до ночи, тогда, возможно, что-то удастся, когда он окончательно уснет. Она
стала искать тему для разговора, которая могла бы его заинтересовать, но
ничего не придумала. Машина въезжала в зеленые предгорья континентального
хребта, когда Теллон заговорил сам, силясь отогнать забытье.
- В лютеранской системе оплаты труда меня кое-что озадачивает, -
сказал он. - Каждому платят в часах и минутах. Даже с учетом коэффициентов
максимум, который может заработать, например, первоклассный хирург, - это
три часа в час, верно?
- Правильно, - Хелен повторяла знакомые слова. - В своей мудрости
первый Гражданский Арбитр убрал соблазны неограниченного материального
обогащения с пути нашего духовного прогресса.
- Оставим катехизис. Просто я хочу знать, как может кто-нибудь вроде
вашего брата или вообще вашей родни иметь доходы, абсолютно недоступные
всем прочим? К примеру, как вписывается в вашу систему наличие у Карла
такого поместья?
- Оно вписывается, как вы изволите выражаться, потому что Арбитр не
принимает никакой платы за свои труды на благо Эмм-Лютера. Его нужды
покрываются добровольными пожертвованиями его паствы. А все излишки,
превосходящие его нужды, распределяются по его усмотрению. Обычно они идут
на помощь страдающим или нуждающимся.
- Главный босс делится подношениями со своими друзьями и
родственниками, - сказал Теллон. - Жаль, что здесь нет Дока Уинфилда.
- Не понимаю.
- А кто вообще хоть что-то понимает? Какой отраслью математики
занимался ваш брат?
У Хелен уже готов был саркастический уклончивый ответ, каким можно
отбрить, скажем, наглеца-политика, сующего нос в сферы математики, но она
вспомнила, что Теллон создал зрительные приборы. И один из пунктов его
досье, как ей теперь припоминалось, гласил, что в начале своего жизненного
пути он был физиком-исследователем, но неизвестно почему превратился в
супербродягу и, наконец, в шпиона.
- Я была не в состоянии понять, чем занимался Карл, - сказала она. -
Это имело какое-то отношение к теории, что нуль-пространственная вселенная
намного меньше нашей; возможно, ее диаметр - всего несколько сотен ярдов.
Однажды он сказал мне, что сферы диаметром в две световые секунды, которые
мы называем воротами, соответствуют одиночным атомам
нуль-пространственного континуума.
- Я слышал об этой идее, - ответил Теллон. - Добился он чего-нибудь?
- Вы сами знаете, что вся информация по конструированию космических
зондов относится к первой категории секретности.
- Знаю. Но вы сказали, что все равно ничего не понимаете. Какую же
тайну вы можете выдать?
- Ну... насколько мне известно. Карл входил в группу, которая
вычислила ускорение и координаты прыжка для зонда, нашедшего
Эйч-Мюленбург. Если лететь нужным путем, по дороге встретится меньше
ворот. А это, по словам Карла, означает, что строительство кораблей
обойдется дешевле, хотя я не понимаю, за счет чего.
- Корабли для рейсов на Эйч-Мюленбург будут стоить дешевле, потому
что не придется предъявлять такие высокие требования к системе контроля
координат. Чем меньше прыжков, тем меньше вероятность, что по дороге
что-нибудь приключится. Но тот успех был единственным, верно? Они ведь не
смогли отловить больше ни одной планеты с помощью своей математики.
- По-моему, нет, - сказала Хелен, сосредоточенно глядя на дорогу,
серпантином поднимавшуюся в гору, - но Карл не верил, что тот первый успех
был только случайностью.
- Догадываюсь, что он чувствовал. Тяжело, наверно, отказываться от
такой замечательной теории просто потому, что она не вяжется с фактами. А
сейчас он продолжает над ней работать?
- Сейчас он слеп.
- Ну и что из того? - резко сказал Теллон. - Человек не должен
капитулировать только потому, что лишился зрения. Конечно, чтобы научить
меня этой истине, потребовался Лорин Черкасский, так что, возможно, я в
лучшем положении, чем ваш брат.
