и те, те... что снились мне, Руг, - розовые попугайчики.
- Я видел рыбу в реке и, вроде, ракушки.
- Я тоже, когда собирала плоды сегодня утром.
Его охватило возбуждение, он попытался приподняться.
- Ты покидала окрестности пещеры?
Ванда усмехнулась, трагические складки дрогнули в уголках губ.
Разорванные мочки и зловещие рубцы на шее обнажились, когда сползла
косынка и Руга захлестнула терпкая волна жалости, Ванда усмехнулась
печально и отползла разве что не скуля, как подбитая собака.
##### часть текста утрачена #####
...пристрелить эту ненормальную бабу - и дважды его ослеплял жар,
исходивший из ее чрева.
Раствориться? В чем, Господи, в чем! - В собственном дерьме?
Он и с места не тронулся, пока не кончилось бренди. Разве хватило бы
сил и выдержки глядеть, как Ванда обнимает за шею мохнатого мужебца с
нависшим лбом и вспученными губами, как крохотные, короткопалые ручки
хватают ее за бедра, как он ржет ей в ухо и клочья пены сваливаются с
багрового языка, стертого уздой? Увольте!
Собственно, было все равно куда идти - ноги несли его к форту, куда
еще? Похудевший, обросший бородой странник вышел к реке. На плече его
мерно покачивался боевой карабин. Он удивленно присвистнул и покачал
головой, увидев обглоданные кости на песке - ну-у-у, жизнь продолжается и
даже набирает силу.
С появлением птиц гнетущая тишина планеты рухнула, и Ругу легко
шагалось под воркование и пересвист пичуг. Единственное, что смущало -
гигантские бабочки с размахом крыльев до метра.
Любопытно, чья больная фантазия расстаралась? И еще мохнатые лесные
человечки, они появлялись внезапно, угрожающе шипели и благоразумно
исчезали под лопухами, едва мутный взгляд Прента останавливался на
сморщенных личиках.
- Ау-у, идет-бредет лесной колдун! - завопил Руг, пьянея от свободы,
от безумной свободы, которую не каждому дано испытать в жизни, когда ни
парить, ни падать уже некуда. - А не припасли вы, дьяволята, отравленных
стрел для колдуна Руга, а? Не то мигом сотворю клыкастого крысолова,
обожающего лесных коротышек!
Словно в подтверждение его бахвальных слов из чащи выпрыгнул волк и
едва не вцепился в глотку Пренту, но струя пламени из бластера остановила
хищника в нескольких сантиметрах от кадыка.
- Потише, потише, лесные братцы, - пробормотал Руг, прислушиваясь к
шорохам. - Я не такой простой, как может показаться, и люблю пострелять,
угу? Глядите мне, хреновы выродки, скоро эта уютная планетка покроется
засохшей корочкой крови, в три пальца, никак не меньше. Жизнь - кошмарная
штука, так и хлюпает в крови, что за напасть? И так везде. Ни на одной
планете не везло Ругу Пренту - всюду пальба, ор, всюду его дырявили и
жгли.
По реке проплывала брюхом кверху туша неизвестного зверя, и Ругу
впервые пришло в голову, что духи тоже могут плодить химеры своего разума.
Однако, поразмыслив, он решил, что это не так. Никаких доводов ни за, ни
против у него, разумеется, не было - но давила тоска, - духи плодят духов?
- это уж слишком!
Спать приходилось у костра. На старательском поясе сохранился
будильник, реагирующий на приближение живых и кибернетических существ, но,
как ни странно, он не сработал ни разу. Может, Ванда и права: в этом мире
достаточно раствориться?
На следующий день он едва не сделал этого в буквальном смысле.
Поначалу чудом увернулся от броска анаконды, притаившейся на ветвях
многоствольного дерева с красной корой - одно такое дерево порой
напоминало рощу. Руга спасла выучка, что-что, а стрелять по движущимся
целям его натаскали.
А потом, во время полуденной фиесты, земля дрогнула. Он вскочил,
изготовился к бою, озираясь по сторонам. Подобного зверя ему никогда не
приходилось видеть, разве что в развлекательных фильмах. Тридцатиметровый
ящер с костяным гребнем неуклюже переваливался на жабьих лапах. В
оскаленной пасти сверкали ряды острейших пластин; с вислой, складчатой
губы сочилась зеленоватая слюна. Изредка эта ковыляющая гора издавала
пронзительный хрюкающий звук и звонко хлопала ноздрями, принюхиваясь к
окрестностям в поисках добычи.
Руга она достала. Особой нужды не было, но он завелся. Выбрал
позицию, где скалистый холм резко обрывался в распадок, и атаковал монстра
из лучевого карабина. Предосторожность оказалась не лишней. Чем-чем, а
толстокожестью и проворством ящер был наделен с избытком. Потребовалось
три сумасшедшие перебежки и четыре длинных залпа, прежде чем обугленная
туша перегородила течение ручья, и воды бросились искать новое русло,
устроив чудесный водопадик.
Руг вытер лоб, покурил, потом взобрался на поверженное чудище.
