- вид спорта, требующий большого напряжения, очень тяжелый.
Иногда мне казалось, что Минда весит по меньшей мере
центнер, а иногда - что у нее шестнадцать ног. А когда
собачья сбруя в порядке, вы, гуляя с собакой, тренируетесь в
жиме и рывке левой, правой и обеими руками, в перетягивании,
восхождении на горы щебня, беге рысью и ходьбе, причем
многое зависит от того, в какой вы находитесь спортивной
форме. При этом необходимо делать вид, что все эти
упражнения вы проделываете по собственному желанию.
Цель пли основание выводки собак на улицу состоит в том,
чтобы дать им возможность удовлетворить свои потребности.
Минда изумляла меня своей невероятной, прямо девичьей
стыдливостью; пока только она могла терпеть, не делала на
улице ничего, видимо стесняясь обнаруживать свои слабости.
В этом отношении у нее прямо какая-то английская
сдержанность. Ее принцип, сора из избы не выносить. И она
не могла понять, почему мы, люди, не достаточно считаемся с
этим свойством ее характера.
Таким образом я с первых же дней убедился, что, имея
собаку, убиваешь сразу нескольких зайцев, кроме одного, я
рассчитывал быть хозяином и командиром своей собаки, а
получилось так, что скорее Минда стала моей хозяйкой и
командиршей. Иногда я выкладываю ей это прямо, но она не
хочет понимать: пока я ей доказываю, что она - причудница,
мучительница, тиранка, капризница и упрямица,
злоупотребляющая моим терпением и предупредительностью, она
ласково смотрит мне в глаза, вертит остатком хвоста,
беззвучно хохочет на всю окрестность своей розовой, обросшей
волосами пастью и подставляет мне свою лохматую голову,
чтобы я, ко всему этому, еще погладил ее. Да что же это
такое? Этак ты мне и лапы на колени положишь? Ступай,
ступай, Минда, ненавистная сучонка, дай мне дописать статью.
Дай мне сказать еще.
Ну ладно, Минда, допишу в другой раз.
У каждой собаки есть определенные привычки:
а) общесобачьи и б) свои собственные.
К общесобачьим привычкам относится, например, та,
благодаря которой каждая порядочная собака, перед тем как
лечь, трижды обернется вокруг своей оси, или, если вы ее
погладите по голове, - облизнется; но не рекомендую
проверять это на чужих собаках.
Что касается собственных привычек, то одни свойственны
таксе, другие доберману, шпицу, бульдогу, пинчеру, терьеру и
т. д. У эрделя Минды особая и притом непреодолимая
привычка, увидев, что я лег, тотчас вскакивать на диван и,
став передними лапами мне на грудь, стараться лизнуть меня в
нос или в глаз; причем невозможно ни криком, ни просьбами
заставить ее покинуть эту позицию. Я долго не мог понять,
почему она это делает, какая ей от этого радость; но как-то
раз мне попалось пособие по собаководству, где я нашел такой
абзац:
"Эрдель, или военная собака (Kriegshund) - используется
на войне для поисков раненых". И тут же картинка с
изображением Минды, то есть я хочу сказать - эрделя, который
встал, под градом пуль, передними ногами на грудь раненому
солдату и лает. Тут я понял, что Минда удовлетворяет на мне
свой военный инстинкт; за отсутствием раненого солдата, она
становится на грудь мне, когда я, лежа на диване, читаю
газету, и делает это, не обращая ни малейшего внимания
ни на серьезность политического положения, ни на
ожесточенную газетную перестрелку. Ах ты сучка моя военная!
Песик мой милосердный! Не поехать ли нам с тобой
куда-нибудь в Китай или Никарагуа, чтоб у тебя были
настоящие раненые? А то объявлю войну Врошовице, атеистам,
либо одной из фракций национального собрания и сената, раз
уж завел себе служебную военную собаку!.. Враги мои, говорю
вам: не шутите со мной! Я вам покажу: будете вы у меня
лежать на поле сражения, простреленные и порубленные, а я
позову Минду, чтобы она вас нашла и стала передними ногами
вам на грудь. Потому что это у нее в крови.
