возвращению они клокотали от гордости и вожделения, и женщины трепетали в
их натруженных лапах, охали и потрескивали - а выпивка пеной вскипала в
горле. Сказочная планета! Им вовек не сосчитать миллионов, что скопятся на
межгалактических счетах через какую-нибудь дюжину лет. На этот раз им не
удастся промотать вчистую свои кровные денежки и очухаться однажды хмурым
утром на ступенях дешевого борделя. Лихо! Из голытьбы они все же выбились
в князи и нынче не екает сердечко, когда подумаешь о незавидной, убогой
старости.
Основательная и удачливая пара Царфис - Чанг углубилась дальше всех в
горные долины. Им выпал восток и, наложив заклятия на тела и души, на
пути-дороги и шурфы, они методично изыскивали каньоны и размытые кручи. Их
карта оказалась подробней прочих, она была вся испещрена значками и
пометками. Но самая веская находка - это футовые выходы чистой платины в
долине, которую они так и назвали - Платиновая.
Из подходящего обломка Чанг выковал с помощью деструктора фигурку
женщины. В общем-то она подходила для куклы, смущали разве что несколько
пышные формы бедер. Но Ольга пищала от восторга!
Через шестьдесят суток по земному счету колонисты вновь собрались
вместе. Дым, что называется, стоял коромыслом. На огромном костре калился
котел, в котором булькало пахучее варево. Из Прента и Кошеля вытрясли
сначала тройную порцию рома, а затем удвоили ее. У ног сверкали россыпи
драгоценных камней, загадочно поблескивало бездонной желтизной золотишко.
Полуобнаженные и захмелевшие женщины возлежали подле всесильных хозяев
планеты и скручивали сигары из высушенных листьев папоротника. Наверное,
это и есть триумф, когда сладость победы уже изведана, но предвкушение
более изысканных наслаждений и отзвук громкой славы заглушают все и вся,
включая голос разума и шепоток совести.
- Мы выпьем за редкую удачу, - вещал, покачиваясь, Дик Чепанис, - и
еще за то, чтобы парни в лохмотьях с восхищением глядели на нас и
расправляли плечи, и верили: мир прекрасен! Удача податлива - и охотно
отдается сильному и настойчивому. Мы пьем за удачу, за ум, за силу, за
веру!
Восторженные вопли глохли в чавканье, из жадных глоток рвалось:
- За Надежду!
И набожная донья Эстебана, и щепетильная Ванда, и разудалая подружка
всех храбрецов, из чьих карманов сыплются без счета денежки, Матфея, Мати
- все были одинаково пьяны и счастливы в этот вечер. И воспалены...
Возмужавший Олаф с гордостью демонстрировал девчушке с загадочными
глазами свои первые шрамы и рассказывал, чуток привирая, как срывался в
расщелины и лихо мыл золото в хрустальных водах горных ручьев.
Да, вечерок, что надо. Кондиционеры надрывались, и не зря - марево
пятидесятиградусной жары бессильно терлось брюхом о белоснежный купол
форта. Кое-кто всплакнул, а потом затянули старинную, смутную песню
первых, разудалых переселенцев, чьи латаные колымаги отчалили полторы
сотни лет назад из портов Солнечной Системы, далекой родины.
Дым стоял коромыслом, и грусть на вечерок отступила. Они засыпали
дружной и грешной семьей, а проснулись... а просыпался каждый сам по себе,
выбираясь из руин иллюзий и снов.
Утро судного дня прошло в хлопотах и перебранках.
Донья Эстебана решительно заявила, что в пречистый праздник
Богородицы трудиться не станет и посвятит день молитвам. В ближних скалах
она давно уже облюбовала крохотную пещерку, приладила там распятие,
лампадку, вымела шероховатый базальтовый пол и занавесила узкий лаз
цветной шелковый шторой.
