Эрнестине с почтением. С тех пор, как другие осужденные решили, что
Эрнестина стала покровительницей Трейси, ее совершенно оставили в покое.
Трейси с ужасом ждала, что Эрнестина сделает новую попытку подъехать к
ней, но большая черная женщина держала ее на расстоянии от себя. Почему?
Трейси удивлялась.
Правило N 7 официальной десятистраничной брошюры, адресованной
новоприбывшим, гласило:
"Любая форма сексуальных отношений строго воспрещается. В камере не
может быть больше четырех осужденных. Не более одного заключенного может
находиться на койке одновременно."
Реальность же так сильно отличалась от того, что рекомендовали
заключенным, что брошюра воспринималась как шутка. Каждую неделю Трейси
наблюдала новую заключенную-рыбку, прибывшую в тюрьму, и все повторялось
снова. Во первых, заключенные, которые были раньше сексуально нормальны,
не имели шанса остаться нормальными. Они приходили робкие и забитые, а
кобел уже была тут как тут, поджидала. Драма проходила запланированно, по
стадиям. В ужасном и враждебном окружении кобел казалась дружелюбной и
симпатичной. Она приглашала свою жертву в комнату отдыха, где они смотрели
бы вдвоем телевизор, и, когда кобел гладила руку, новенькая позволяла, так
как боялась обидеть новоприобретенную подругу. Новенькая быстро замечала,
что другие заключенные оставляли ее в покое, а так как зависимость ее от
кобла росла, интимную близость представить было невозможно, потому что она
делала все, чтобы на ней лежала только ее подруга и больше никто. Те, кто
отказывался от сожительства добровольно, были изнасилованы. Девяносто
процентов поступающих в тюрьму женщин силой обращены в гомосексуализм -
добровольно или неохотно - в течение первых тридцати дней. Трейси
приходила в ужас.
- Почему начальство позволяет всему этому происходить? - спросила она
Эрнестину.
- Это система, - объяснила та, - и так в каждой тюрьме, малышка. Нет
такого способа, чтобы изолировать от мужчин 120 женщин и не позволить им
хоть как-то трахаться. Мы даже насилуем не из-за секса. Мы насилуем для
власти, чтобы показать, кто здесь хозяин. Новая рыбка, приплывающая сюда,
это мишень для каждой, которая хочет ее изнасиловать. Одна защита
существует для рыбки - это стать женой кобла. Этого еще никому не
удавалось избежать.
Да, это Трейси проверила на собственном опыте.
- Это только то, что касается осужденных, - продолжала Эрнестина, -
охрана еще хуже. Приходит свежее мясо, а она - как на иголках. Ее ломает,
ей надо порцию, ей плохо, она готова на все. И тут появляется
надзирательница, которая может дать героин рыбке, но взамен хочет немножко
любви и ласки, понятно? Так что рыбка добровольно укладывается под
надзирательницу. Мужская охрана еще хуже. У них ключи от всех камер. Они
могут прийти ночью и трахнуть свободную киску. Они могут сделать тебе
ребенка, но окажут благосклонность. Ты хочешь плитку шоколада или
увидеться с приятелем - пожалуйста, только подставь охраннику свою
задницу. Это называется бартер, и так происходит во всех тюрьмах страны.
- Это ужасно!
- Это выживание.
Свет освещал выбритую голову Эрнестины.
- Ты знаешь, почему они не разрешают здесь держать жевательную
резинку?
- Нет.
- Потому что девочки используют ее в качестве заклейки отверстия в
двери камеры, закрывая обзор охране. Ночью они выскальзывают и ходят друг
к другу. Мы следуем правилам, которым мы хотим следовать. Девушки, которые
понимают это, могут быть глупыми, но они глупы по-умному.
Любовные отношения внутри колонии процветали, а правила этикета между
любовниками соблюдались даже более строго, чем на воле. В этом
искусственном мирке роли жеребцов и жен создавались и разыгрывались.
