такие, которые в определённый период резко меняли вашу жизнь,
мироощущение, взгляды, позицию, а также способствовали тому, что
вы начали писать?
Владислав Крапивин. Сразу трудно ответить, потому что может случиться, что
назовёшь что-нибудь не то. Из музыки - Пятая симфония Чайковского
и Восьмая соната Бетховена. Из фильмов - старый, довоенный вариант
"Детей капитана Гранта" и экранизация рассказа Олдриджа "Последний
дюйм". Из книг... Среди множества любимых книг - всё-таки это
книги Паустовского, ибо они сделали в душе поворот, который
способствовал тому, что я начал писать. Это был могучий стимул,
катализатор - можно назвать как угодно. Решающий фактор.
Ю.Н. Второй вопрос: любите ли вы поэзию, каким поэтам отдаёте
предпочтение?
В.К. Поэзию я люблю, но думаю, что люблю дилетантски, то есть люблю,
но знаю плохо. Может быть, потому, что я просто плохо запоминаю
стихи. Прежде всего, я в младенческом возрасте прочитал и полюбил
Пушкина - не хрестоматийно, по-школьному, а от души и
самостоятельно. Среди любимых поэтов у меня Багрицкий и Гумилёв,
причём с Гумилёвым я познакомился несколько раньше, чем это
случилось у многих в нынешние годы, когда Гумилёва разрешили...
Ю.Н. С какими писателями вы лично знакомы, может быть, дружите?
В.К. Я не могу сказать, что я очень дружен со знаменитыми
писателями. Знаком я со многими, но сказать, что я с кем-то
дружен... У меня были очень хорошие отношения с Радием Петровичем
Погодиным, но, к сожалению, его уже нет. Я был достаточно близко
знаком с Анатолием Алексиным, но он, говорят, отправился сейчас
жить за кордон. То есть, я с ним был знаком не по-дружески, а
скорее как-то по-деловому. Встречался я со многими писателями: и с
Михалковым, и с Барто, и с Кассилем - с детскими, пожалуй, со
всеми. А мой дружеский круг крайне узок. В Свердловске нас было
трое: Пинаев, Бугров и я.И вот Бугрова нет... уже десять дней. И
вот остались мы с Евгением Ивановичем Пинаевым вдвоём. Он хороший
писатель, пока, по-моему, ещё мало читаемый и мало признанный, в
a(+c того, что наша издательская политика к писателям нынешним и
русским, если только это не громкие и не скандально известные
имена, относятся пренебрежительно. Так же и к нему. Но я думаю,
что со временем всё встанет на свои места.
Ю.Н. Кого из бардов вы можете выделить, если вообще интересуетесь
авторской песней?
В.К. Кого из бардов? А кого вы мне можете напомнить?
Игорь Глотов и Ю.Н. Городницкий, Клячкин, Визбор, Ланцберг, Окуджава...
В.К. Ну прежде всего, Городницкий - его "Паруса Крузенштерна" мне
очень нравятся...
И.Г. Он плавал на "Крузенштерне"...
В.К. Ну да, он плавал как научный сотрудник, по-моему. Я вообще
люблю песни бардов, они мне кажутся гораздо более
интеллектуальными, что ли, более высокими по своему
художественному уровню, чем нынешняя эта вся эстрада, где какие-то
молодцы волосатые скачут по-обезьяньи с гитарами по сцене и вопят
что-то неразборчивое. Я понимаю, что опять же эта оценка моя
дилетантская, меня могут заклеймить великие знатоки нынешних
групп. Но, видимо, мне не дано... К Визбору очень хорошо отношусь,
и очень жаль, конечно, что он рано умер. У Ланцберга я знаю, по-
моему, только одну песню, которая мне нравится: "Пора в дорогу,
старина..." Если он пишет и остальные песни так же, то, по-моему,
это хороший бард.
И.Г. и Ю.Н. (хором) Да.
В.К. Просто в памяти много песен, и я не знаю точно, кто у них
автор. Все эти коммунарские, туристские песни шестидесятых годов,
их же очень много... А объясняться в любви к Окуджаве - это, по-
моему, лишнее, здесь и так все ясно. Вот, кстати, он мне книжечку
прислал со своего юбилея.
