плохо. вроде вы борец. человек с репутацией. незапятнанной. а вот из
бумажек этих следует, что вы как все, хуже всех, даже каяться не жела-
ете. Смотрели "Покаяние"? Класс! - Подполковник цокнул языком.- Но ис-
кусство искусством, а жизнь берет свое. Бумажки против вас. что делать
будем?
- Это подделка.- Спокойствие с трудом давалось Реброву.
Подполковник улыбнулся:
- Это милый вы мой, даже не смешно. органы подделали?.. мы не ангелы.
люди везде люди, но. подделки? - И неожиданно изгнав благодушие, отры-
висто резанул,- подпись ваша?
- Моя,- подтвердил Ребров.
- А вы - трус! - Неожиданно зло заключил Грубинский.- Подпись - это
серьезно. Это даже ваш адвокат признает. Кстати об адвокате. не слиш-
ком надейтесь. они хороши в борьбе с наговорами. при явном, так ска-
зать, обвинительном уклоне. у нас с вами дело другое. я едва было не
отпустил вас, и вдруг. эти бумаги.
- Фальшивые,- не утерпел Ребров.
- Вот и нет! - Подполковник повеселел, потряс бланком, отпечатанным
типографски.- Заключение экспертов. не подкопаешься. ваша подпись.
- Разрешите взглянуть? - Ребров отодвинул подстаканник.
- Извольте! - С готовностью разложил подписанные Ребровым документы
Грубинский.
Ребров внимательно перечитал отпечатанные на банковских бланках письма
с его подписью:
- Впервые вижу!
- Естественно,- со смешком поддержал дознаватель,- и не ожидал друго-
го, кто ж на себя покажет?..
Помолчали. Подполковник вновь предался чайной церемонии, подобрев на
глазах:
- Вот что я вам скажу. Ребров,.. милый вы мой человек. Откуда эти бу-
маги? Начали копать. а почему? Вы дали повод - не отдаете важные доку-
менты, где-то припрятали, как ребенок, в самом деле. и мы вроде школя-
ров, играем с вами в кошки-мышки. Верните документы, и дело с концом.
Не отдадите. дальше копать станем - это ж машина! - и накопаем, не
сомневайтесь.- Вздохнул и совсем по-родственному, по-отечески заклю-
чил.- Вам это нужно? Мне - нет!
Нажал кнопку. Вошел охранник. Ребров встал, готовясь покинуть кабинет.
Следователь посмотрел на охранника, вдруг припомнил важное:
- Свободен.- и Реброву,- еще поговорим, садитесь.
Грубинский полистал толстый журнал, пересыпал чай из двух пачек в ко-
робочку "Липтона", пояснил:
- Подмешиваю, чтоб продлить удовольствие.
- Разрешите.- начал Ребров, подполковник кивнул.- Скажите, у вас, на-
верное, целый отдел есть. печатает поддельные письма, фальшивые заклю-
чения, ставит любые подписи?
Подполковник с любопытством, как на заговорившее насекомое, глянул на
Реброва. Тот ожидал гневного окрика, хамского окорота, но. ошибся,
спокойно и даже проникновенно подполковник поведал:
- Конечно, есть. А вы как хотели? - И засмеялся, заваривая любезную
чайную смесь.
Отодвинул стакан, посмотрел на Реброва долгим, недобрым взглядом, и
последственный вмиг понял, что начинается второе действие, самое насы-
щенное и драматическое.
Грубинский даже внешне изменился: подобрался, затвердели желваки, зас-
веркали глаза - помолодел, одним словом.- Ребров, имя вашего настояще-
го отца вам неинтересно. Предположим. Бумаги, что у меня на столе, вы
не подписывали. Предположим. но есть обстоятельство, вернее человек,
который вас непременно заинтересует. Кто?
Ребров вжался в спинку стула, ожидая ответа, он давно боялся этого ми-
га и. худшее пришло, буднично, обыкновенно. сейчас уста подполковника,
моловшие успокаивающую, обволакивающую чепуху произнесут нечто. и Реб-
ров прекратит сопротивление.
- Кто? - Выкрикнул Ребров.
- Мы переведем от вас безобидного Сеньку и подселим двухметрового гро-
милу с лапищами, ломающими бревна как спички.
- Я побоев не боюсь.- Усталость накатила на Реброва, худшее миновало
и. подследственный себя выдал.
