описываемой им "реальности". Однако, должен ли вдумчивый чита-
тель, а тем более критик, лишь констатировать этот самоповтор?
Нет, конечно. Следует идти от поверхностного плана вглубь, нас-
колько это возможно. Видеть различное в сходном - такова должна
быть исследовательская установка, которую я и попробовал в ка-
кой-то степени реализовать.
***
Игорь Глотов (г. Жуковский)
Барабанщикам "Голубятни на
желтой поляне" посвящается
Казематы, галереи, коридоры,
Лицеисты не желают больше гнуться.
Не сдержали ни запоры, ни заборы,
И назад они уж больше не вернуться.
Кто поменьше, уходили за ворота
От разрядников, насилия, цинизма.
А в лицей уже спешит за ротой рота,
Для порядка, что по принципам фашизма.
Наступали те, что детства их лишали,
Те, с которыми они непримиримы,
Они маленьких всерьез не принимали,
А мальчишки взяли в руки карабины...
Уходящих за ворота прикрывали,
Отступать же не могли и не хотели.
Им приклады сильно в плечи ударяли,
Только пули почему-то не летели...
Из стволов на землю выпадали пули,
Поднимая пыли серые фонтаны.
Карабины лицеистов обманули,
И тогда мальчишки взяли барабаны.
Барабаны, барабаны, барабаны...
Барабанщиков неровная цепочка.
Губы сжатые, а палочки упрямы,
В их упорстве непоставленная точка.
Барабанов почерневших гулкий рокот
Смял, отбросил глазированные лица.
Наступления умолк тяжелый грохот,
Отошли, но барабанщикам не скрыться.
Придавило их к стене, сжигая, пламя,
Что запущено жестокими врагами.
И с вершин они летят на камни прямо,
На мгновенье замерев между зубцами.
Их бичи, огонь и страх не покорили,
Но не залечить мальчишеские раны.
Вниз шагали, о пощаде не просили,
На зубцах свои оставив барабаны.
И летели, в жгучем пламени теряясь,
Сжавши воздух обожженными руками.
Над Планетой в синем ветре растворяясь,
Часть ушла из пекла боя ветерками...
Ветерками улетали с поля боя,
Уходили через пламя, не сдаваясь.
Им не чувствовать ни холода, ни зноя,
Но тоска в них не угаснет, разрастаясь.
А оставшиеся, что не улетели,
Обнимали землю тонкими руками.
От горячей крови камни почернели,
И не стать уже им больше ветерками...
Барабаны, барабаны, барабаны...
Ноябрь 1990 г.
* * *
Михаил Веретенников (г. Энгельс)
Рассказ без названия.
Когда я учился в первом классе, дома, в котором я сейчас
живу, еще не было. На его месте был большой котлован. А еще
раньше там был пустырь. Две мальчишечьи армии постоянно сража-
лись там, меряясь силами в футболе, рыцарских турнирах, снежных
побоищах...
Но летом того года на пустыре вырыли большую яму, а к осени
начали строить дом. Мальчишкам всегда все интересно, и мы - я и
мой друг Славка - были частыми гостями на строительстве. Насту-
пил октябрь. Половина котлована была уже застроена.
Под вечер мы подошли к пока еще пустой части котлована. За-
чем? Сейчас уже не помню, да это и не важно. А важно то, что
Славка вдруг поскользнулся и упал в яму. Я осторожно подошел к
краю, лег на землю, протянул в темноте руку и хотел уже позвать
друга, как за нее, за руку, уцепилось... "Мамочка!.." - только и
успел подумать я, как оказался на дне котлована. То, что уцепив-
шись за мою руку, стащило меня вниз, было похоже на человеческую
ладонь, покрытую щетинкой и до ужаса ледяной. Было темно, холод-
но и страшно. На секунду мне показалось, что мы играем в жмурки
(наша любимая дворовая игра), и мне добросовестно завязали гла-
за.
- Славка, - позвал я, когда пришел в себя.
