пригрозил я, оплачивая счет.
- Это право клиента, - нравоучительным тоном изрек механик.
Хотел я было высказать кое-что об их фирме и правах клиента, но решил,
что попадать в полицию мне сейчас ни к чему. Чтобы успокоиться, к Тонгейсу
отправился пешком. Когда идешь по самодвижущемуся тротуару, кажется, что
живешь чуточку быстрее попутчиков, и это подзаправляет самоуверенностью,
становишься на полголовы выше собственной мании величия, и настраивает на
хорошее настроение.
В мастерскую Тонгейса я зашел веселым и довольным жизрью. Самоучка нехотя
оторвался от ящика, напичканного радиодеталями, и сутулая спина Тонгейса
стала похожа на вопросительный знак в конце фразы, написанной на лице:
"Какого черта?" Поняв "какого", выбрался из-за стола и торопливо зашагал в
дальний конец мастерской, к заветной двери.
Яхта стояла на транспортной тележке, готовая к перевозке на космодром.
Тонгейс рассказал и показал, что сделал. На вопросы отвечал с недовольной
миной, будто выдергивал и дарил мне на память по здоровому зубу.
Когда зубов набралось на ожерелье, я оставил его в покое:
- Все ясно. Хорошо поработали.
- Сегодня вечером корабль будет на космодроме. Вот жетон. - Он вручил мне
пусковой жетон. Владельцем яхты значился Тонгейс.
На обратном пути владелец мастерской остановился перед кормовым отсеком
корабля.
- Да, я тут одну штуковину поставил, - ткнул он пальцем в похожую на
блюдце линзу из кристаллов. - В общем, отражает лазерные лучи.
Патрульные корабли, чтобы задержать нарушителя, поражают его в кормовой
отсек, где расположен двигатель. Тонгейс, оказывается, изобрел надежный
щит.
- А если выстрелят два одновременно?
- Линз четыре, каждая охраняет дугу в сто двадцать градусов.
- Отражение направленное?
- Да. В любую сторону, кроме обратного направления и "мертвой зоны" -
корпуса корабля.
Значит не напрасно я пришел не через пять дней, а через неделю.
Представляю, что бы он натворил, задержись я в горах еще на несколько дней.
От Тонгейса я пошел в другую мастерскую, расположенную в квартале для
бедняков. Она была маленькой, малопригодной для работы и без заветной
дверцы в дальнем углу. Хозяин был таким же озлобленным
изобретателем-самоучкой, как и Тонгейс, но покровителя не имел, поэтому
делал любую работу, какая подворачивалась, и не задавал лишних вопросов. Я
показал ему пусковой жетон яхты.
- Нужен второй. На имя Френка Нокхида.
Он повертел жетон в руке, презрительно хмыкнул.
- Сто экю. Зайдите через час.
Я пришел через полтора, просидев их в баре неподалеку среди молчаливых
людей с озабоченными лицами и беззаботным ветром в карманах. Кое-кто из них
прощупал меня взглядом на предмет облегчения от кредитной карточки, но мой
звероватый облик отбивал охоту проделать подобную операцию. Зато хозяин
мастерской с удовольствием сделал меня беднее на сто экю и вручил два
жетона. Работа была отличная, не подкопаешься. Поэтому я достал из кармана
дискету, вставил в его убогий рабочий компьютер старого образца. На экране
высветились электронные схемы.
- Мне нужно еще и вот это.
Изобретатель рассматривал схему, причмокивая губами от удовольствия.
Казалось, он обсасывает каждую деталь.
- Чье изобретение?
- Мое.
Оно было действительно моим - плод двухлетних стараний во время последней
отсидки.
Хозяин мастерской посмотрел на меня подобревшим и немного завистливым
взглядом. Потом олять уставился на схему и, радостно вскрикнув, ткнул
пальцем в один из блоков.
- А это можно сделать проще! Тут убрать и соединить напрямую с этим
блоком, - и, в подтверждение своих слов, сыпанул горстью формул.
В теории я был слабоват, поэтому сказал:
- Делай, как хочешь, но выходные данные должны быть не ниже
запланированных. Прибор мне нужен через две недели.
- Не успею. Потребуются дорогие материалы и обработка схемы на мощном
компьютере, а у меня... - он развел руками, показывая, что у него есть,
точнее, что ничего нет.
