- Скоро он будет не один. Согласны? Ну и шагайте.
Теллон обернулся и взглянул на Карла. Тот безуспешно силился
разорвать свои путы; его лоб блестел от пота, невидящие глаза отчаянно
вращались. Теллон заколебался. Он слишком хорошо знал, что чувствуешь
после долгого карабканья вверх по ущельям, когда что-то вдруг сбрасывает
тебя вниз, в твой личный черный ад безвиденья, беспомощности и
безнадежности.
- Одну минутку, - сказал он, вернулся и встал на колени рядом с
Карлом Жюстом.
- Послушайте меня, Жюст. Я взял электроглаз назад, потому что мне он
нужнее, чем вам. Вы меня слышите?
- Слышу... Но вы не можете...
Теллон повысил голос:
- Я оставляю вам другой, совершенно такой же электроглаз, который,
чтобы снова заработать, нуждается только в новом блоке питания. Я также
оставляю вам сейчас полное описание блока питания. Если вы не позволите
полицейским или этим, из ЭЛСБ, забрать его как вещественное
доказательство, скоро вы снова сможете видеть. С вашим кошельком проще
простого повернуть в свою сторону соответствующие законы.
Он сделал Хелен Жюст знак, и та побежала за бумагой и ручкой. Теллон
схватил их и, стоя на коленях на полу, начал писать. Пока он работал,
Хелен вытирала брату лоб и тихо разговаривала с ним печальным голосом:
прозвучи он отдельно от нее, Теллон едва ли признал бы, что это ее голос.
В этих отношениях сестры и брата было что-то глубокое и странное. Дописав,
он сунул бумажку в карман пижамы Жюста.
- Мы потеряли уйму времени, - сказала Хелен Жюст, поднявшись. - Я не
ждала такого...
- Такого идиотизма, вот как это называется. Не напоминайте мне.
Теперь пойдемте.
Машина двигалась плавно, тихо и быстро. Как уже заметил Теллон, это
Рыла дорогая импортная модель новейшей конструкции с гравитационным
двигателем, который вместо того, чтобы толкать машину, позволял ей падать
вперед. Космические корабли использовали подобные силовые установки на
начальных стадиях полета, но из-за больших размеров их редко использовали
где-то еще, даже на самолетах. Это значило, что автомобиль был
действительно очень дорогим. Хелен Жюст управляла им с явным мастерством:
она боком выехала из ворот, которые при въезде в поместье оставила
открытыми, а потом с рывком, глубоко вдавившим Теллона в кресло, лимузин
взлетел над шоссе.
Когда машина, описывая пологую кривую, заскользила над автострадой,
Теллон приподнял Сеймура, чтобы взглянуть в заднее окно. Сеймур был
немного близорук, и все-таки в южной части неба можно было различить некие
объекты, летящие с характерным для вертолетов подрагиванием.
- Включите радио, - сказал Теллон. - Я хочу послушать, какие
преступления я совершил на этот раз.
Полчаса они слушали музыку; потом программу прервала сводка новостей.
Теллон присвистнул:
- Быстро работают. Ну, давайте послушаем, насколько я пал с тех пор,
как меня в последний раз представляли публике.
Но когда диктор заговорил, Теллон застыдился своего эгоцентризма -
его имя упомянуто не было.
Официальные новости состояли в том, что Колдуэлл Дюбуа, от имени
Земли, и Гражданский Арбитр, от имени Эмм-Лютера, одновременно отозвали
своих дипломатических представителей после краха аккабских переговоров о
пропорциональном распределении новых территорий.
Оба мира находились на грани необъявленной войны.
15
Хелен Жюст: двадцать восемь лет, не замужем, красавица, получила в
Лютеранском университете диплом с отличием по специальности "общественные
науки", член семьи премьера планеты, занимает высокий пост на
государственной службе - и неудачница по всем статьям.
Ведя машину на север, она пыталась разобраться в хитросплетении
характера и обстоятельств, которое привело ее в теперешнее положение.
