же, Пепа, я отучу тебя вести разговоры с посторонними!")
- Ну, с той девушкой, что нашли около Розптил, -
отозвался усатый и замолк, видно не собираясь продолжать
разговор.
Минка вдруг живо заинтересовалась, наверное потому, что
речь шла о девушке.
- С какой девушкой? - воскликнула она.
- Ну, с той, которую там нашли, - уклончиво ответил сыщик
Соучек и, немного смутившись, вытащил из кармана сигарету.
И тут произошло неожиданное: Пепик быстро сунул руку в
карман, чиркнул своей зажигалкой и поднес ее соседу по
столику.
- Благодарю вас, - сказал тот, явно польщенный. - Видите
ли, я говорю о трупе женщины, которую жнецы нашли в поле,
между Розптилами и Крчью, - объяснил он, как бы в знак
признательности и расположения.
- Я ничего о ней не слыхала, - глаза у Минки расширились.
- Пепик, помнишь, как мы с тобой ездили в Крчь?.. А что
случилось с этой женщиной?
- Задушена, - сухо сказал Соучек. - Так и лежала с
веревкой на шее. Не стану при барышне рассказывать, как она
выглядела. Сами понимаете, дело было в июле... а она там
пролежала почти два месяца... - Сыщик поморщился и выпустил
клуб дыма. - Вы и понятия не имеете, как выглядит такой
труп. Родная мать не узнает. А мух сколько!.. - Соучек
меланхолически покачал головой. - Эх, барышня, когда у
человека на лице уже нет кожи, тут не до наружности!
Попробуй-ка, опознай такое тело. Пока целы нос и глаза, это
еще возможно, а вот если оно пролежало больше месяца на
солнце...
- А метки на белье? - тоном знатока спросил Пепик.
- Какие там метки! - проворчал Соучек. - Девушки обычно
не метят белье, потому что думают: все равно выйду замуж и
сменю фамилию. У той убитой не было ни одной метки, что вы!
- А сколько ей было лет? - участливо осведомилась Минка.
- Доктор сказал, что примерно двадцать пять. Он
определяет по зубам и по другим признакам. Судя по одежде,
это была фабричная работница или служанка. Скорее всего
служанка, потому что на ней была деревенская рубашка. А
кроме того, будь она работница, ее давно бы уже хватились,
ведь работницы встречаются ежедневно на работе и нередко
живут вместе. А служанка уйдет от хозяев, и никто ею больше
не поинтересуется, не узнает, куда она делась. Странно, не
правда ли? Вот мы и решили, что если ее никто два месяца не
искал, то верней всего это служанка. Но самое главное -
купон.
- Какой купон? - живо осведомился Пепик, который
несомненно ощущал в себе склонности стать сыщиком, канадским
лесорубом, капитаном дальнего плавания или еще какой-нибудь
героической фигурой, и его лицо приняло подобающее случаю
энергичное и сосредоточенное выражение.
- Дело в том, - продолжал Соучек, задумчиво уставясь в
пол, - что у этой девушки не было решительно никаких вещей.
Убийца забрал все сколько-нибудь ценное. Только в левой
руке она зажала кожаную ручку от сумочки, которая валялась
неподалеку во ржи. Видно, преступник пытался вырвать ее,
но, увидев, что ручка оборвалась, бросил сумочку в рожь,
прежде, конечно, все из нее вынув. В этой сумочке между
складками застрял и трамвайный билет седьмого маршрута и
купон из посудного магазина на сумму в пятьдесят пять крон.
Больше мы на трупе ничего не нашли.
- А веревка на шее? - сказал Пепик. - Это могла быть
улика.
Сыщик покачал головой.
- Обрывок обыкновеннейшей веревки для белья не может
навести на след. Нет, у нас решительно ничего не было,
кроме трамвайного билета и купона. Ну, мы, конечно,
оповестили через газеты, что найден труп женщины, лет
двадцати пяти, в серой юбке и полосатой блузке. Если два
месяца назад у кого-нибудь ушла служанка, подходящая под это
описание, просьба сообщить в полицию. Сообщений мы получили
около сотни. Дело в том, что в мае служанки чаще всего
меняют места, бог весть почему...
Все эти сообщения оказались бесполезными. А сколько
возни было с проверкой! - меланхолически продолжал Соучек.
