- Суд уведомлен, что обвиняемая желает изменить свои показания и
признать себя виновной. Правильно?
- Да, Ваша Честь.
- Все стороны согласны?
- Да, Ваша Честь, - кивнул Перри Поуп.
- Штат согласен, - сказал окружной адвокат.
Судья Лоуренс надолго замолчал. Потом повернулся и взглянул в глаза
Трейси:
- Одна из причин, что такая великая страна, как наша, находится в
столь жалком состоянии, состоит в том, что улицы кишат всякими паразитами,
которые считают возможным красть. Люди эти смеются над законом. Наши
судебные законы сами балуют преступников. Ну, здесь в Луизиане, мы не
верим этому. Когда, при расследовании преступления, некто попытался
хладнокровно совершить убийство, мы верили, что этот субъект должен быть
наказан со всей строгостью.
Трейси почувствовала первые приступы паники. Она повернулась
взглянуть на Перри Поупа. Он неотрывно смотрел на судью.
- Обвиняемая призналась, что она пыталась убить одного из выдающихся
граждан нашего общества - человека, известного своей благотворительностью
и другими добрыми делами. Обвиняемая стреляла в него и пыталась украсть
произведение искусства стоимостью полмиллиона долларов, - голос его резко
раздавался в зале, - так вот, суд считает, что воспользоваться полученными
за него деньгами вы не сможете в течение ближайших пятнадцати лет, потому
что эти пятнадцать лет вы проведете в южной исправительной колонии для
женщин штата Луизиана.
Трейси почувствовала, как судебный зал закружился вокруг нее. Кто-то
сыграл с ней злую отвратительную шутку. Конечно, отчасти судья был
актером, но он сыграл не ту роль. В его обязанности не входило говорить
эти вещи. Она повернулась к Перри Поупу за объяснениями, но тот отвел
глаза. Он засовывал бумаги в портфель. Впервые Трейси отметила, что его
ногти были обкусаны до мяса. Судья Лоуренс поднялся и стал собирать свои
записи. Трейси стояла, оцепенелая, неспособная постичь происходящее.
Бейлиф подошел к Трейси и взял ее за руку:
- Пройдемте.
- Нет, - закричала Трейси, - пожалуйста, нет. - Она умоляюще
взглянула на судью. - Произошла ужасная ошибка, Ваша Честь. Я...
Но почувствовав, как рука бейлифа сжала ее запястье, Трейси осознала,
что никакой ошибки нет. Ее обманули. Они собирались уничтожить ее.
Так же, как уничтожили ее мать.
4
Новости о преступлении Трейси Уитни и приговоре появились на первой
странице "Курьера Нового Орлеана" под ее фотографией, сделанной в полиции.
Главное телеграфное агентство добыло сведения и передало их
корреспондентам газет по всей стране, поэтому, когда Трейси вывели из зала
суда, чтобы посадить в автомобиль и отправить в колонию, ее окружила стая
телерепортеров. От унижения она закрыла лицо ладонями, но от камер не было
спасения. Джо Романо представлял огромную новость, и покушение на его
жизнь, осуществленное красивой женщиной-грабителем, было еще большей
новостью. Трейси казалось, что ее окружают одни враги.
Чарльз, забери меня отсюда, повторяла она себе. Пожалуйста, Господи,
позволь Чарльзу забрать меня отсюда. Я не могу позволить родиться нашему
ребенку в тюрьме.
На следующий день дежурный сержант разрешил Трейси воспользоваться
телефоном. Харриет ответила:
- Офис мистера Стенхоупа.
- Харриет, это Трейси Уитни. Я бы хотела поговорить с мистером
Стенхоупом.
- Минуточку, мисс Уитни.
Она услышала нерешительность в голосе секретарши.
- Я... Я посмотрю, на месте ли мистер Стенхоуп.
После долгого душераздирающего ожидания, Трейси, наконец, услышала
голос Чарльза. Она только и смогла, что с облегчением зарыдать:
- О, Чарльз.
- Трейси? Это ты, Трейси?
- Да, милый. О, Чарльз, я попыталась связаться...
- Я с ума схожу, Трейси! Все газеты набиты дикими небылицами о тебе.