Мати привстала на цыпочки, потянулась длинным, гибким телом,
расчесала смоляные кудри и пообещала устроить постирушку. Обычно на ее
симпатичной мордашке с крупными и чувственными чертами витала тень
всеядного любопытства, однако сегодня скука и лень проступали в каждом
зевке. Ванда мигом сообразила, что постирушка - это чудесный повод, чтобы
провести день в купальне под зеленью сросшихся ив. Она мигом поддержала
Мати. И обе заговорщически перемигнулись. Ванда была на десять лет старше
Матфеи и настолько же моложе доньи Эстебаны. В наследство от родителей,
которых она совершенно не помнила, даже не знала на какой планете, под
каким небом упокоились их косточки, ей достались тонкие, правильные черты
лица чистокровной землянки, белокурые волосы, строптивый нрав и недюжинный
ум. Правда, рядышком с доньей, и уж тем более с Мати, она проигрывала
грузноватой фигурой и какой-то полудетской неуклюжестью. Впрочем, пухлые
плечи, сочные икры в естественном, прирожденном сочетании с порывистостью
и скрытым до поры до времени темпераментом иногда сводят мужчин с ума куда
быстрее, нежели точеные прелести писаных красавиц.
Мужчины чертыхнулись, им выпало бродить по душному полумраку
тропического леса, собирая коренья и плоды. Патрик внезапно вспомнил, что
не окончен ремонт вертолета. Чанг приволок ящик с инструментом,
намериваясь посвятить день починке расшатавшихся стульев и протекающих
кранов. Руг Прент мужественно вызвался помочь Олафу в сборе орехов -
корзины давно уже опустели, а без ореховой подпитки рацион значительно
скуднел. Верткий мальчишка приловчился так шустро перебираться с ветки на
ветку, сбивая палкой спелые гроздья, что двое мужчин едва успевали
наполнять корзины внизу.
Наступил период двух солнц. Оранжевый карлик сиял в зените, а
голубовато-желтый шар маячил на горизонте. Поры на коже отворились от
испепеляющей жары, и тело казалось беспомощным, рыхлым, истекающим соленой
жижицей. Поэтому легко объяснима внезапная озабоченность, охватившая
старателей, по части пополнения запасов нелумбиума, или водяного лотоса,
который, как две капли воды, походил на земного сородича - правда, никто
из колонистов об этом и не подозревал - кроме Дика Чепаниса, ни один из
них не бывал на родной планете. А Дик в студенческие годы вряд ли
занимался сбором лотоса. Эти замечательные кувшинки не зря почитались у
египетских пращуров божественным цветком. Весьма полезное растение. Оно
обильно произрастало в заводях и прудах и порой так заполняло их, что не
видно было поверхности воды. Нежные и душистые соцветия женщины настаивали
на масле, и получался чудесный крем; прочее годилось в пищу. Стебли,
длинные и сочные, хороши были и в супе, и в салате, а семена -
засахаренные желуди с полным набором витаминов и аминокислот.
Просидеть день по горло в воде все полегче, нежели скитаться по лесу
и перетаскивать тяжелые корзины или собирать просо в буше.
- Да здравствует божественный лотос! - воскликнул Дик и колонисты,
довольные, побрели к реке.
- Выбросьте на камни побольше водорослей, пусть сохнут! - крикнул им
вслед Руг, навьючиваясь стопкой ивовых корзин. Из сушеных водорослей
получался порошок, замечательно заживляющий раны и способствующий
пищеварению.
Жаркий день напоминает караван из неторопливых и бесстрастных часов,
мерно колышущихся гуськом в сторону долгожданного вечера. Но сегодня его
взорвал сигнал общего сбора. Для обеда было рановато, и обеспокоенные
мужчины поспешили к форту.
Юдж Портер с глазами, выпученными, как пузыри, сидел у очага, а подле
его башмаков лежала туша подстреленного козерога. Козерога! Как
зачарованные смотрели колонисты на громадные загнутые рога
тускло-коричневого цвета, на остывающую тушу, покрытую светло-серой, с
подпалинами, короткой шерстью, выстланную мягким, белесым пухом, на
оскаленные желтые зубы.
- Этого не может быть! - завопил Дик Чепанис, опускаясь на колени и
не смея прикоснуться к добыче Портера. Тот молча вложил пальцы в рану и
лапнул по щеке Чепаниса.
- Гляди, умник, это - кровь! Горячая, липкая и пахучая. Разводи
огонь, Деннис, набьем кендюхи! Свежиной! Настоящим жареным мясом. Здесь не
меньше двухсот фунтов чистого мяса, всем хватит, до отвала.
