довольно многие.
- Не понимаю, как Джон Маннхейм следит за всеми направлениями
работ, - заметил Гаррод во время одной из нечастых передышек Зитрона. -
Здесь в исследовательском центре работают его люди?
- Нет. Служба полковника расположена в административном корпусе.
Вон там. - Зитрон указал на двухэтажное здание, окна которого в лучах
вечернего солнца отливали медью. Из центрального входа изливался поток
мужчин и женщин. Подобно панцырям жуков, поблескивали выезжающие со
стоянки машины.
- До которого часа вы работаете? Надеюсь, я вас не задерживаю?
Зитрон рассмеялся.
- Я обычно сижу до тех пор, пока жена не начинает рассылать
поисковые партии, но большинство подразделений заканчивают в пять
пятнадцать.
Гаррод взглянул на часы. Пять пятнадцать.
- Знаете, меня все больше интересует влияние четкого
администрирования на общую эффективность научных работ. Не возражаете,
если мы пройдем туда?
- Что ж, пожалуйста, - с некоторым удивлением ответил Зитрон и
пошел к выходу из лаборатории. Гаррод едва не побежал, увидев у подъезда
главного корпуса черноволосую девушку в костюме молочного цвета. Неужели
Джейн Уэйсон? Невольно он вырвался вперед.
- Постойте, мистер Гаррод! - неожиданно воскликнул Зитрон. - Что же
это я?!
- Простите?
- Чуть не забыл показать вам самое интересное. Зайдите на секунду
сюда. - Зитрон приглашающе открыл дверь в длинное сборное здание.
Гаррод кинул взгляд на административный корпус. Девушка была уже на
стоянке, над машинами виднелась только темная голова.
- Боюсь, что меня начинает поджимать...
- Вы это оцените, мистер Гаррод. Здесь мы используем самые
фундаментальные принципы.
Зитрон взял Гаррода под руку и ввел в здание, которое оказалось
скорее просто четырьмя стенами, накрытыми стеклянной крышей. Вместо пола
- трава и редкий кустарник; у противоположного конца виднелись
бутафорские булыжники. Здание было пустым, но Гарроду стало не по себе,
словно за ним наблюдали.
- Теперь смотрите, - сказал Зитрон. - Не спускайте с меня глаз.
Он поспешил прочь и исчез в кустарнике. В прогретом душном
помещении наступила тишина, только с улицы едва доносилось хлопанье
автомобильных дверей. Прошла минута. Зитрон не появлялся, в висках
Гаррода нетерпеливо запульсировала кровь. Он полуобернулся к выходу и
застыл, услышав поблизости в траве какой-то шорох. Неожиданно в
нескольких шагах от него буквально из воздуха возник Зитрон с
торжествующей улыбкой на лице.
- Это была демонстрация ТСП - технически скрытого приближения, -
объявил он. - Ну, что вы думаете?
- Великолепно. - Гаррод открыл входную дверь. - Очень эффектно.
- В экспериментах мы используем ретардитные панели с малым периодом
задержки - сейчас увидите, как я к вам подкрадываюсь.
Теперь по отдельным бликам отраженного света Гаррод угадывал
установленные в траве пластины из медленного стекла. Двойник Зитрона
неестественно тихо перебегал зигзагами, пока не исчез в ближайшей
панели.
- 23 -
- Разумеется, - продолжал подполковник, - в реальных условиях мы
намерены применять стекло с бОльшим замедлением, чтобы дать пехоте время
на установку ТСП-экрана. Сейчас мы стремимся определить оптимальный срок
задержки - сделай его слишком малым, и люди не успеют сосредоточиться,
чересчур большим - и у наблюдателя будет больше шансов заметить
несоответствия в освещенности и в углах падения теней. Предстоит решить
проблему выбора кривизны панелей с целью сведения на нет бликов...а
- Прошу прощения, - перебил Гаррод. - Я, кажется, увидел знакомого.
