над вершиной холма, с которого я сбежал, и ясно было, что никакое убежище
не поможет против-такой силищи. Тем более, что укрыться было негде.
А цунами все подымалось и подымалось. Вздыбившись на высоту метров сорок,
бесшумно наклонилось оно над островом, вот-вот рухнет, и тысячи тонн воды
перемелют все, сдерут с острова шкуру - землю вместе с растительностью.
От воды меня могла спасти только вода. Надо было добежать до берега, а
потом отплыть от него как можно дальше. На суше цунами - смерть, в воде -
всего лишь высокая волна, которая плавно закинет тебя на свой горб и плавно
опустит в ложбину позади себя.
Я успел добежать до полосы прибоя, когда услышал за спиной грохот
рухнувшего небоскреба. Ноги мои вязли в воде, каждый шаг давался с трудом,
а грохот все приближался и приближался. Вот я забрался в океан по колени,
вот по пояс, вот нырнул. Вынырнув, успел сделать пару гребков - и грохот
догнал меня и закрутил, как в центрифуге. Последним, что я запомнил, были
горький вкус океанской воды и два темно-зеленых круга с красными ободками,
вспыхнувшие у меня в мозгу...
3.
- Фред, милый!
Голос Иолии. Значит, жив.
- Любимый мой, скажи что-нибудь!
Какие слова! Раньше на вопрос любишь меня? она отвечала все, что угодно,
кроме люблю. Видимо, мужу не положено слышать правду. Если это правда...
- Фред, ну, скажи что-нибудь!
- Зачем?
Вдруг наступила такая тишина, что я подумал, будто голос жены - слуховая
галлюцинация, и открыл глаза.
Иолия сидела рядом с кроватью, на которой покоилось мое забинтованное
тело, и использовала свои огромные зеленые глазищи как поливальные
установки. Поливала щеки. Слева от Иолии и чуть дальше от забинтованного
тела стоял Вим Снарп с удивительно трезвым выражением лица. Держу пари на
пустую бутылку, что последний стакан он принял не менее двух часов назад.
Справа и еще дальше от кровати громоздился Родроб. Ну, у этого и в
спокойном состоянии видок мрачноватый, а сейчас и вовсе траурный. Можно
подумать, что любуется собственным телом, лежащим в гробу.
- Как дела, Родроб?
В ответ послышалось маловразумительное мычание.
- Что-то случилось?
Допрос был настолько неожиданным, что Иолия и Вим позабыли о сочувствии
мне и переключились на Родроба.
- Наяда пропала, - печально сообщил Снарп. - Цунами подняло уровень воды
в озере до бассейна, наяда перебралась в озеро, а оттуда - в океан.
- Поздравляю с избавлением, Родроб, - вполне серьезно заявил я, но
заметив выражение лица жены, поспешно добавил: - Не беспокойся, найдем ее.
Вот немного подлечусь...
- Что значит - немного?! - возмущенно перебила Иолия. - Будешь лечиться,
пока не выздоровеешь полностью!
- Слушаюсь, мой командир! - гаркнул я и попытался лечь по стойке смирно.
- О-уу!.. - взвыл я от боли, пронзившей тело, точно от ног к голове
прокатились внутри него все морские ежи, какие только есть на океанском
дне.
- Вот видишь?! Я же говорила! - торжествующе заявила Иолия.
Я так и не понял, какое именно говорила она имеет в виду, но спорить
бесполезно, потому что истина рождается в споре с умным, в споре с дураком
рождаются неприятности, а в споре с женщиной - неприятности истины.
- Вы, - Иолия посмотрела на Вима и Родроба, - можете идти. Отвлекаете его
от лечения.
Те выполнили ее распоряжение с такой покорностью, будто Иопия была их
женой и очень давно. В комнате еще был Тук. Я ожидал, что и его выставят за
дверь, ведь он сумеет отвлечь меяя лучше, чем люди, за четыре года на
Семиярусной карусели научился это делать. Нет, на Тука врачебные указания
не распространились. Я даже заметил, что задни моего беспамятства фаготекс
умудрился сменить в Иолии неприязнь к нему на вполне дружеское отношение.
Примерно так женщины относятся к оружию: лучше бы его выкинуть в мусор, но
оно помогает мужчине, значит, надо осторожно взять его двумя пальцами и
отнести в сухое про-. хладное место.
- Кстати, давно я здесь валяюсь?