Я не могу поверить в то, что они пишут.
- Все это неправда, милый. Все неправда. Я...
- Почему ты мне не звонила?
- Я пыталась. Я не могла связаться с тобой. Я...
- Где ты сейчас?
- Я в тюрьме Нового Орлеана. Чарльз, они собираются посадить меня в
тюрьму за то, чего я не совершала.
К своему ужасу, она зарыдала.
- Подожди. Слушай меня. Газеты утверждают, что ты застрелила
человека. Это неправда, не так ли?
- Я не убила его, но...
- Тогда это правда.
- Это не так звучит, милый. Это вообще все не так. Я могу все тебе
объяснить.
- Трейси, ты признала себя виновной в покушении на убийство и краже
картины?
- Да, Чарльз, но только потому, что...
- Господи, если тебе нужны были деньги на похороны, ты должна была
обсудить все это со мной... А пытаться кого-то убить... Я не могу
поверить. И мои родители - тоже. Твое имя в заголовках утреннего выпуска
Филадельфийских Дейли Ньюс. Впервые в жизни в семье Стенхоупов произошел
такой скандал.
Чувство горечи, которое она услышала в голосе Чарльза, позволило
Трейси осознать его растерянность. Она так на него безрассудно
рассчитывала, а он был на их стороне. С усилием она подавила крик
отчаяния.
- Милый, мне так тебя недостает. Пожалуйста, приезжай. Ты сумеешь все
исправить.
Воцарилось долгое молчание.
- Такое уже не исправишь. Если ты совершила все эти преступления.
Наша семья не может позволить себе вмешиваться в такие дела. Ты уже
убедилась, какие они. Для нас все это - ужасное потрясение. Очевидно, я
никогда по-настоящему не знал тебя.
Каждое слово было словно сокрушительный удар. Весь мир обрушился на
ее плечи. Более одинокой она еще в жизни никогда себя не чувствовала.
Больше ей не к кому было обратиться.
- А как же ребенок?
- Поступай с твоим ребенком, как ты считаешь нужным, - ответил
Чарльз. - Прости, Трейси.
И разговор был прерван.
Она стояла держа в руке мертвую телефонную трубку.
Тюремщик позади нее сказал:
- Вы закончили телефонный разговор, малышка? Я могу позвать адвоката?
Потом Трейси привели в ее камеру и надзирательница объявила:
- Будьте готовы к отправке утром. За вами заедут в 5 утра.
К Трейси зашел посетитель. За прошедшие часы, когда Трейси последний
раз видела Отто Шмидта, казалось, что он постарел на 100 лет. Он выглядел
больным.
- Я пришел только сказать, как мы с женой опечалены. Мы знаем, в том,
что произошло, вы не виноваты.
Если бы только так же сказал и Чарльз.
- Завтра мы с женой будем на похоронах миссис Дорис.
- Спасибо, Отто.
Они собираются похоронить завтра нас обеих, печально подумала Трейси.
Ночь она провела беспокойно, лежа на узкой тюремной койке,
уставившись в потолок. Она вновь и вновь возвращалась к своему разговору с
Чарльзом. Он даже не захотел ее выслушать. Она должна думать о ребенке.
Она читала о женщинах с детьми, отбывающих наказание в тюрьме, но эти
истории были так далеки от ее собственной жизни, как если бы она читала о
жизни людей с другой планеты. Теперь это случилось с ней.
Поступай с твоим ребенком, как ты считаешь нужным, сказал Чарльз.
Она хочет иметь ребенка.
И еще, она подумала, они не позволят мне сохранить его. Они захотят
забрать его, потому что я буду в тюрьме следующие 15 лет. Будет лучше,
если он никогда не узнает о своей матери.
В 5 утра женщина-полицейский в сопровождении надзирательницы вошла в
камеру Трейси.
- Трейси Уитни?
- Да. - Она даже удивилась, как странно звучит ее голос.
- В соответствии с постановлением суда штата Луизиана, Орлеанского
округа, вы препровождаетесь в Южную Луизианскую исправительную колонию для
женщин. Пойдемте, детка.
Она пошла длинным коридором, мимо камер, набитых заключенными. Ей
свистели.