Он зашагал к стоянке у административного корпуса быстро и
решительно, чтобы отбить у Зитрона охоту следовать за ним. Девушка в
костюме молочного цвета смотрела в его сторону. Она была стройной,
черноволосой и - по мере того как расстояние сокращалось - на ее губах
стало заметно серебристое поблескивание. У Гаррода перехватило дыхание,
когда он убедился, что перед ним Джейн Уэйсон.
- Привет! - бросил он как можно более непринужденно и весело. - Вы
меня помните?
- Мистер Гаррод? - неуверенно произнесла девушка.
- Я приехал сюда по делу, и вдруг увидел вас... Послушайте, я был
очень дерзок, когда мы говорили вчера по видеофону, и просто хочу
извиниться. Обычно я не...
Речь внезапно отказала ему. Гаррод почувствовал себя уязвимым и
беспомощным, и тут увидел, как по ее щекам разлилась краска, и понял,
что ему удалось установить контакт, недостижимый никакими словами.а
- Все хорошо, - тихо произнесла она. - Право, не стоило...
- Стоило.
Он смотрел на нее с благодарностью, будто впитывая самый ее облик,
когда к тротуару подъехал светло-голубой "понтиак". Сидевший за рулем
невозмутимого вида лейтенант в очках с золотой оправой еще загодя
опустил боковое стекло.
- Быстрей, Джейн, - бросил он. - Мы опаздываем.
Распахнулась дверца, и Джейн в замешательстве села в машину. Ее
губы беззвучно шевельнулись. Когда "понтиак" рванул с места, она
смотрела на Гаррода, и тому показалось, что в глазах ее сожаление,
грусть. Или просто неловкость за внезапно прерванный разговор?
Бормоча проклятия, Гаррод зашагал к подполковнику Зитрону.
ОТСВЕТ ВТОРОЙ. БРЕМЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Харпур вглядывался в заливаемые водой стекла. Стоянки вблизи
полицейского управления не было, и здание казалось отделенным милями
покрытого лужами асфальта и сплошной завесой дождя. Темное небо набухло
и грузно провисало между окружавшими площадь домами.
Неожиданно почувствовав свои годы, Харпур долго смотрел на здание
полицейского управления и захлебывающиеся водосточные решетки, потом
вылез из машины и с трудом разогнулся. Не верилось, что в подвальном
помещении западного крыла сияет теплое солнце. Но он это знал точно,
потому что перед выходом из дому специально позвонил.
- Внизу сегодня отличная погода, господин судья, - сказал охранник
с уважительной непринужденностью, сложившейся за долгие годы. - На
улице, конечно, не очень приятно, но там здорово.
- Репортеры не появлялись?
- Да кое-кто... Вы приедете, господин судья?
- Пожалуй, - ответил Харпур. - Займи для меня местечко, Сэм.
- Обязательно, сэр!
- 24 -
Харпур зашагал быстро, как только мог себе позволить, засунув руки
в карманы и ощущая тыльной стороной кисти холодные струйки дождя. При
каждом движении пальцев подкладка прилипала к коже. Поднимаясь по
ступеням к главному входу, Харпур почувствовал предостерегающее
трепетанье в левой стороне груди - он слишком спешит, слишком нажимает.
Дежурный у входа молодцевато отдал честь.
Харпур кивнул.
- Прямо не верится, что сейчас июнь, правда, Бен?
- Да, сэр. Но внизу, я слышал, очень хорошо.
Харпур приветливо махнул рукой и шел уже по коридору, когда его
захлестнула боль. Жгучая, пронзительная боль. Словно кто-то тщательно
выбрал стерильную иглу, насадил ее на антисептическую рукоятку, раскалил
добела и с милосердной быстротой вонзил в бок. Он застыл на миг и
прислонился к кафельной стене, пытаясь скрыть слабость; на лбу выступила
испарина. "Я не могу сдаться сейчас, - подумал он, - когда осталось
всего несколько недель... Но если это конец?"
Харпур боролся с паникой, пока боль немного не отпустила. Он
облегченно вздохнул и снова пошел по коридору, сознавая, что враг
затаился и выжидает. К солнечному свету удалось выйти без нового
приступа.
