и в большинстве случаев, Гитлер двурушничал: в тот же
самый вечер он приказал главнокомандующим "довести до фантас-
тической активности борьбу с оживившимся противником. При этом
в данный момент интересы населения не могут играть никакой ро-
ли". 11 < >
Уже через час я собрал всех имевшихся в моем распоряжении
связных-мотоциклистов, автомобили, вестовых, задействовал ти-
пографию и телетайп, чтобы использовать свою вновь обретенную
власть для того, чтобы остановить уже начавшиеся разрушения.
Уже в четыре часа утра я рассылал свои инструкции по осущест-
влению приказа, даже не получив визу Гитлера, как это было ус-
ловлено. Без стеснения я вернул законную силу всем своим ди-
рективам о сохранности промышленных объектов, электростанций,
газовых заводов и насосных станций, а также предприятий пище-
вой промышленности, которые Гитлер объявил недействительными
19 марта. Для тотальных разрушений в промышленности я предус-
матривал специальные постановления, так и не последовавшие. Не
получив от Гитлера полномочий, я тем не менее в тот же день
распорядился, что, поскольку строительные отряды "Организации
Тодт" "подвергаются опасности окружения противником", необхо-
димо отправить от 10 до 12 эшелонов с продовольствием в райо-
ны, находящиеся в непосредственной близости от окруженной со
всех сторон Рурской области. С генералом Винтером из оператив-