Жеребцами называли женщин изображавших недостающих мужчин. Они даже меняли
свои имена. Эрнестина звалась Эрни, Тесси - Тэкс, Барбара стала Бобом,
Кэтрин - Келли. Жеребцы стригли коротко волосы или даже выбривали наголо -
и никаких хлопот. Жена, женщина, должна была стирать, гладить, штопать для
своего жеребца. Лола и Паулита прямо-таки состязались за внимание
Эрнестины, каждая пытаясь превзойти другую.
Ревность здесь была просто лютой и часто вела к насилию, и если жена
бросала взгляд на другого жеребца или разговаривала с кем-то в тюремном
дворе, то страсти разгорались. Любовные послания постоянно летали по
тюрьме, передаваемые мусорными крысами. Письма завертывались в маленькие
треугольники, известные как змейки, так что их легко прятали в
бюстгальтере или туфлях. Трейси видела, как женщины передавали друг другу
змейки во время обеда или по дороге домой.
Время от времени она замечала осужденных, любовно заигрывающих с
охранниками. Это была любовь, рожденная отчаянием, безысходностью,
покорностью. Заключенные зависели от охраны во всех отношениях: еды,
нормального житья, а иногда и жизни. Трейси запретила себе как-то
реагировать на эти события.
Сексом занимались днем и ночью. Это происходило в ванных, туалетах,
камерах, а ночью практиковали оральный секс через перегородку. Охранники
выводили своих любовниц из камер и вели на ночь на квартиры.
После того, как гасли огни в камере, Трейси ложилась на койку и
затыкала уши ладонями, пытаясь скрыться от всех звуков.
Однажды ночью Эрнестина вытащила коробку рисовых хлопьев из под койки
и начала рассыпать их по коридору за стенами камеры. Трейси слышала, что
обитательницы других камер проделывают то же самое.
- Что происходит? - спросила Трейси.
Эрнестина повернулась к ней и сказала резко:
- Не твоего ума дело. Лежишь и лежи на своей вонючей койке.
Несколькими минутами позже из соседней камеры, где только что
поселилась новенькая, раздался душераздирающий крик:
- О, Господи, нет. Не надо. Пожалуйста, оставьте меня.
Трейси знала, что последует потом, у нее вдруг все заболело внутри.
Крики продолжались и продолжались пока, наконец, не перешли в безнадежное
измученное рыдание. Трейси заткнула уши, ее переполняла жгучая ярость. Как
могли эти женщины творить такое друг с другом? Она подумала, что тюрьма
сделала из нее черствую женщину, но, когда она поднялась утром, лицо ее
было мокро от слез. Она решила не показывать свои чувства Эрнестине.
- Для чего нужны рисовые хлопья?
- Для предупреждения опасности. Если охрана решит подкрасться к нам,
мы услышим шаги.
Вскоре Трейси узнала, что означает выражение "идти в колледж". Тюрьма
являлась местом обучения, но то, чему учились здесь заключенные, было
весьма необычным.
В тюрьме имелись крупные специалисты в области криминалистики. Они
обменивались методами мошенничества, краж в магазинах, как обчистить
пьяного. Они напоминали друг другу даты мучительных игр, обменивались
информацией о методах воровства и надувательства полицейских.
Во время прогулки во дворе Трейси однажды слышала, как старая
заключенная-карманница давала своим более молодым товаркам урок по своей
специальности:
- Настоящие специалисты приходят из Колумбии. В Боготе есть школа,
называемая "Школа десяти колокольчиков", где, заплатив 25 сотен баксов, вы
обучаетесь искусству карманника. На экзамене там подвешивают к потолку
манекен, одевают в платье с десятью карманами, наполненными деньгами и
драгоценностями.
- А в чем трюк?
- Трюк в том, что к каждому карману привязан колокольчик. Вы
считаетесь окончившим обучение, если сумеете очистить все десять карманов,
не задев колокольчика.
Лола заметила:
- Я привыкла ходить с парнем, который, прогуливаясь сквозь толпу
одетых в пальто, держа руки открытыми, умел очистить карманы каждого до
последнего цента.