- Четвертые сутки.
- Здорово... А как вы меня нашли?
- Флайер повредило цунами, сработала аварийная система, подала сигналы
бедствия: Мы нашли флайер подводой, метрах в трехстах от берега. А тебя -
на берегу, ты лежал на спине фаготекса. Он закрыл тебя собой?
- Это бы не помогло. Меня утащило в океан, потерял со-. знание, вроде бы
утонул.
- Значит он нашел тебя и притащил на берег? - Иолия посмотрела на
фаготекса, как на бегемота, после долгих уговоров вставшего на задние лапы.
- Умничка!
- Да, он спас меня, - подтвердил я, хотя это была половина правды, но
остальное казалось слишком нереальный фантазией, родившейся в потерявшем
сознание мозге. Я закрыл глаза и попытался поотчетливей вспомнить эту
фантазию.
- Устал? Ну, отдыхай, я ухожу. - Она поцеловала меня в кончик носа, и я
решил, что обязательно куплю ей собаку, чтобы было на кого тратить излишки
эмоций. - Спи, Фред.
- Не называй меня Фредом, - попросил я, открыв глаза. - Это имя красиво
звучит в устах судьи, но не в твоих.
- Оно не настоящее?
- Кажется, нет. Я уже перепутал, какие имена у меня настоящие, а какие -
временные.
- Но хоть помнишь, как назвали родители?
- Нет, - соврал я.
Имя, данное мне родителями, выражало их представление о счастливой жизни,
оно ассоциировалось с уютным - коттеджем посреди лужаек с подстриженной
травой и деревьями, с семейными обедами, долгими и нудными, когда говорить,
кроме погоды, больше не о чем, но все равно говорят и никто никого не
слушает, со спокойной работой, которую ненавидят чуть меньше, чем своего
начальника, и с отчаянным приключением раз в месяц - поездкой в компании
таких же добропорядочных, подвыпивших семьянинов в самый дешевый бордель,
где удивят проституток тяжестью на подъем и быстротой удовлетворения
желаний. Моих родителей можно понять, ведь сотворили меня на планете Дегиз,
где приключений было больше, чем достаточно, однако меня такое имя не
устраивало, по крайней мере, сейчас.
- Какже тебя называть?
- Зови просто - Кинслер. - сказал я и добавил шутливо, - если рядом не
будет блюстителей правопорядка.
- Хорошо, милый. Кинслер. - Она еще раз чмокнула меня в кончик носа
(обязательно куплю собаку!) и вышла из комнаты.
Я закрыл глаза. Память вернула на остров, потом в центрифугу. Дальше был
отрыв пленки. Следующая часть начиналась с солнца - оно слепило в глаза.
Закроешь глаза - .сразу появляются красные с зелеными ободками сигнальные
огни жизни. Я точно помню, что не двигался, но какимто образом держался на
воде. Фаготекса рядом не было, он - появится позже. Я покачивался на
волнах, ноги свисали книзу, и я думал, не отхватит ли их какая-нибудь
острозубая погань. По моим прикидкам в океане найдутся желающие и на мои
мосластые окорока. Поднять бы ноги повыше. Это, конечно, не спасет их, но
хоть немного успокоит меня.
Поднять не удалось, потому что от мало-мальского движения тело
пронизывала острая, до потери сознания, боль. Правда, я мог вертеть
головой, и воспользовался этим, чтобы узнать, кто поддерживает меня снизу,
не дает утонуть.
Вода была чистой, наполненной солнечными лучами, растворенными в океане и
похожими на сильно разбавленное молоко. Кроме лучей подо мной ничего и
никого не было. Оставалось предположить, что именно в этой точке океана
плотность воды настолько высока, что моя тяжесть ей нипочем. Иначе придется
предполагать что-нибудь неправдоподобное. Как бы там ни было, а я вздохнул
с облегчением: одной опасностью меньше. Оставалась вторая - нападение
морских хищников. Я привык встречать опасности лицом, поэтому время от
времени поворачивал голову на бок и всматривался в темноту на глубине.
И вскоре высмотрел. Ко мне приближалось толстое и недлинное существо с
открытой, огромной пастью, похожее на бочку без крышки, но с хвостом и
плавниками. Существо описало вокруг меня несколько кругов, постепенно сужая
их. И не надоело ему плавать с открытой пастью?!