Ю.Н. Как вы пришли к увлечению парусами, в каком возрасте?
В.К. К увлечению парусами я пришёл в шестилетнем возрасте,
прочитавши первые книги, где есть паруса: "Остров сокровищ",
"Путешествие Гулливера", "Робинзон Крузо"... К этому увлечению я
пришёл и через сосновые кораблики, которые мы с мальчишками
пускали по лужам в марте. Сейчас эта игра, к сожалению, ушла, а
тогда она была повальной совершенно, это был ритуал, своего рода
традиция, обязательная, у нас в Тюмени.
Максим Степанчук. Владислав Петрович, у нас пускают в Омске.
В.К. Да? Ну, слава Богу, тогда, я рад, что это сохранилось. У нас
вот я не вижу. Может быть, уже луж тех нет: от одного тротуара до
другого, через всю дорогу. Полуторка пройдёт - цунами, кораблики
по берегам. Ну и прекрасный материал был. Сейчас ведь мало печек,
мало поленниц. А тогда не было пенопласта, из сосновой коры делали
- она же лёгкая, как пенопласт.
Ю.Н. Где и когда вы учились ходить на яхтах?
В.К. На яхтах я учился ходить вместе с ребятами. Это же получилось
очень просто, сначала мы стали увлекаться морским делом чисто
теоретически, на суше - вязать морские узлы, изучать сигналы, всё
прочее. Потом мы поехали в Ригу, в 69-м году, там была морская
операция "Нептун Балтийского моря", туда съехались ребята из
Москвы, Севастополя, из Риги был отряд, ещё откуда-то и наш. И
после этого захотелось: сколько можно быть береговыми морскими
академиками? Нашли сперва корпус моторки, сделали из сосны мачту,
сделали из шторы прямой парус. А потом по чертежам построили
первую яхточку "Кадет". На заработанные деньги - тогда это было
можно - за 300 рублей купили разборную польскую яхту "Мева", и на
ней я стал учиться ходить, вместе с мальчишками. Вот и всё. Потом
уж сдавал на всякие права.
Ю.Н. Есть тут вопрос: какова ваша квалификация как яхтсмена?
В.К. Да я никогда этим особо специально не занимался. Что мне было
нужно - это водить яхту, чтобы ко мне не придирались, и мне
выписали права яхтенного рулевого 2-го класса, так с ними всю
жизнь и проходил. Я мог бы, конечно, сдавать и дальше, но
поскольку я не занимался соревнованиями,то о квалификации не
думал. Мне главное было заниматься с ребятами. Потом я ещё получил
права командира шлюпки, не старшины, а командира, а это уже
достаточно широкие права, и для дальних походов под парусами, и по
,.`o,,и везде. Мне этого хватало.
Ю.Н. И то же самое насчёт фехтования.
В.К. Ну, насчёт фехтования - это детское мушкетёрское увлечение.
Когда поступил в университет, оказалось, что там есть фехтовальная
секция. На первых двух курсах это было обязательно - вместо
физкультуры - поэтому я занимался регулярно, как-то занял второе
место на первенстве города по шпаге. Ну а дальше, когда
физкультура стала необязательной, стали затягивать всякие
журналистские, писательские дела, так и отошёл, но какие-то навыки
сохранились, и, когда стал заниматься с мальчишками, многое
помнил. Ну и стал преподавать. У меня был второй разряд по шпаге.
В ту пору в Свердловске это было очень даже немало. Сейчас дыхания
уже нет, и прочее... Ну а когда с ребятами занимался ещё, помоложе
был, я, конечно, себя поддерживал, чтобы с ними бои вести.
Ю.Н. Теперь о книжках вопросы пойдут. Кого из фантастов вы цените,
какие их произведения? Отношение к жанру фэнтези, к Толкину, к
толкинистам, к Ефремову?
В.К. Начну с конца. К Толкину и к толкинистам я отношусь с почтением
и пониманием, но Толкин, всё-таки, далеко не самый любимый мой
писатель. Мне в чём-то он кажется, может быть, слишком растянут,
может быть, старомоден, может быть, в плане сюжета он не очень
выстроен. Пусть не побьют меня камнями те, кто влюблён в Толкина,
я вполне разделяю их любовь и понимаю их. Всё-таки это целый мир,
это своя страна, куда можно уйти и где можно жить по-своему...