Сэм Макнамара, охранник у внутренней двери, по обыкновению
расплылся было в улыбке, но, увидев напряженное лицо судьи, быстро
провел его в комнату. Между Харпуром и этим дюжим ирландцем,
единственным желанием которого было кружка за кружкой поглощать кофе,
установилась прочная симпатия, странным образом согревающая душу старого
судьи. Макнамара поставил у стены складной стул и придержал его, пока
Харпур садился.
- Спасибо, Сэм, - произнес судья, оглядывая собравшуюся толпу.
Никто не заметил его прихода; все смотрели в сторону солнечного света.
Запах влажной одежды репортеров казался совершенно неуместным в
пыльном подвале. В этом, самом старом, корпусе полицейского управления
еще пять лет назад хранились ненужные архивы. С тех пор все это время,
кроме дней, когда допускались представители печати, голые бетонные стены
вмещали лишь записывающую аппаратуру, двух смертельно скучающих
охранников и раму со стеклянной панелью.
Стекло имело особое свойство - свет через него шел много лет.
Такими стеклами люди пользовались, чтобы запечатлять для своих квартир
виды особой красоты.
По мнению Харпура, картина, которую он видел, как в окне, особой
красотой не блистала: довольно живописный залив где-то на Атлантическом
побережье, но вода была буквально забита лодками, а сбоку нелепо
громоздилась, крича яркими красками, станция техобслуживания. Тонкий
ценитель пейзажных окон, не раздумывая, разбил бы панель булыжником, но
владелец, Эмиль Беннет, привез ее в город - потому что именно этот вид
открывался из дома его детства. Панель, объяснял он, освобождала его от
необходимости совершать двухсотмильную поездку в случае приступа
ностальгии.
Стекло было толщиной в пять лет, то есть пять лет пришлось ему
простоять в доме родителей Беннета, прежде чем первый лучик света вышел
с обратной стороны панели. И естественно, спутся пять лет, уже в городе,
в стекле открывалась все та же панорама, хотя сама панель была
конфискована у Беннета полицией, выказавшей глубочайшее безразличие к
его отчему дому. Она безошибочно покажет все, что видела, - но только в
свое время.
- 25 -
Тяжело сгорбившемуся на стуле Харпуру казалось, что он сидит в
кино. Свет в помещении исходил от стеклянного прямоугольника, а
беспокойно ерзающие репортеры располагались рядами, будто зрители. Их
присутствие отвлекало Харпура, мешало с обычной легкостью погрузиться в
воспоминания.
Беспокойные воды залива бросали в комнату солнечные блики,
взад-вперед сновали прогулочные лодки, беззвучно въезжали на станцию
техобслуживания случайные автомобили. Через сад на переднем плане прошла
симпатичная девушка в коротком платьице по моде пятилетней давности, и
Харпур заметил, как некоторые журналисты сделали пометки в блокнотах.
Один из наиболее любопытных встал с места и обошел стекло, чтобы
заглянуть с другой стороны, но вернулся разочарованный. Харпур знал, что
сзади панель закрыта металлическим листом. Как определили власти,
выставление напоказ того, что происходило в доме, являлось бы вторжением
в личную жизнь старших Беннетов.
Бесконечно долго тянулись минуты, и разомлевшие от духоты репортеры
стали громко зевать. Откуда-то из первых рядов доносились монотонный
храп и тихое поругивание. Курить вблизи контрольной аппаратуры, от имени
штата жадно фиксировавшей изображение, было запрещено, и в коридор с
сигаретами потянулись группки из трех-четырех человек. Харпур услышал
сетования на долгое ожидание и улыбнулся - он ждал пять лет. А иногда
казалось, что даже больше.
Этого дня, седьмого июня, вместе с ним ждала вся страна. Но точно
время не мог назвать никто. Дело в том, что Эмиль Беннет так и не сумел
припомнить, когда именно в то жаркое воскресенье приехал он в дом
родителей за своим медленным стеклом. Следствию пришлось
довольствоваться весьма расплывчатым "около трех пополудни".