- Господин Черкасский, - нервно проговорила Хелен, -
высокопоставленный служащий лютеранского правительства и...
- Знаю. Будь на Эмм-Лютере мухи, он не обидел бы ни одной из них. У
правительства Земли свои недостатки, но когда нужно сделать грязную
работу, оно эту грязную работу делает. Оно не поручает ее кому-то еще,
делая вид, что ничего не происходит. Я вам кое-что расскажу. Знаете, что
на самом деле представляет собой господин Черкасский?
Хелен не прерывала Теллона, пока он рассказывал о своем аресте, о
мозгомойке, о том, как он напал на Черкасского и лишился глаз. В
заключение он указал, что знает наверняка - Черкасский расправится с ним
при первом удобном случае.
Хелен Жюст не мешала Теллону говорить, потому что это не давало ему
заснуть, а значит, потом он будет спать крепче. Но в какой-то момент она
поняла, что все это - правда. Впрочем, какая разница? Он по-прежнему
оставался врагом ее мира. А его арест, как это ни прискорбно, - пропуском
обратно, в ту прежнюю жизнь, где она занимала высокое положение.
Она сбавила скорость. Теллон все говорил и говорил, и она обнаружила,
что ей легко поддерживать беседу. К тому времени, когда с неба серой пылью
спустились сумерки, у них пошел настоящий разговор. Не обычный, пустой - а
настоящий. С Хелен никогда такого прежде не было. Она рискнула назвать его
Сэмом, постаравшись сделать это по возможности естественно, а он принял
перемену в их отношениях без комментариев. Теллон, казалось, стал меньше
ростом; от болезни он будто съежился и, похоже, окончательно выбился из
сил. Заметив, в каком он состоянии, Хелен сделала следующий ход:
- Сэм, там, впереди, есть мотель. Вам нужно выспаться.
- А пока я буду спать, чем займетесь вы?
- Давайте заключим перемирие. Я тоже долго не спала.
- Перемирие? С чего бы вдруг?
- Я же вам говорю - я устала. Кроме того, вы пошли на риск, чтобы
помочь Карлу; а после того, что вы мне рассказали о господине Черкасском,
я не хочу вас ему выдавать. - Все это было правдой, и она вдруг поняла:
как легко лгать, когда говоришь правду.
Теллон задумчиво кивнул. Глаза его были закрыты, на лбу блестел пот.
Мотель находился в предместье небольшого городка, выросшего на уступе
горной цепи. В центре, вдоль главной улицы, сияли в вечерних сумерках
витрины магазинов. Разноцветные неоновые трубки, словно яркие нити,
выделялись на фоне вздымающегося черного массива горных пиков. Даже в этот
ранний час городок был тих. Он как бы свернулся калачиком на дне
невидимого потока холодных ветров, стремящихся с нагорий к океану.
Хелен остановила машину у конторы мотеля и сняла домик на двоих.
Управляющий, мужчина средних лет с тяжелым взглядом и в расстегнутой
рубахе - таким, наверно, и представляют себе типичного управляющего
мотелем, - машинально взял у нее деньги. Когда Хелен стала объяснять ему,
что ее муж простудился, плохо себя чувствует и должен немедленно лечь в
постель, он, похоже, ее просто не слушал. Хелен взяла ключи, они проехали
вдоль ряда оплетенных виноградными лозами домиков и остановились у
коттеджа номер девять.
Когда она открыла перед Теллоном дверцу машины, он сжимал в правой
руке пистолет, но так дрожал, что Хелен едва не поддалась искушению
самолично разоружить его. Риск был невелик, однако даже в этом не было
никакой необходимости. Она помогла ему выйти из машины и почти втащила его
в коттедж. Он все время бормотал что-то невнятное - то извинялся, то
благодарил, - ни к кому конкретно не обращаясь. Она поняла, что Теллон
почти бредит. Комнаты были холодные и пахли снегом. Она опустила его на
постель, он благодарно свернулся калачиком, как ребенок, а она накрыла его
одеялами.
- Сэм, - прошептала она, - в двух кварталах отсюда есть аптека. Я
пойду раздобуду что-нибудь для вас. Я недолго.