- Господи, - бормотал обескураженно Дик, - да откуда же он мог
взяться? Здесь даже цветы растут парами, потому что некому опылять - и
вдруг козлище?
- Сижу в затоке и вдруг слышу - цоканье, - восторженно рассказывал
Юдж. - Не верю ни ушам, ни глазам - эта тварюга пьет воду и заодно
мочится, скотина! Меня чуть кондрашка не хватила, в глазах темнеет - и
баста. Не помню, как метнул нож, приволок его сюда и - пальцы не могу
разжать, свело от жадности.
Руг Прент склонился и ощупал тушу.
- Следовательно, мы не первые. Не такая уж приятная новость, ребята.
Чревато неожиданностями.
- Но радиобуй мы так и не запеленговали! - упрямо мотнул кудлатой
головой Чепанис. - Даже если кто-то и побывал здесь до нас - они явно
оплошали и не застолбили планету.
- Нужно обшарить все острова, до последнего, - проворчал Ян Кошель. -
Доконать вертолеты, но убедиться, что мы действительно одни.
- Сам знаешь, до чего они изношены, а запчастей нет!
- К тому же мы два месяца бродили по горам - и ничего...
- Ну и плевать на запчасти, нашел, на чем экономить!..
- Крепок ты задним умом, а вспомни, как трясся над каждой гайкой,
сучий ты потрох!..
- Прихлопни пасть, сын гиены и мартышки!..
- Тихо! - рявкнул Прент, расшвыривая забияк. - Дик, проверь козла, и,
если он настоящий, будем пировать.
- Я бы хотел произвести полный анализ... - Чепанис не смог
договорить, неодобрительный ропот захлестнул его и Дик благоразумно
подчинился, дабы не разделить участь бородатого зверя.
Они с такой жадностью накинулись на шипящее на вертеле мясо, лихо
орудуя ножами, что просто диву даешься, как все пальцы остались целы.
Каждый рвал свой кус, и женщины не церемонились тоже - к чему утруждать
себя дележкой, когда его так много, ароматного, сочного, чуточку с кровью
под хрустящей корочкой!
В горячке едва не забыли набожную донью. Она вернулась из молельни и
долго с порога глядела на осоловевшую ватагу, изредка причавкивающую из
последних сил.
Отяжелевший Руг Прент вялым жестом указал на розовые ломти остывшего
мяса, но донья Эстебана презрительно покачала головой.
- Я соблюдаю посты, Руг Прент: ты, наверное, забыл о христианских
обычаях, и это не делает тебе чести.
- Да черт с ней, - отрыгнул Макс Царфис, размазывая по подбородку
жир, - у каждого свой норов. Донье по нраву молиться - пусть молиться. Ей
достанется шкура, скроит себе теплые тапочки, ха-ха! - Он ухватил
содранную шкуру и, размахнувшись, швырнул к ногам Эстебаны. - Твоя доля,
старушка.
Донью Эстебану передернуло. Излишняя чопорность и перенесенные в
прошлом невзгоды состарили эту крепкую, стройную сорокапятилетнюю женщину,
оплели волосы седой паутинкой, но угли внутри нее не просто тлели -
пылали! - и было верхом несправедливости называть ее старухой, даже шутя.
Она медленно наклонилась и пощупала мех. На лице появилось выражение
такой муки, такой несказанной печали, что Ванде и Матфее, пировавшим
наравне с другими, стало безмерно жаль набожную подругу. Они поспешили к
донье Эстебане и обняли ее за плечи.
- Дьявол настиг нас, - горестно прошептала она побелевшими губами. -
Он пришел за своей законной добычей - за душами грешников. Нам пора
готовиться к суровой каре. Руг Прент! Вели всем читать молитвы во спасение
души человеческой, кто знает, сколько нам отпущено, кто знает?
Мужчины переглянулись, а маленькая Ольга заплакала. В зловещем шепоте
доньи Эстебаны слышалась жуткая сила убежденности, воспламененная неясным
для прочих, видением подступившей беды.
- Чтоб ты сдохла, ведьма! - прохрипел Юдж Портер. - Всю обедню
испортила, надо же? Я летал рядышком со всякими богами и успевал ладить со