- Мишка, это ты? - раздался рядом прерывающийся голос. - Ты
как тут оказался?
- Не знаю. За меня что-то уцепилось, и я упал.
- Слушай, а где мы?
- Не знаю. - Я огляделся. Вокруг нас стояла непроницаемая
темнота. Было ощущение, что нас посадили в железный ящик и плот-
но закрыли крышку. Сюда, на дно котлована, не проникал ни один
лучик света.
Я нашел Славкину руку и вцепился в нее. Мы прижались друг к
другу.
- Д-давай д-думать, - прошептал Славка. - А то д-дома бу-
дет...
Я сначала удивился - чего это Славка заикается, но тут же
сообразил: у меня же у самого язык со страху еле шевелится.
- Т-точно, б-будет. Надо как-то выбираться отсюда.
- А зачем выбираться? Оставайтесь, поиграем...
Мы застыли. Голос, сказавший это, был тоненький и каприз-
ный. Знаете, такой, как у непослушных принцесс из сказочных
фильмов. Неожиданно мы поняли, что уже не так темно и холодно.
Но самое интересное было то, что мы уже находились не в котлова-
не, а в большой комнате, с высоким потолком и без единого окна.
Свет шел из огромных шаров, которые плавали в воздухе по углам
комнаты.
Прямо перед нами сидело... существо. Несмотря на то, что мы
учились только в первом классе, внешний вид этого существа был
нам очень хорошо знаком. Маленький, черненький, с небольшими
рожками и копытцами на ногах. На руках были обыкновенные ладош-
ки, только покрытые мягкой щетинкой. На кончике хвоста - неболь-
шая кисточка (прямо, как у пуделя).
- Черт, - прошептали мы со Славкой одновременно.
Он глянул на нас, почему-то очень грустными глазами. Будто
хотел сказать: "И вы тоже..." Но тут же принял немного вызываю-
щий вид.
- А что, если черт, то и поиграть не хочется, то и скучно
не бывает? - тут он снова стал грустным и симпатичным. - Да вы
не бойтесь, я же еще маленький, я только в подготовительный
класс нашей школы хожу. - Он опять повеселел и озорно глянул на
нас.
- Давайте играть в жмурки! - он вскочил и вдруг замер.
Смешно сморщил маленький носик и почесал в затылке: - Вот только
трое нас, а мы все-таки в преисподней, и я, хоть и маленький, но
все же черт...
Он немножко подумал и стремительно выбежал из зала, крикнув
нам, чтобы мы никуда не выходили.
И вот странное дело... Я больше не испытывал страха, мне
было очень хорошо, спокойно, и просто интересно: а что дальше?
Славку, видимо, тоже мучил этот вопрос. А раз так, то мы решили
принять правила игры. Мы разделись и сложили куртки у стены.
Честно говоря, я был даже рад, что этот веселый, забавный бесе-
нок с пушистой шерсткой затащил нас сюда. Я понимал, что это
сказка, а я необыкновенно люблю сказки, и даже сейчас часто их
читаю и перечитываю. Кто-то внутри меня говорил мне, что все это
вздор, что этого просто не может быть, потому что чертей не су-
ществует (нас воспитывали атеистами), и что я просто сплю и все
это мне только снится. Я мысленно послал ко всем чертям этого
вечного спорщика и подумал: "Даже если это действительно сон,
пусть он подольше не кончается, этот удивительно хороший и доб-
рый сон..." Размышляя так, я и не заметил, как вернулся наш при-
ятель и привел с собой двух таких же чертенят, как и он сам. Мы
начали играть. Все закружилось... Чертенята оказались очень ве-
селыми и живыми. Скоро мы уже забыли обо всем, готовы были улы-
баться каждому слову, смеяться всему... Знаете, такая атмосфера
бывает, когда собираются друзья, веселые, радостные, после како-
го-нибудь хорошего дела, когда хочется шутить, когда каждая фра-
за вызывает взрыв смеха, когда время бежит незаметно и глаза
полны слез от неудержимого хохота, когда человек дурачится, ни-
кого не стесняясь и когда всем просто хорошо вместе. Но ничто не
вечно под луной... В самый разгар веселья я вдруг подумал о ма-
ме. "Какая же я бессовестная скотина! Я тут веселюсь, а она там,
наверно, уже не знает, что и думать!" Я оборвал смех и глянул на
Славку. Видимо, он тоже подумал о доме. Мы подошли к нашему но-
вому другу и сказали:
- Прости, но нам надо домой. Нас ждут родители. Он как-то
сразу притих. Два его товарища тоже. Тихо спросили:
- Вам уже точно пора?