Конечно, большую роль сыграл старший брат, но сваливать на Карла все
значило бы упрощать дело. Он всегда был с ней, его огромная фигура маячила
перед ней как нечто путеводное, на что можно было держать курс в жизненном
плавании; но с годами этот утес развалился.
Эрозия началась, когда их родители и Питер, младший брат, утонули:
скоростной катер, на котором они плыли, попал в аварию близ Истхеда.
Катером управлял Карл, тогда студент последнего курса университета. После
этого он крепко запил. Это имело бы серьезные последствия в любом из
миров. А на Эмм-Лютере, где трезвость была частью самой
общественно-политической структуры, это означало почти самоубийство. Он
умудрился продержаться на плаву три года, устроившись на работу
математиком в бюро конструирования космических зондов; потом он поплатился
зрением за употребление контрабандного суррогата бренди.
Она помогла поселить брата в его личном поместье; это обошлось бы в
непомерную сумму, если бы не Арбитр, все уладивший ради Карла - отчасти из
родственной привязанности, отчасти желая сплавить его в какое-нибудь
надежное место подальше от публики. С тех пор Хелен наблюдала, как нервы
Карла все зримее приходят в негодность, как он рассыпается на все более
мелкие кусочки.
Сначала ей казалось, что она сумеет помочь, но, заглянув в себя, она
не нашла там ничего стоящего, что могла бы дать Карлу. Ничего, что можно
было предложить кому бы то ни было. Одно только ужасающее ощущение
неполноценности и одиночества. Она пыталась уговорить Карла временно
эмигрировать с ней на другую планету (тут не исключалась даже Земля), где
операции по возвращению зрения с помощью искусственных приспособлений не
запрещались законом. Но он боялся. Боялся пойти против воли Арбитра,
боялся столкнуться с разъедающими душу пульсационными переходами, боялся
вообще оставить уютное, темное, материнское лоно своего нового дома.
Когда заключенный Уинфилд рассказал ей о задуманном Теллоном
зрительном приборе, ей показалось, что это решение всех ее проблем. Теперь
же, оглянувшись в прошлое, она поняла, как заблуждалась. Напрасно она
надеялась сделать Карла счастливым таким способом и вознаградить себя за
ущербность в личных делах. Она нарушила все до единой статьи кодекса,
чтобы воплотить в жизнь идею зрительного прибора, злоупотребила даже
покровительством Арбитра - и все это только затем, чтобы увидеть, как
Карле помощью своих новых глаз выискивает другие разновидности тьмы...
После нелепого побега Уинфилда и Теллона тюремный совет провел
предварительное расследование; в результате она была отстранена от дел и
подвергнута домашнему аресту вплоть до окончания следствия. Повинуясь
порыву, она ускользнула от своих сторожей и поехала на север, чтобы
повидать Карла - возможно, в последний раз, и вот - до чего странная
неизбежность - там же оказался и Теллон.
Она покосилась на Теллона, сидящего рядом с ней на переднем сиденье
со спящей собакой на коленях. С того первого дня, когда она увидела его,
так неуверенно идущего с коробочкой сонарного "фонаря" на лбу, он
переменился. Его лицо сильно осунулось, было исхлестано новыми тревогами и
усталостью, но, странное дело, обрело и новый, сосредоточенный покой. Она
заметила, что этот покой был и в его руках, бережно касавшихся курчавой
спины пса.
- Скажите, - произнесла она, - вы действительно верите, что сможете
вернуться на Землю?
- Я теперь не загадываю наперед.
- Но вы страшно хотите вернуться. Какая она. Земля? Теллон слабо
улыбнулся:
- Там малыши катаются на красных трехколесных велосипедах...
Хелен уставилась на дорогу. Начинался дождь, и белые полоски дорожной
разметки исчезали под машиной, как трассирующие пули, вылетающие из щели
темнеющего впереди горизонта.
Немного позже она заметила, что Теллона начинает бить дрожь. А еще
спустя несколько минут на его лице выступила испарина.