- Я дам аванс.
- Но потребуется... - он запнулся, - ...не меньше пяти тысяч.
Бедолага: пять тысяч для него - сумма, за которой начинается
катастрофическое богатство.
- За работу я возьму всего тысячу, - добавил, как бы извиняясь, он.
Такая работа стоит не менее трех. Видимо, делает скидку как сопричастному
к делу изобретательства. Я отыскал в ворохе деталей его кредитную карточку,
заброшенную туда после получения ста экю, и перевел на нее двадцать пять
тысяч. Сунув карточку под нос владельцу, произнес:
- Купишь хороший компьютер и лучшие материалы. Работать только в
мастерской, о приборе никто не должен знать. Уложишься в срок - остаток
денег и компьютер твои.
Он посмотрел на меня сомневающимся взглядом: сумасшедший или нет?
- Я по рекомендацию Дика Верини.
Дик Верини иногда бесплатно защищает интересных ему типов, пару раз помог
и этому выпутаться из сомнительных историй, грозящих, как пособнику,
несколькими годами. Имя рекомендателя успокоило хозяина мастерской,
заставило поверить в свалившуюся на него удачу в образе новенького мощного
компьютера и баснословной, по его мнению, суммы денег.
- Через две недели прибор будет готов, - как клятву в суде произнес он.
- Я могу опоздать немножно - годика на два-три. В любом случае договор
остается в силе и о приборе никто не должен знать.
Хозяин мастерской догадывался с кем имеет дело, поэтому не удивился и ни
о чем не спросил.
- Прибор будет ждать, - пообещал он.
Я ему поверил. Только в одном случае он не выполнит обещание - если
умрет, чего ему не желаю. Хотя, если все станут такими честными, рискую
остаться безработным. К сожалению, это мне не грозит: человечество никогда
не научится прогрессировать только в лучшую сторону.
6
С этой грустной мыслью я отправился на свидание с Иолией. Вылет назначен
мной на утро, корабль заправлен, оснащен и проверен. Тук и Родроб сидят в
отеле, связанные строгим приказом не есть и не пить и указанием номерному
их не обслуживать. Вроде бы все готово, все обдумано, но никак не верится в
предстоящую операцию. Поверю тогда, когда корабль оторвется от стартовой
площадки. Впрочем, тогда появится другое - легкое зудение и подрагивание
каких-то неведомых мне жилок в мозге, в том его отделе, который заведует
клеткой со страхом. Возможно, это не жилки, а прутья той клетки: зверь
хочет на волю, зверь жаждет поединка. Скоро он получит и то, и другое...
Грот был глубоким, высоким и сухим. Светло-коричневые стены его,
отшлифованные океанскими волнами, напоминали засохшее тесто. Звуки вязли в
них, и человеческие голоса становились гуще и сливались с рокотом прибоя. Я
лежал у входа, наблюдал за берегом. Когда-то здесь была бухточка. Со
временем океан отступил, подарив суше маленький пляж, огороженный
обрывистым берегом, склоны которого были изъедены большими и маленькими
пещерами. Песок на пляже был белесым, точно выгорел на солнце. Метрах в
пяти от воды темнела полоса сухих водорослей, выброшенных последним
штормом. А когда океан разгуливался от души, добирался он и до нашего
грота: в глубине грота было небольшое соленое озерцо, оттуда тянуло затхлой
вадой. Примерно посередине междумной и озерцом расположились Родроб и Тук.
Первый спал, положив голову на живот искусственной наяды, а что делал
второй - это знал только он. Но что бы ни делал, а сторож он отличный. Уже
несколько раз давал мне знать о появлении животных около грота. Приходили
они из глубины острова, бродили вдоль берега и снова исчезали в лесу.
Где-то там, в девяти километрах от грота, спрятан корабль. Мы удачно
проскочили мимо спутников охраны, воспользовавшись метеоритным дождем,
удачно приземлились и вовремя замаскировались. Место посадки я выбрал до
отлета, когда смотрел фильм о Морее. Приземлились мы на единственный
безлюдный из больших островов, в северо-восточной части его, у подножия
потухшего вулкана, похожего на старух, прокуренную трубку. Склоны вулкана
уже обросли травой, кустарником и невысокими деревьями, особенно густая
зелень была в складках, образованных застывшей лавой. В одну из складок я и
посадил корабль. Деревья и маскировочный экран надежно спрятали его от
человеческих глаз, а от богатой металлами лавы шея такой фон, что незачем
было бояться электронных наблюдателей. В чем мы и убедились, 'когда через
полчаса над островом пролетел флайер экоохраны. Правда, оттуда далековато
до грота, но для этого я и привез с собой Родроба.
