пеленках в округе того фабричного мастера, - но не знаю, не знаю, не могу
сказать), - Эмке уже вновь стала лишь сном, лишь легендой, которой,
наверное, никогда и не было; отдаленным отголоском чужой судьбы, в
реальность которой я почти перестал верить. Я не написал ей, не послал
книгу, которую хотел послать (философию, краткнй популярный очерк, курс
мышления от Сократа до Энгельса), и в Кошице не поехал.
И со временем, очень скоро, овладело мной равнодушие к той легенде, то
равнодушие, что позволяет нам жить в мире, где ежедневно умирают существа
нашей собственной крови, от туберкулеза и рака, в тюрьмах и
концентрационных лагерях, в далеких тропиках, в жестоких войнах
помешавшегося от крови мира, в безумии обманутой любви, под бременем
смешных, ничтожных страстей; то равнодушие, которое нам мать, спасение
наше, проклятие и гибель.
Так возникает случай, легенда, и никто о ней не расскажет. А ведь живет
где-то человек, дни его жарки и бесполезны, и человек стареет, всеми
оставленный, потом умирает. Остается лишь плита, имя. А может - ни плиты,
ни имени. Этот случай, эту легенду носит в голове еще несколько лет кто-то
другой, а потом тоже умирает. Остальные люди и не знают ничего, как
никогда, никогда, никогда ничего не знали. Имя исчезает. И случай, и
легенда исчезают. И от человека нет уже ни имени, ни воспоминаний, ни
пустоты. Ничего.
Но, может быть, где нибудь остается хотя бы оттиск, хотя бы след слезы,
той красоты, того очарования, того человека, того сна, той мечты, той
легенды, Эмке.
Не знаю, не знаю, не знаю.
Прага, весна 1958 г.
1. на данный случай (лат.)
2. Женственность божественна (нем.)