- Хорошего путешествия, красотка.
- Скажи, куда ты спрятала ту картину, Трейси, и я поделюсь с тобой
деньгами.
- Если ты попадешь в большой дом, спроси Эрнестину Литтлчеп. Она
хорошо о тебе позаботится...
Трейси прошла мимо телефона, по которому разговаривала с Чарльзом.
До свидания, Чарльз, подумала она.
Ее вывели во двор тюрьмы. Желтый тюремный автобус ожидал отправления,
его мотор работал. В нем уже сидели с полдюжины женщин, их сопровождали
два вооруженных охранника. Трейси взглянула на своих будущих товарок. Одна
была откровенно дерзкая, другая скучная, у других на лице было выражение
отчаяния. Той жизни, которой они жили здесь, подошел конец. Они были
отбросами общества, которых посадят в клетки, как животных. Трейси хотела
знать, какие преступления совершили они и были ли среди них невиновные,
как она, и еще она хотела знать, что они читали на ее лице.
Поездка на тюремном автобусе казалась бесконечной, автобус был жаркий
и вонючий, но Трейси ничего не замечала. Она погрузилась в себя, не
обращая внимания на других пассажиров и зеленые фермы, мимо которых
проносился автобус. Девушка находилась в другом пространственно-временном
измерении.
Она была маленькой девочкой на берегу океана с отцом и матерью. Отец
внес ее, сидящую у него на плечах, в океан. Когда она закричала, он
сказал:
- Не будь ребенком, Трейси, - и опустил в холодную воду. Когда вода
сомкнулась у нее над головой, она запаниковала и начала задыхаться. Отец
поднял ее и повторил все сначала. С этого момента вода внушала ей ужас.
Аудитория колледжа заполнена студентами, их родителями и
родственниками. Она была выпускницей. Доклад продолжался 15 минут, и ее
речь была полна возвышенным идеализмом, умными ссылками на прошлое и
блестящими мечтами о будущем. Декан наградил ее ключом Фи Бета Каппа.
- Я хочу, чтобы ты хранила его, - сказала тогда ей мать, которая вся
светилась от гордости.
- Я собираюсь поехать в Филадельфию, мама. Я буду работать в банке.
Энн Махлер, ее лучшая подруга, говорила ей:
- Тебе понравилась Филадельфия, Трейси. Здесь столько культурных
центров. Здесь чудесные пейзажи и дефицит женщин. Я думаю, мужчины просто
оголодали! Я смогу устроить тебя на работу в банк, где я работаю.
Чарльз занимался с ней любовью. Она наблюдала за игрой света и тени
на потолке и думала:
"Интересно, сколько девушек захотели бы оказаться на моем месте?"
Чарльз был замечательным уловом. И она тотчас устыдилась этой мысли.
Она любила его. Она чувствовала, как он проникал в нее, пронзал мощными
толчками, приближаясь к оргазму. А потом спросил, задыхаясь:
- Ты готова?
И она солгала, сказав "да".
- Тебе хорошо?
- Да, Чарльз.
И она подумала: Неужели всему этому конец? И снова - чувство вины...
- Вы! Я вам говорю, вы, спаси Господи, глухая? Пойдемте.
Трейси подняла глаза и снова очутилась в желтом тюремном автобусе. Он
остановился во дворе, со всех сторон окруженном огромными каменными
стенами.
Ряд из девяти ограждений, покрытых проволокой, окружали 500 акров
пастбищ и лесов, которые составляли тюремные земли Южной Луизианской
исправительной колонии для женщин.
- Подъем, - сказал полицейский. - Вот мы и здесь.
Это здесь было адом.
5
Коренастая, с каменным лицом, надзирательница с черно-коричневыми
крашеными волосами обратилась к новоприбывшим:
- Некоторым из вас предстоит пробыть здесь долгое, долгое время. Есть
только один способ жить здесь - это забыть мир за этими стенами. Вы можете
сделать свое пребывание здесь либо легким, либо тяжелым. У нас здесь
определенные правила, и вы должны им следовать. Мы будем говорить вам,
когда вставать, когда работать, когда есть и когда идти в туалет. Если