- Целый день пробегаешь, пока выяснишь, что какая-нибудь
гусыня, служившая раньше в Дейвице, теперь нанялась к
хозяйке, обитающей в Вршовице или в Коширже. А в конце
концов оказывается, что все это зря: гусыня жива да еще
смеется над тобой... Ага, играют чудесную вещь! - с
удовольствием заметил он, покачивая головой в такт мелодии
из "Валькирий" Вагнера, которую оркестр исполнял, как
говорится, не щадя сил. - Грустная музыка, а? Люблю
грустную музыку. Потому и хожу на похороны всех
значительных людей - ловить карманников.
- Но убийца должен был оставить хоть какие-нибудь следы?
- сказал Пепик.
- Видите вон того ферта? - вдруг живо спросил Соучек. -
Он работает по церковным кружкам. Хотел бы я знать, что ему
здесь нужно... Нет, убийца не оставил никаких следов... Но
если найдена убитая девушка, то можно головой ручаться, что
ее прикончил любовник. Так всегда бывает, - задумчиво
сказал сыщик. - Вы, барышня, не пугайтесь... Так что мы
могли бы найти убийцу, но прежде надо было опознать тело. В
этом-то и была вся загвоздка.
- Но ведь у полиции есть свои методы... - неуверенно
заметил Пепик.
- Вот именно, - вяло согласился сыщик. - Метод тут
примерно такой, как при поисках одной горошины в мешке
гороха: прежде всего необходимо терпение, молодой человек.
Я, знаете ли, люблю читать уголовные романы, где описано,
как сыщик пользуется лупой и всякое такое. Но что я тут мог
увидеть с помощью лупы? Разве поглядеть, как резвятся черви
на теле этой несчастной девушки... извините, барышня!
Терпеть не могу разговоров о методе. Наша работа это не то,
что читать роман и стараться угадать, как он кончится.
Скорее она похожа на такое занятие: дали вам книгу и
говорят: "Господин Соучек, прочтите от корки до корки и
отметьте все страницы, где имеется слово "хотя". Вот какая
это работа, понятно? Тут не поможет ни метод, ни смекалка,
надо читать и читать, а в конце концов окажется, что во всей
книге нет ни одного "хотя". Или приходится бегать по всей
Праге и выяснять местожительство сотни Андул и Марженок для
того, чтобы потом "криминалистическим путем" обнаружить, что
ни одна из них не убита. Вот о чем надо писать романы, -
проворчал Соучек, - а не об украденном жемчужном ожерелье
царицы Савской. Потому что это по крайней мере солидная
работа, молодой человек!
- Ну и как же вы расследовали это убийство? -
осведомился Пепик, заранее уверенный, что он-то взялся бы за
дело иначе.
- Как расследовали? - задумчиво повторил сыщик. - Надо
было начать хоть с чего- нибудь, так мы сперва взялись за
трамвайный билет. Маршрут номер семь. Допустим, стало
быть, убитая служанка, - если только она была служанкой, -
жила вблизи тех мест, где проходит семерка. Это, правда, не
обязательно, она могла проезжать там и случайно, но для
начала надо принять хоть какую-нибудь версию, иначе не
сдвинешься с места. Оказалось, однако, что семерка идет
через всю Прагу: из Бржевнова, через Малую Страну и Новое
Место на Жижков. Опять ничего не получается. Тогда мы
взялись за купон. Из него хотя бы было ясно, что некоторое
время назад эта девушка купила в посудном магазине товара на
пятьдесят пять крон. Пошли мы в тот магазин...
- И там ее вспомнили! - воскликнула Минка.
- Что вы, барышня! - проворчал Соучек. - Куда там! Но
наш полицейский комиссар, Мейзлик, спросил у них, какой
товар мог стоить пятьдесят пять крон. "Разный, - говорят
ему, - смотря по тому, сколько было предметов. Но есть один
предмет, который стоит ровно пятьдесят пять крон: это
английский чайничек на одну персону". - "Так дайте мне
такой чайничек, - сказал наш Мейзлик, - но чтоб такой хлам
так дорого стоил..."
Потом он вызвал меня и говорит: "Вот что, Соучек, это
дело как раз для вас. Допустим, эта девушка - служанка.
Служанки то и дело бьют хозяйскую посуду. Когда это
случается в третий раз, хозяйка обычно говорит ей:
"Купите-ка теперь на свои деньги, растяпа!" И служанка идет
и покупает за свой счет предмет, который она разбила. За
пятьдесят пять крон там был только этот английский чайничек.