У каждого наделенного даже высшим разумом существа есть
свои слабости, безотчетные симпатии и антипатии. Один ни за
что на свете не возьмет в руки телескопной трубки; другой
испытывает непреодолимое отвращение к стихам или мистике,
некоторые не выносят, когда водят ножом по тарелке, а иные
современную музыку; м-ль Гаскова (1) терпеть не может Гилара
(2), и я знаю даму, которая ни в коем случае не подойдет к
обыкновенной корове. А Минду повергают в стихийный,
необъяснимый ужас мотоциклы. На любой шум она реагирует с
явным раздражением, но рев мотоцикла пробуждает в ней
безумный страх, подобный тому, какой испытывает церковный
сторож при виде самого дьявола. Сучке моей чужды
современные взгляды; не любит она этих проклятых машин и
изобретений, которые не имеют ни мяса, ни костей и мчатся,
как оголтелые, распространяя вокруг отвратительный,
неаппетитный запах. Если среди собак бывают набожные
субъекты, то мотоцикл играет у них роль сатаны. У каждого
из нас есть в душе чувствительное место, еще не покрывшееся
кожей и волосами: местечко обнаженное и болезненно
дрожащее, которое мы хотели бы скрыть от всего света. И вот
понимаешь, Минда, каждый день кто-то или что-то как раз к
этому нашему воспаленному месту притрагивается. Каждый день
из-за угла с львиным ревом выскакивает мотоцикл, ища, кого
бы проглотить. И мы лезем без оглядки под диван, в
непроглядную тьму, и, закрыв глаза, дрожа всем телом, ждем,
когда эта адская штука промчится мимо. И только когда
установится полная тишина и будет слышен лишь привычный
скрип пера по бумаге, Минда выползет со смущенной улыбкой из
своего укрытия, чуть повиливая хвостом, словно извиняясь за
свое малодушие: "Это... это просто так, пустяки. Погладь
меня по головке, милый".
Сядь, Минда, и слушай. Есть три заповеди:
1) быть послушной,
2) соблюдать чистоту в комнатах и на лестнице,
3) жрать, что даю.
Заповеди эти - божественного происхождения и даны
собачьему роду для того чтобы поставить его над всеми
зверями полевыми. Кто не соблюдает их, тот будет проклят и
ввергнут в геенну огненную, где нет диванов и дьяволы на
мотоциклах целый день преследуют грешные собачьи души.
Помимо нарушения этих заповедей, являющегося тяжким
грехом, есть еще грехи повседневные, а именно:
Жрать подтяжки своего хозяина.
Прыгать на хозяина с грязными лапами.
Лаять, когда хозяин пишет.
Разливать свою похлебку по полу.
Выбегать на улицу.
Гоняться за кошкой по постели.
Обнюхивать мою тарелку.
Грызть ковер.
Катать по полу разные предметы.
Приносить домой старые кости.
Лизать своему хозяину нос.
Рыться в цветочных клумбах.
Уносить носки хозяина.
Собака, не совершающая этих грехов, приобретает особое
достоинство и пользуется огромным уважением: поэтому она
всегда толстая, как декан или директор банка, а не тощая,
как люди, истощающие свои силы суетностью, тщеславием,
праздностью и непослушанием.
Но есть еще неписаная собачья заповедь, которая гласит:
"Возлюби господина своего".
Некоторые очень видные люди, как, например, Отакар
Бржезина (3), считают собачью преданность признаком
низменной рабской натуры. Но, по-моему, под понятие рабской
натуры невозможно подвести нечто столь темпераментное и
восторженное, как собачья натура. Я никогда не был
рабовладельцем, но мне кажется - раб, наверно, существо
запуганное, пронырливое, скрытное, которое не издает криков
радости при появлении хозяина, не кусает его за руку, не
обнимает его, не бросается на него и вообще не обнаруживает
безудержного восторга и безумной радости, когда хозяин
возвращается из редакции или откуда-нибудь еще.