Пропорции пугающе соблюдены, м-да, все органы на месте. Кем же оно
порождено? Одни догадки, от них уже раскалывается голова. Руг стиснул зубы
и пошел дальше, теряясь в лабиринте собственных мыслей и зверея от свежего
и необычайно вкусного мяса куропаток.
На пятый день странствий он вышел к форту. Сердце сжалось. Похоже,
нашлось немало охотников захватить таинственный белый купол, построенный
на подиуме из громадных валунов. Обглоданные и догнивающие скелеты
беспорядочно валялись на лугу, среди жухлой травы, некоторые были
расчленены, на других остались клочья одежды. Прент растерялся - неужели
Дик отключил защиту периметра? - Но зачем? Последний лоскуток надежды,
эдакая набедренная повязка от былой респектабельной и роскошной
уверенности в том, что купол надежно прикрыт излучателями, а подступы
заминированы.
Ульвич оказался прав на все сто - Прент распустил команду и сгубил
дело.
Из основания форта бил, клокоча, горячий источник. Яды давным-давно
вымыло, во всяком случае, вокруг ручья копошилась кое-какая живность,
вроде разноцветных ежей, а в теплом озерце плавали утки и жемчужно
просвечивались в клубах пара.
Руг приблизился ко входу в свое бывшее жилище. Белые стены были
вымазаны синей и бордовой краской, вглядевшись, он догадался, что мазня
эта явно ритуального свойства и символизирует, очевидно, победу над
таинством некой божественной штучки, называемой дверью. Под этой самой
дверью храпел вовсю диковинный субъект, абсолютно голый, излишне волосатый
и вооруженный копьем. Квадратная челюсть и мощные надбровные дуги вкупе со
скошенным узким лбом позволяли отодвинуть этого типа на приемлемую
дистанцию по биологической шкале, и Руг без колебания пустил в ход нож,
ловко перерезав глотку спящему.
- В конце концов - это благо, это естественный отбор: худо, когда
воин спит на посту. Дозор есть дозор, приятель, надо было потерпеть.
Дверь отворилась бесшумно, хотя замок без особых церемоний был
выворочен ломом. Внутри шел пир горой. Стадо троглодитов восседало вокруг
кострища и шумно чавкало, перемежая злобное урчание воинственными воплями.
Знакомые пакостники - карлики, те самые, что прокопали ходы и подвели к
форту термальные воды - суетливо сновали между лохматых, бугристых тел,
подхватывая кости и срезая украдкой ошметки мяса.
Один из них заметил Прента, и злобный писк едва не заглушил рычание
хозяев форта и треск разгрызаемых костей. Карлик ощерился и попытался
вцепиться в икру Прента, но... у него ничего не вышло - человек оказался
неуязвим для духа. Ярость клокотала в коротышке, словно вода в горячем
источнике.
- Даже так? - сумрачно усмехнулся Руг и повторил с горечью. - Даже
так? Это тебя я должен возлюбить, приятель, и раствориться в твоей
компании? Воистину каждому Господь воздает по заслугам, а я-то надеялся
проскочить под шумок в толпе.
Он попытался отшвырнуть ногой карлика, однако неуязвимость оказалась
обоюдной, как и неприязнь.
Руг Прент решил драться. Это было выше его сил - смириться с этим - и
вне его разума. Цепким взглядом окинул стаю; троглодиты всполошились и, с
трудом оторвавшись от мяса, потянулись к палицам и копьям. В пепле
затухающего костра безжизненно отсвечивали два человеческих черепа с
проломленными лобными долями. Прент успел представить, как скачет по бушу
Ванда, плотно обхватив ногами потного монстра, как развеваются по ветру ее
белокурые волосы, и жадно стучит сердце, поспевая за двоих. А, может, и не
скачет? Может статься, ее возбужденный мужебец, став на задние копыта...
Ах, черт, да пропади оно все пропадом!
Первых двух, что двинулись к нему, подчинившись недовольному рыку
вожака стаи, он уложил чисто, одиночными импульсами. Остальные взревели и
кинулись скопом, тогда уж бластер заработал на всю катушку.
Руг крушил направо и налево, прижавшись спиной к двери. Вопли, стоны,
рев, писк, проклятия - все смешалось в единое кровавое месиво. Ему
оставалось совсем немного, несколько секунд боя - и купол вновь стал бы
его домом, но распахнулась дверь, и черный, как смоль, самец обрушил на
командира страшный удар дубины, так, что кровь хлынула из носа и ушей.
Прент упал, продолжая стрелять, испепеляя все кругом. Мертвые пальцы так и
не разжались. Заряда батарей хватило на семь с половиной минут, потом
пульсация угасла. Вожак стаи перепрыгнул через обугленные трупы и ударом
топора отсек окровавленную голову. Затем поставил лапу на тело и вскинул
трофей над собственной косматой головой. И закричал торжествующе, властно,
на ломаном земном наречии, на котором писались когда-то бессмертные строки
сонетов и баллад, писались и пелись под негромкий перебор струн:
- Я-а-а! Я - хозяин этого мира! Пусть умрет каждый, кто посягнет на
то, что принадлежит мне!.. Я-а самый сильный!
Из мертвого глаза Прента скатилась последняя слеза. Кажется, в его не
очень долгой жизни, она была и первой.