- Родроб!
- Ну? - Косматая голова лениво оторвалась от наядиного живота.
- Подежурь, я отдохну.
- Угу..
Сейчас он примется за еду и будет уничтожать тюбик за тюбиком, благо их
еще с полмешка. Остальные полтора сожрал, почти без моей помощи, за восемь
дней нашего пребывания в гроте. Пусть ест, ему предстоит тяжелая работенка.
Разбудил меня Тук. Родроб лежал у входа, мерно работал челюстями.
Равнодушный взгляд его буравил песок на пляже. Я было решил, что опять
какой-нибудь лесной хищник вышел на берег полюбоваться океаном, и закрыл
глаза, но Тук во второй раз требовательно двинул меня шипом в бок.
На берегу, поблескивая на солнце влажными боками и спинами, резвились две
наяды, самка и самец.. Она лежала на животе и медленно вертела головой,
наблюдая за самцом, а он описывая вокруг нее круги и время от времени
тыкался мордой в ее тело, заставляя перевернуться на спину. Парочка была
метрах в пятидесяти от нас, ветер дул с океана, и в грот залетал
горьковатый запах мускуса. Я посмотрел на Родроба. У него даже волосы на
бороде пригладились - настолько благотворно действовал этот запах. Я прижал
к приглаженной бороде респиратор.
- Готовь наяду!
Самка уступила самцу. Перевернувшись на спину, она подставила солнцу
выпачканные в песке живот и большие молочные железы. Самец взобрался на нее
и подогнул к земле двойной, как у ласточки, хвост.
- Внимание!
Родроб, полусогнутый, стоял позади меня с искусстввенной наядой в руках.
Держал ее хвостом кверху, и грива наяды подметала светло-коричневую пыль.
Я одел на спину переносной "зонтик" - прибор, создающий электронные
помехи в радиусе пятнадцать метров, приготовил пистолет с
нервно-паралитическими пулями.
Где-то в глубине леса взвыл хищник, затрещали ветки. Это спутник охраны
стеганул испульсом любителя полакомиться морскими животными. Посмотрим, так
ли надежно сработает спутник и против нас.
Наяды замерли, тела их расслабились. Самец будет в экстазе около минуты,
самка - пять-шесть. Вот самец тяжело сполз с самки, медленно задергался в
сторону океана. Едва он исчез в воде, я включил "зонтик".
- Вперед!
Самка была уже под "зонтиком", когда очнулась и услышала наши шаги.
Поздно: теперь уже не пробьются к спутнику сигналы передатчика,
установленного людьми на ее теле. Я выстрелил из пистолета в округлый
серовато-белый бок, прямо в темное пятнышко прилипшего к шерсти песка.
Песок обсыпался, тело наяды дернулось, чуть изогнулось, будто потягиваясь
перед сном, безжизненно обмякло. Три часа она будет живым трупом.
Я надрезал бугорок на ее шее, вынул оттуда маленький передатчик, положил
его в кармашек на теле искусственной наяды.
- Запускай ее, - приказал я Родробу.
Он потащил искусственную наяду в воду, а я занялся живой. Надо было
упаковать ее во влагосохраняющий мешок, чтобы тело не пересохло от долгого
пребывания на воздухе. Уже застегивая мешок у нее на шее, я услышал пиканье
сигнализатора, висевшего у меня на ремне. На табло горели буквы и цифры:
"СВ-98". С северо-востока к нам приближался флайер, дистанция до него 98
километров. Это около пяти минут лета.
- Родроб, за мной!
Куда там! Этот балбес все еще возился с моделью. Как тащил ее хвостом
кверху, так хвостом вперед и хотел отправить в плавание, и никак не мог
понять, почему она возвращается к берегу. Я подбежал к нему, развернул
наяду и оттолкнул от берега ногой. Набежавшая волна накрыла ее, какое-то
время я еще видел светлое пятно, быстро уплывающее в глубь океана.