Собака превосходит всех животных и человека силой чувств
радости и печали. Не могу себе представить, чтобы, скажем,
канцелярист-практикант кинулся с бурным восторгом на шею
начальнику отдела или чтобы приходский священник от радости
стал кататься по земле, махая руками и ногами в воздухе,
когда с ним заговорит епископ. Дело в том, что у людей
отношение к своим хозяевам чисто деловое, неприветливое,
тогда как собака полна к хозяину пламенной, беззаветной
любви. Быть может, здесь сказывается древний дух стаи,
страстная общительность существа, в котором жив инстинкт
товарищества. "Человек, - говорит взгляд собаки, - у меня
нет ничего, кроме тебя. Но посмотри: ведь мы с тобой
вдвоем составляем отличную собачью свору, правда?"
Презрение. Да, это - самое подходящее слово. Не с
враждой, а именно с аристократическим презрением смотрит
кошка на собаку, создание шумное и какое-то плебейское. Ее
обращение с ним полно высокомерного, иронического
превосходства. Превосходства существа, замкнутого в себе,
склонного к уединению. Этот большой, лохматый, шумный зверь
плачет, как грудной ребенок, если его оставить одного, и
чуть не умирает от радости, когда хозяин допустит его к
себе. "Какое малодушие, - думает кошка, поднимая брови. -
Что касается меня, то я ни в ком не нуждаюсь и поступаю
всегда по-своему; а главное, не обнажаю так явно своих
чувств: ведь это неприлично".
Тут она встает и дает Минде две бархатные оплеухи по
блестящему влажному носу.
Минда - почти щенок; она не умеет еще управляться со
своим каучуковым, гибким хребтом и длинными лапами; порой
этот избыток эластичности делает ее неловкой и смущает, как
девушку-подростка. Но бывают минуты - особенно лунными
вечерами или когда из-за забора смотрит соседский Астор, -
что ею овладевает неистовая жажда движений. Тогда она
начинает прыгать, вертеться, танцевать и кружиться, глядя на
небо, покоряясь какому-то захватывающему ритму. Это очень
напоминает школу Далькроза (4) или пляски русалок. Минда
танцует.
Владелец собаки, так же как садовник, государственный
деятель, отец семейства и некоторые другие люди, должен
думать о будущем. Покупая себе сучку, я, конечно, стал
думать о ее будущем. Первым делом я начал спрашивать у
друзей и знакомых, не хотят ли они иметь превосходного
чистокровного щенка-эрделя. И в самом деле - человек
четырнадцать выразили желание обзавестись косматым щеночком
лучших кровей, причем сейчас же, немедленно; я им ответил,
что это станет возможным через год, когда моя сучка станет
взрослой. Они подняли меня на смех: дескать, через год -
все равно что никогда.
Во-вторых, я стал присматривать поблизости здорового,
умного, породистого папашу для будущих своих щенят.
Наметив четырех великолепных эрделей, я постарался
завоевать их доверие. Кроме того, я частично занялся
изучением вопросов гибридизации, кровного родства и т. п.,
но, поскольку все это - проблемы научного характера, мнения
авторитетов здесь диаметрально расходятся. Так что я решил,
обойдя спорные вопросы профессионального собаководства,
свести Минду через год с тем эрделем, что бегает так славно,
весело высунув язык, за забором вон того желтого особняка.
Пока я размышлял, Минда искала у себя блох, зевала и виляла
хвостом, нисколько не задумываясь над проблемой своего
будущего материнства.
Должен вам сказать, что поддержание породы - самая
интересная сторона в собаководстве: на этот счет есть
пропасть подробнейшей ученой литературы, и если вы захотите
теоретически немножко себя подковать в этом вопросе, то
сейчас же очутитесь на пороге великих тайн, именуемых
евгеникой. Почему бы не попытаться упорядочить природный
процесс и не поставить перед ним более высокую цель? Отчего
не подготовить появление на свет Сверхсобаки? Таким путем
можно приобрести опыт, который окажется полезным в деле
улучшения человеческой породы. Пас и так упрекают за
недостаток веры в лучшее будущее человечества. Ладно.
Запомни, Минда: тебе предстоит послужить великому делу.
Так вот, если вы хотите содействовать поддержанию породы
и имеете подходящую сучку, прежде всего следите за тем,
чтобы она у вас не бегала на улицу. Смотрите за ней строго,
как делал я, не спускайте ее с поводка, держите на легкой
диете, развлекайте, поучайте, берегите ее как зеницу ока.
Вот и все. На прогулках за вами потянутся все встречные
кобели; иногда образуется целая процессия, и вам придется