- Да, хорошо... Раздобудьте что-нибудь...
Хелен выпрямилась, держа в руке пистолет. Она победила, и победа
досталась ей легко. Когда она выходила из спальни, он позвал ее.
- Хелен, - произнес он слабым голосом, впервые назвав ее по имени, -
скажи полицейским... Когда они придут меня брать, пусть захватят еще пару
одеял.
Она быстро закрыла за собой дверь, пробежала через маленькую гостиную
и выскочила на пронзительный ночной ветер. Да, он знает, куда она идет. Ну
и что? Ей-то какое дело? Но она все никак не могла отделаться от этого
бесконечного внутреннего диалога: я знаю; я знаю, что ты знаешь; я знаю,
что ты знаешь, что я знаю...
Все дело в том, решила она, что ей стыдно выдавать его после того,
что она узнала о Черкасском. И о самом Теллоне. Он настолько болен, что
едва ли сумеет ей помешать. Но ей было важно обмануть Теллона точно таким
же способом, как если бы он был здоров. Он распознал обман? Что ж,
придется хлебнуть чуть больше стыда. Она это стерпит.
Хелен открыла дверцу автомобиля и забралась внутрь. Сеймур, лежавший
на сиденье, приподнялся и ткнулся носом в ее руку. Оттолкнув собаку, она
потянулась к щитку радиотелефона, потом отдернула руку. Ее сердце
заколотилось так, что на висках зашевелились волосы. Она вылезла из
машины, вернулась в домик и закрыла дверь на замок.
Пока она, склонившись над постелью, снимала с него электроглаз,
Теллон беспокойно шевелился и стонал во сне.
Вот так, думала она, расстегивая свою форменную блузку, вот так оно и
начинается.
16
Весеннее утро, принаряженное в пастельную дымку, пришло в
Нью-Виттенбург, принеся на окаймленные деревьями улицы ощущение жизни,
украсив бетонную пустыню космопорта полосами яркого, чистого солнечного
света.
- Дальше не поедем, - сказал Теллон, когда машина выехала на холм и
он увидел перед собой раскинувшийся город. - Отсюда я могу дойти пешком.
- Мы действительно должны расстаться? - Хелен направила машину к
обочине дороги и позволила ей опуститься на землю. - Я уверена, что могла
бы тебе помочь.
- Так нужно, Хелен. Мы уже все обсудили. - Теллон говорил твердо,
чтобы скрыть свою печаль от разлуки с ней. Пять дней, которые они вместе
провели в мотеле, прошли как пять секунд. Однако по тому влиянию, что они
оказали на его жизнь, они стоили десятилетий. В любви к ней он обрел и
молодость, и - на новом уровне - зрелость. Но теперь капсула-горошина,
похороненная в его мозгу, стала даже важнее, чем та новая планета, которую
она олицетворяла. На карту были поставлены два мира - если дело дойдет до
войны, ни Земля, ни Эмм-Лютер в их нынешнем виде не выживут.
Ему понадобилось некоторое время, чтобы убедить Хелен, что в
Нью-Виттенбург им следует пробираться порознь. Хотя Теллон объяснял ей,
что одно дело - сбежать из Павильона, не подчинившись приказу, а другое -
быть схваченной вместе с ним, слова не произвели на нее никакого
впечатления. Наконец он сказал, что не сможет связаться со своими
агентами, находясь в обществе сотрудницы тюремной охраны.
- Ты позвонишь мне в отель, Сэм? Правда позвонишь?
- Конечно, - Теллон торопливо поцеловал ее и вылез из машины. Когда
он закрывал дверь, она схватила его за рукав:
- Ты позвонишь, Сэм? Ведь ты не улетишь без меня?
- Конечно, я не улечу без тебя, - солгал Теллон.
Зажав подмышкой Сеймура, он зашагал к городу. Мимо, как призрак,
пронеслась светло-голубая машина. Теллон хотел было бросить последний
взгляд на Хелен, но Сеймур повернул голову в другую сторону. Он решил, что
им нужно расстаться, потому что если ему предстоит снова встретиться с