Грубинский легко вскочил, крутился рядом с Ребровым, заглядывая в гла-
за:
- А вы вроде рады? Определенно рады! Облегчение в глазах.- дотронулся
до предплечья - мышцы расслабились. действительно, кто боится побо-
ев?.. не до смерти же. мы не допустим. Я в курсе, как вас валтузили, я
даже горжусь вами. знай, мол, наших.- Грубинский крутанул свой стул
вокруг ножки, оседлал, свесив по краям бедренные окорока, сложил руки
на спинке стула и глухо, раздельно произнес:
- Вы ждали, что я назову другого человека. и я его назову. это ваша
мать!
Ребров почувствовал легкое головокружение и рвотный позыв, схватился
за горло, стараясь удержать зловонное месиво рвущееся снизу.
Грубинский, не скрывая торжества, ринулся к графину, налил воды, про-
тянул стакан. Ребров пил долго, одна мысль свербила: если б растянуть
этот стакан на всю жизнь, пить до смертного часа, лишь бы мать больше
не вспоминали в том кабинете.
Подполковник нажал вызывную кнопку. Вошел охранник.
- Уведите,- скомандовал следователь. Из носика электрического чайника
со свистом вырывался пар.
Марь Пална сидела в больничной палате на одного. На кровати возлежал
Мастодонт, на тумбочке в вазе рдели гвоздики, принесенные секретаршей.
- Все, Маш! - Мастодонт гладил руку секретарши.- Отпели-отлюбили. я,
конечно, хамло, Маш, но. ты. ты для меня не подоконник, не доносы, ни-
когда б не вышло соединиться, врать не стану, другие времена и, что
поразительно, нет красного цвета! Могли б по другому прожить, не здесь
родится, не сейчас. Все другое. человеческое.
Мастодонт отвернулся к тумбочке, чтобы скрыть слезы, махнул рукой.
- Чего стесняться! Ишь приучили!.. Слезы - плохо. жалость - унижает.
погибать, но не сдаваться. зато кради, насилуй, убивай. убийство здесь
наука. не только физическое, поджидают у колыбели - и сразу понеслась,
тянуть жилы до конца дней.- Тяжело задышал.
- Устал? - всполошилась Маша, придвинулась.
- Что там у нас? - Глаза Мастодонта погасли, слезы высохли, порыв ис-
таял.
- Ребров под следствием. На завтра вызвали меня.
- Я его предупреждал. Вот что, Маш.- Мастодонт с трудом сел, зашептал
в ухо секретарю: глаза Марь Палны расширились.
Вскоре женщина поднялась, поцеловала Мастодонта. Больной посмотрел на
уходящую, будто желал запомнить навсегда:
- Найти себе человека. где хочешь. хоть из-под земли.
- Где ж найдешь? - Женщина склонилась, потерлась лбом о руку Мастодон-
та.
- Иди, Маш,- тихо отпустил больной.- У тебя впереди жизнь. какая-ника-
кая, а у меня.- и резко отвернулся к стене.
Дверь в палату тихо притворилась.
В камеру за Ребровым пришли, выдали его одежду. Усадили в машину и по-
везли в центр. По обе стороны от Реброва сидели два хмурых комсомоль-
ских упыря, гладких и накачанных.
Подъехал к дому в Плотниковом переулке, сопровождающие ввели Реброва в
обыкновенный подъезд обыкновенного дома, испещренный матом на облуп-
ленных стенах, окропленный мочой десятков кошачьих поколений, гниющий
и сопротивляющийся умиранию.
Поднялись на шестой этаж, позвонили, дверь открыли. В прихожей, при-
ветливо встречая, стоял подполковник Грубинский. Ребров вошел, сопро-
вождающие обменялись с начальником парой слов и. исчезли по немудрен-
ным гэбэшным делам: выпить, забежать к знакомым девкам в подсобки,
разжиться редким товаром почти за так - все ж власть заявилась.
В конце коридора Ребров заметил незнакомую женщину с седым пучком на
затылке, промелькнувшую бесшумно и похоже, опечаленную тем, что в на-
рушение просьбы-приказа попалась на глаза. Ребров знал, что у комитета
в центре сотни квартир, хозяева коих когда-то попали в тенета бойцам
вооруженного отряда партии, да так и не выскочили из силков.
Грубинский поддержал Реброва за локоть, провел в большую, давно не ре-
монтированную комнату. За столом сидела мать.
Мать и сын обнялись, подполковник тактично отошел к окну, то ли выс-
матривая машину своих орлов, то ли пытаясь понять, как не зачахли цве-
ты на окне, неизменно обращенном в темный каменный колодец.