Наверное, надоело, потому что развернулось прямо на меня и атаковало
снизу. Я прикинул, что войду в распахнутую, беззубую пасть не сгибаясь.
Значит не будут рвать на куски - и на том спасибо!
Я задрыгал ногами, надеясь отбить у нападающего желание пообедать мной. И
вовремя: поддержка вдруг исчезла, и я пошел ко дну, навстречу пасти. Пасть
защелкнулась в дюйме от меня. Шершавое существо ободрало мне левое бедро и
шлепнуло хвостом по спине, отчего я вылетел из воды. Вылетел здорово -
метров на десять в высоту, точно не помню, потерял сознание, но когда
очнулся, падать предстояло еще метров пять. Тогда и я заметил плававшего
неподалеку фаготекса.
- Тук! - успел крикнуть я, не соображая, что фаготексу эти звуки ни о чем
не говорят.
Ударившись об воду, я взвыл от боли и пошел ко дну, и вскоре почувствовал
во рту горький вкус воды и увидел вспыхнувшие в мозгу два огонька смерти -
зеленые с красными ободками. На этот раз меня спас Тук.
Но кто же спас меня в первый раз? В том, что этот кто-то был, я теперь не
сомневался.
4.
Когда делать нечего, учись. Такое решение я принял во время первой
отсидки. Чуть не сдурев от скуки, я составил распорядок дня, где большую
часть времени занимали занятия по различнейшим наукам и видам спорта, и
заставил себя придерживаться распорядка. Изучал все подряд, благо тюремное
начальство поощряет тягу к знаниям. В итоге за четыре года я стал если не
мастером, то подмастерьем во многих науках и кандидатом в мастера во многих
видах спорта. К сожалению, океанология и ихтиология в этом списке не
значились, точнее, я лишь мимоходом ознакомился с ними, потому что на
втором ярусе не было водоемов с водой. Во время лечения я и решил
восполнить этот пробел.
- Слушай, Вим, а кому раньше принадлежала планета? - поинтересовался я на
следующее утро.
- Моему дядюшке по матери, - сообщил он, отхлебывая прямо из бутылки
какую-то дрянь с повышенным содержанием алкоголя. - Родственники считали
его чудаком. При светлой голове и богатой предпринимательской жилке он
сумел разработать ее лишь на четверть, если не меньше. И все благодаря
своим капризам.
- Каким?
- Был помешан на океане, считал, что человечество должно жить под водой.
Это, мол, идеальная среда для людей. Наверное, тяга к жидкостям у нас
семейная, произнес он и отхлебнул из бутылки. - Все, что я сейчас имею,
осталось после него. Такие же доли получили мои двоюродные брат и сестра. В
свое время дядюшка сделал несколько открытий, которые до сих пор применяют
в ракетостроении и почемуто в фармакологии. Образовав с одним шустрым
предпринимателем фирму, он наладил практическое использование своих
изобретений, через пять лет выкупил долю компаньона, построил еще несколько
заводов и через десять лет был едва ли не самым богатым человеком во
Вселенной. А потом вдруг распродал все, купил эту планету, остальные деньги
положил в банки и, перебравшись сюда, превратил планету в своеобразный
отшельнический скит. И умер чудно: заранее сообщил день смерти и завещал
развеять его прах над океаном.
- А чем он здесь занимался? - перевел я разговор поближе к нужной мне
теме.
- Скорее всего, океаном. Ты же видел часть его коллекции в кабинете.
Остальное в подвале под дворцом, несколько комнат забиты ящиками со всякой
засушенной и заспиртованной дрянью. Подарил бы это все какому-нибудь музею,
но по завещанию не имею права. Кстати, имеются еще и какие-то рукописи,
картины, видеофильмы. Не хочешь посмотреть? - словно угадав мое желание,
предложил Вим.
- Конечно, хочу.
- Выздоровеешь, покажу, где они лежат.
- Мне бы сейчас - объединить неприятное с бесполезным.
- Как хочешь, - пожав плечами, сказал Вим. Допив остатки жидкости из
бутылки, он сунул ее за медицинский компьютер и тяжело поднялся из кресла.
- Распоряжусь, чтобы принесли сюда.
Валяясь неделю в больничной койке под бдительным надзором Иолии, я пришел
к выводу, что болезни созданы для того, чтобы мужчины оказывались по уши в
долгу у женщин. Впрочем, единственная плата, которая им нужна в подобных