- Я же вам сказала, чтобы вы сдались, - произнесла она как бы между
прочим.
- Вы нуждаетесь в уходе.
- Сколько времени займет путь до Нью-Виттенбурга, если мы не будем
останавливаться?
- Если при этом вы не потребуете от меня превышения скорости - часов
десять-одиннадцать.
- Это если ехать прямо на север? Вдоль полосы?
- Да.
Теллон покачал головой:
- Черкасский наверняка поджидает меня где-то на полосе, и у него
непременно есть описание этой машины. Лучше сверните на восток и
поднимитесь в горы.
- Но это отнимет гораздо больше времени, а у вас нет сил даже на
короткую дорогу до Нью-Виттенбурга! - Хелен рассеянно удивилась, с чего
это вдруг ее потянуло спорить, отстаивая интересы этого бледного
землянина. "Может быть, так оно и начинается?" - подумала она изумленно.
- Тогда тем более неважно, какой дорогой ехать, - сказал Теллон
нетерпеливо. - Поворачивайте на восток.
Хелен свернула на первую попавшуюся боковую дорогу. Машина без всяких
усилий проглотила несколько миль аккуратно распланированных и густо
заселенных жилых кварталов, ничем не выделяющихся среди прочих на
континенте. Пригороды без города. Снова Хелен задумалась над тем, какова
была бы ее жизнь, родись она на другой планете, в обычной семье. Если бы
не ее изолированность, характерная для тех, кто принадлежит к высшим
кругам общества, она, возможно, вышла бы замуж, родила бы ребенка...
кому-то... - эта мысль понеслась по своей орбите с неудержимостью
астрономического тела, - кому-то... вроде Теллона. Она испугалась этой
мысли. В другой жизни она могла бы путешествовать; он тоже путешествовал -
больше, чем любой из ее знакомых.
Она снова покосилась на Теллона:
- Очень страшно лететь на звездолете?
Он слегка вздрогнул, и она поняла, что его клонит в сон.
- Не особенно. За час до первого прыжка тебе делают уколы
хладнокрова, а перед тем, как корабль входит в ворота, дают порцию
кое-чего покрепче. И опомниться не успеешь, как уже приехал.
- Но вам когда-нибудь приходилось делать это без транквилизаторов и
обезболивающих?
- Я никогда не делал этого с транквилизаторами, - сказал Теллон
неожиданно жестко. - Знаете, каким великим изъяном обладает перемещение в
нуль-пространстве - в той форме, которую мы практикуем? Это единственная
разновидность путешествия из всех когда-либо изобретенных, которая ни на
дюйм не расширяет ваших духовных горизонтов. Люди гоняют свои тела по всей
Галактике, но внутренне они по-прежнему не высовываются за орбиту Марса.
Если бы их заставили попотеть в путешествии без уколов, ощутить, как
делаешься все тоньше и тоньше, и шкурой своей познать, что на деле
означает термин "пульсационный переход", - тогда, возможно, кое-что
изменилось бы.
- Что же, например?
- Например, то, что вы - лютеранка, а я - землянин.
- Как странно, - произнесла она весело, - шпион-идеалист. Но себе она
сделала немое признание: "Да, именно так это и начинается". Ей
понадобилось двадцать восемь лет, чтобы открыть, что она не сможет стать
полноценным человеком, опираясь только на себя. Печально было то, что это
произошло с таким, как Теллон, и потому немедленно должно быть пресечено.
Она увидела, что его глаза за массивной оправой электроглаза снова
закрылись, а Сеймур соскользнул в довольную дремоту - это значило, что
Теллон во тьме и засыпает.
Она начала разрабатывать план. Теллон ослаблен напряжением,
чрезмерным утомлением и последствиями ранения, но что-то в его длинном
задумчивом лице говорило, что все равно в одиночку ей с ним не справиться.
Если она и дальше сможет усыплять его подозрения и не давать ему заснуть