Естественно, я не оригинален в своей любви. Я люблю Стругацких,
причём, я помню, купил в Москве их первую книжку - "Страна
багровых туч", прочитал и потом так этой любви ни разу не изменял.
Это был сразу новый уровень нашей фантастики, человечной, по сути
дела. Там прежде всего человек. Самый любимый из зарубежных, это,
конечно, Брэдбери. К фэнтези я отношусь с величайшим почтением и
любовью. А в общем-то, у меня достаточно много любимых авторов,
которых я читаю с удовольствием. Но я никогда не ставил себе
задачу отгородиться за счёт фантастики от другой литературы,
понимая, что твёрдой грани между ними нет и быть не может. Чем не
фэнтези "Ночь перед Рождеством" у Гоголя? Или "Гробовщик" у
Пушкина? Или "Пиковая дама"? К Ефремову я отношусь очень хорошо,
но меньше всего я у него люблю "Туманность Андромеды". А больше
всего мне нравится то, что он писал до "Туманности Андромеды", его
рассказы, "Путешествие Баурджеда", "На краю Ойкумены". Мне
кажется, что в "Туманности Андромеды" он оказался слишком в рамках
социальной заданности, и его общество будущего уже тогда когда я
ещё молодым человеком прочитал, показалось мне
малопривлекательным. Что-то в нём было от... я не знаю, от
"казармы" - грубое слово, я не хочу обижать Ивана Антоновича, но
что-то от такого вот социализма, с его обязательным уставным
режимом... Это мне показалось немножко неприятным. Космические
сцены и эпизоды там очень хороши, а где он описывает быт на нашей
коммунистической планете - что-то мне туда не захотелось.
Ю.Н. Если бы вы задумали написать книгу, герои которой оказались бы
в прошлом, какой период истории вы бы выбрали? Какая эпоха в
истории России вам наиболее интересна?
В.К. Знаете, видимо, Петровская эпоха - становление русского флота.
Я далеко не славянофил, и поэтому Русь - и Киевская, и Русь времён
Ивана Грозного, и вообще всё это время длиннополых бояр - оно как-
то не очень привлекает меня, хотя я, конечно, понимаю величие Руси
и богатство её истории. А Пётр - хотя его за подлый характер
многие клянут, и, видимо, справедливо - его эпоха мне интересна
своей противоречивостью и тем, что наконец-то мы шагнули к морю, и
я для себя, как бы оказавшись на берегу вздохнул свободно, почуял
запах парусов: вот наконец-то и мы прорвались.
Ю.Н. Как вы относитесь к Штильмарку, Солженицыну, Булгакову?
В.К. К Солженицыну я отношусь индифферентно, сразу скажу. Я понимаю
значение Солженицына в истории русской литературы, в разоблачении
всех жутких репрессий, понимаю его могучую, колоссальную работу и
его заслуги перед Россией и перед литературой, и ни в малейшей
степени не хочу сказать ни одного худого слова в его адрес, но как
писатель, как литератор, он не вызывает у меня восторга, прямо
a* &%,. Хотя и резкого неприятия тоже не вызывает. Поэтому я
индифферентен. Штильмарк? Ну, я знаю у Штильмарка две вещи:
"Наследник из Калькутты" и "Повесть о Страннике Российском", так,
по-моему, называется? Штильмарк мне нравится и его "Наследник из
Калькутты"... Я помню, я был студентом, и мне надо было готовиться
к экзаменам, по-моему, за четвёртый курс, а я вместо этого целую
ночь читал запоем эту книгу, выменянную в магазине "Букинист" на
какую-то другую... И сейчас иногда перечитываю, хотя, конечно,
понимаю, что это, может быть, и не высокая классика в общепринятом
понимании, но, с другой стороны, и "Мушкетёры" тоже не высокая
классика, но это всё равно классика. И Штильмарк сделал очень
много в русской приключенческой литературе. Что касается Булгакова
- то это есть Булгаков, тут и говорить нечего, я когда прочитал,
для начала, "Мастера и Маргариту", я был ошарашен, влюблён,
поражён.
Ю.Н. Кто из художников, иллюстрировавших ваши книги, как вам