- Да, - так же тихо ответил я.
Он подошел к нам и положил руки нам на плечи. Заглянул в
глаза. Я вздрогнул, увидев его глаза так близко. Я еще не встре-
чал таких глубоких и таких печальных глаз.
- Может быть, еще немного, может, останетесь...
Мне вдруг нестерпимо захотелось остаться. Но я хорошо пом-
нил, как год назад "Скорая помощь" увезла маму в больницу. Тогда
я узнал, что у мамы больное сердце...
- Нам действительно пора...
- Что ж... Вон за той дверью лесенка, Поднимитесь по ней и
окажетесь дома. Прощайте, больше мы уже не встретимся, - он
вздохнул.
Потом взял нас за руки и подвел к двери. Мы открыли ее.
- Не забывайте нас... Я последний раз оглянулся. Он был уже
один. Сидел на полу, чуть нахохлившийся, и, кажется, немного
обиженный. Он смотрел на нас с какой-то необъяснимой тоской. И
мне даже показалось, что кончиком хвоста он утер несколько сле-
зинок. Может быть, ему до боли хотелось с нами, наверх, но он не
мог покинуть свой привычный мир. Таким он мне и запомнился...
Мы поднялись по лестнице и вышли из подвала нашего дома.
Было еще не очень поздно. Горели окна, гасли последние лучи
тусклого осеннего солнца. Мы разошлись по домам. Внутри у нас
было тихо и грустно. С того вечера прошло десять лет. Я уже не
тот первоклассник, но во мне до сих пор живет ощущение Сказки. Я
живу в том самом доме, который построили на том котловане. И
очень часто по ночам я вижу тот вечер, как наяву вижу тот зал и
наших потусторонних друзей... И всегда после таких снов я просы-
паюсь счастливый и немного грустный. Я понимаю, что это приходит
Детство. Мое Детство. Еще недалекое, но уже неповторимое. И поэ-
тому есть грусть...
4 июля 1992, 5 января 1994
* * *
Татьяна Сороко (г.Брянск)
Я доверчивый глупый котенок,
Я люблю шоколад и цветы.
По утрам улыбаюсь спросонок,
Провожая ночные мечты.
Верю каждому доброму взгляду
И готова навстречу бежать.
Не суди меня, милый, не надо,
Мне иначе не жить, не дышать.
Да, я знаю - наивна не в меру,
Да, я знаю - на ком-то споткнусь.
Но оставь мне, Господь, эту веру -
Только с ней я по-детски смеюсь.
* * *
А мне нечаянно поверилось,
Что ждут меня мои моря
И что надежная уверенность,
Как прежде, дремлет в якорях.
И что бродячий ветер трепетный
Рвет паруса, зовет их в путь...
И ветер тот - мальчишка ветреный -
Мне ночью не дает уснуть.
Он все поет про бухты дальние,
Миндальным запахом дразня...
И волн далеких синь зеркальная
Всю ночь баюкает меня.
* * *
Почему все так странно?
Ты не знаешь случайно?
Вот опять мирозданья
Не разгадана тайна.
А в глубинах сознанья -
Отражение Божье...
Почему все так странно?
Ты не знаешь?.. Я тоже...
* * *
Леше
А в небе синем - чуть повыше крыш -
Свистящий холод из глубин пространства...