Подполковник прилип к стеклу, будто и не слышал ничего, и происходящее
его вовсе не трогало.
- Как ты? - Ребров гладил волосы матери, лицо, руки.
- А ты?.. мальчик!..- Ястржембская разрыдалась.
Подполковник поморщился и еще заинтересованнее уперся в колодец двора,
затем не выдержал, шагнул к столу, уселся, положив пухлые, ухоженные
ладони на чистую, но ветхую - со штопками и застиранными пятнами -
скатерть.
- Ну-тес, господа хорошие, к делу.
Ястржембская распрямилась, обрела внутренний стержень, вскипела
яростью сопротивления, глаза свидетельствовали: старое зэковское - не
верь, не бойся, не проси! - до сих пор обороняет от бед репрессирован-
ную польку.
- Итак, ваш сын совершил преступление. выкрал важные документы, но мы
не жаждем крови. вовсе нет. мы хотим, чтобы нам вернули украденное,
если, конечно.
- Если что?..- Ребров не выпускал руку матери.
- Будем говорить как мужчины. если, конечно, вам дорога мать.
Ястржембская помолодела, будто перенеслась на десятилетия назад, когда
ненависть к этим людям выжигала все изнутри, но молодость помогала
выстоять, не сгореть.
Ребров сжал руку матери:
- Подполковник у нас дока по завариванию чая. и. по дружелюбному шан-
тажу.
- Вы не изменились,- глядя прямо в глаза Грубинскому произнесла мать
Реброва.
- Помилуйте,- попытался отшутиться подполковник,- я вас вижу впервые.
- И я вас.- Ястржембская закрыла глаза: господи! Как давно это было и
как явственно проступило сквозь толщу времени. Глаза женщины раскры-
лись, сухие, в красных ободках от недосыпа и долгих месяцев застарелой
хвори.- И все же. Вы не изменились.
Грубинский оглядел этих двоих, ему стало не по себе. или так показа-
лось Реброву? Если люди идут на сотрудничество, а тем более на службу
органам, тонкие движения души отмирают, становятся не нужными или сох-
раняются для маскировки, для усыпления не слишком искушенных врагов:
смотри какой я! понимающий, тонкий, сострадающий, вовсе не такой, ка-
ким ты ожидал меня увидеть.
- Потеряно непозволительно много времени,- отрубил Грубинский,- или вы
возвращаете документы проводок партийной валюты или. в общем, я сказал
все. думайте!
Убогий отрывной календарь на стене показывал 18 августа 1991 года.
Ребров не предполагал раньше, что органы, полюбившие в последние деся-
тилетия удобства и покой, трудятся и по воскресным дням.
- Что вы можете сделать больше, чем уже сделали когда-то? - Ястржемб-
ская поправила выбившуюся прядь.
Подполковник молчал.
- Вы не посмеете! - Едва слышно, и от того значительно, предостерег
Ребров.
Подполковник молчал.
В дверях появилась хозяйка квартиры - встретились глазами с матерью
Реброва и обе поняли, что оттуда! из далекого лагерного далека: только
одну сломали, другую не смогли. Подполковник кивнул. Хозяйка исчезла,
через минуту принесла чай. Грубинский оттаял при виде любимого пойла,
потянулся к стакану с густо коричневым содержимым.
В дверь позвонили, подполковник поднялся, открыл, вошли сопровождаю-
щие, один из них обвел Ребровых отсутствующим взглядом и, никого не
опасаясь, доложил:
- Завтра! Все готово!
Подполковник кивнул, как показалось Ястржембской с сожалением посмот-
рел на ее сына:
- Жаль, Ребров, даже не представляете, как жаль, что мы не смогли до-
говориться. видит Бог, я хотел.- подполковник не договорил, машинально
вырвал лист календаря с 18 августа, пробежал текст на обороте, спрятал
листок в карман, сказал сопровождающим,- на память! - одним махом до-
пил чай, кивнул на Реброва.- Уведите!..
Ястржембская поднялась.
- А вы, мадам, останьтесь. поговорим, как отпрыски двух шляхтических
родов.
Ребров попытался вырваться, броситься к матери. Упыри споро заломили
руки сына за спину и выволокли. Из глубины коридора смотрели слезящие-
ся глаза на веки вечные перепуганного человеческого существа - хозяйки
явочной квартиры в центре города.
Девятнадцатого августа Марь Пална поднялась, как обычно без десяти
семь, в семь включила "Эхо Москвы", перебросила рычажок на магнитоле,