"Чертовски дорогая штука", - заметил я. "Вот в том-то и
дело, - говорит Мейзлик. - Прежде всего это объясняет нам,
почему служанка сохранила купон: для нее это были большие
деньги, и она, видимо, надеялась, что хозяйка когда-нибудь
возместит ей расход. Во-вторых, учтите вот что: это
чайничек на одну персону. Стало быть девушка служила у
одинокой особы и подавала в этом чайничке утренний чай. Эта
одинокая особа, по-видимому, старая дева, - ведь холостяк
едва ли купит себе такой красивый и дорогой чайничек.
Холостякам все равно из чего пить, не так ли? Вернее всего
это какая-нибудь одинокая квартирантка; старые девы,
снимающие комнату, страшно любят красивые безделушки и часто
покупают ненужные и слишком дорогие вещи".
- Это верно, - воскликнула Минка. - Вот и у меня, Пепик,
есть красивая вазочка...
- Вот видите, - сказал Соучек. - Но купона от нее вы не
сохранили... Потом комиссар и говорит мне: "Итак, Соучек,
будем продолжать наши рассуждения. Все это очень спорно, но
надо же с чего-то начать. Согласитесь, что особа, которая
может выбросить пятьдесят пять крон за чайничек, не станет
жить на Жижкове. (Это он имел в виду трамвайный билет с
семерки.) Во внутренней Праге почти нет комнат, сдающихся
внаем, а на Малой Стране никто не пьет чай, только кофе.
Так что, по-моему, наиболее вероятен квартал между
Градчанами и Дейвице, если уж придерживаться того
трамвайного маршрута. "Я почти готов утверждать, - сказал
мне Мейзлик, - что старая дева, которая пьет чай из такого
английского чайничка, наверняка поселилась бы в одном из
домиков с палисадником. Это, знаете ли, Соучек, современный
английский стиль!.."
У нашего комиссара Мейзлика, скажу я вам, иной раз бывают
несуразные идеи. "Вот что, Соучек, - говорит он, -
возьмите-ка этот чайничек и поспрошайте в том квартале, где
снимают комнаты состоятельные барышни. Если у одной из них
найдется такая штука, справьтесь, не было ли у ее хозяйки до
мая молодой служанки. Все это чертовски сомнительно, но
попытаться следует. Идите, папаша, поручаю это дело вам".
Я, знаете ли, не люблю этакие гаданья на кофейной гуще.
Порядочный сыщик - не звездочет и не ясновидец. Сыщику
нельзя слишком полагаться на умозаключения. Иной раз,
правда, угадаешь, но чисто случайно, и это не настоящая
работа. Трамвайный билет и чайничек это все-таки
вещественные доказательства, а все остальное только...
гипотеза, - продолжал Соучек, не без смущения произнеся это
ученое слово. - Ну, я взялся за дело по-своему: стал
ходить в этом квартале из дома в дом и спрашивать, нет ли у
них такого чайничка. И представьте себе, в тридцать седьмом
домике служанка говорит: "О-о, как раз такой чайничек есть
у нашей квартирантки!" Тогда я сказал, чтобы она доложила
обо мне хозяйке.
Хозяйка, вдова генерала, сдавала две комнаты. У одной из
ее квартиранток, некоей барышни Якоубковой, учительницы
английского языка, был точно такай английский чайничек.
"Сударыня, - говорю я хозяйке, - не было ли у вас служанки,
которая взяла расчет в мае?" - "Была, - отвечает она, - ее
звали Маня, а фамилии я не помню". - "А не разбила ли она
чайничек у вашей квартирантки?" - "Разбила, и ей пришлось на
свои деньги купить новый. А откуда вы об этом знаете?" -
"Э-э, сударыня, нам все известно..."
Тут все пошло как по маслу: первым делом я разыскал
подружку этой Мани, тоже служанку. У каждой служанки всегда
есть подружка, причем только одна, но уж от нее нет
секретов. У этой подружки я узнал, что убитую звали Мария
Паржизекова и она родом из Држевича. Но важнее всего для
меня было, кто кавалер этой Марженки. Узнаю, что она гуляла
с каким-то Франтой. Кто он был и откуда, подружка не знала,
но вспомнила, что однажды, когда они были втроем в "Эдене",
какой-то хлюст крикнул Франте: "Здорово, Ферда!" У нас в
полиции есть такой Фрибз, специалист по всяческим кличкам и
фальшивым именам. Вызвали его для консультации, и он тотчас
сказал: "Франта, он же Ферда, это Кроутил из Кошнрже. Его