- Как же он умудрялся?
- Правая рука была искусственная. Он просовывал настоящую руку через
дыру в пальто и шуровал втихую.
В комнате отдыха обучение продолжалось.
- Я расскажу, как обчистить камеру хранения, - говорила ветеранша. -
Вы слоняетесь вокруг железнодорожной станции до тех пор, пока не увидите
какую-нибудь маленькую старую леди, пытающуюся поднять и засунуть чемодан
или большой пакет в одну из ячеек камер хранения. Вы делаете это за нее и
отдаете ключ. Только ключ-то этот от пустой ячейки. Когда она уходит, вы
опустошаете ее ячейку и смываетесь.
Во дворе, на следующий день, две женщины, осужденные за проституцию и
хранение кокаина, говорили новоприбывшей, хорошенькой молодой девушке,
выглядевшей не старше семнадцати лет:
- И не удивительно, что ты засыпалась, милочка, - говорила одна из
старших женщин. - Прежде чем ты назовешь цену Джону, ты должна приобнять
его и похлопать по заднице, чтобы убедиться, что у него нет пистолета. И
никогда не говори ему, чем ты собираешься заняться с ним. Заставь его
сказать, что он хочет получить. Если потом он окажется копом, это для него
ловушка, поняла?
Другая добавила:
- Ага. И всегда гляди на их руки. Если обманщик говорит, что он
рабочий, смотри на руки, они должны быть грубые и шершавые. Если так, все
о'кей. Почти все переодетые ищейки представляются рабочими, но как дело
доходит до их рук, они забывают, что ручки-то у них гладкие да мягкие.
Время текло не быстро и не медленно. Просто время. Трейси вспомнила
высказывание Святого Августина:
Что есть время? Если никто не спрашивает меня о нем, я знаю. Но если
мне надо это объяснить, я не знаю.
Расписание в тюрьме никогда не менялось:
4.40 Предупредительный звонок
4.45 Подъем, одеться, умыться
5.00 Завтрак
5.30 Возвращение в камеру
5.55 Предупредительный звонок
6.00 Работа на указанном объекте
10.00 Физические упражнения во дворе
10.30 Обед
11.00 Работа на указанном объекте
15.30 Ужин
16.00 Возвращение в камеру
17.00 Комната отдыха
18.00 Возвращение в камеру
20.45 Предупредительный звонок
21.00 Выключение общего света.
Правила непоколебимо исполнялись. Все осужденные должны идти
обязательно есть, и в строю не разрешалось разговаривать. Не более чем
пять предметов косметики разрешалось держать в маленьких шкафчиках камер.
Постели убирались к завтраку и должны были быть опрятными весь день.
В исправительной колонии весь день звучала своя музыка -
пронизывающая трель звонка, шарканье ног по цементу, скрипение железных
дверей, дневной шепот и ночные крики... Хриплые крики охраны, стуки
подносов во время приема пищи. И всегда и всюду - колючая проволока и
высокие стены, одиночество и изоляция, и все пропитано жгучей ненавистью.
Трейси превратилась в идеальную заключенную. Тело ее автоматически
откликалось на все позывные тюрьмы: решетки около ее камеры поднимались с
наступлением дня и опускались в конце, звонок на работу и сирена,
говорившая об окончании работы. Тело Трейси действительно было телом
идеальной заключенной в тюрьме, но разум был совершенно свободным и
планировал побег.
Заключенные не могли звонить за пределы колонии, им разрешалось
ответить на два пятиминутных телефонных звонка.
Трейси позвонил Отто Шмидт.
- Я подумал, ты хотела бы знать, - сказал он неловко, - с похоронами
все нормально. Я оплатил все счета, Трейси.
- Благодарю вас, Отто, большое спасибо.
Больше им нечего было сказать друг другу.
Больше ей никто не звонил.
- Девочка, ты лучше забудь, что было на воле, - предупреждала ее
