Но Фуше отказывается от этой роли, или, вернее, он не отказывается от
нее открыто, но с притворной услужливостью старается исподтишка пресечь эти
намерения. Он противник братьев Наполеона, противник клана Бонапартов, он на
стороне Жозефины, объятой страхом и беспокойством перед этим последним шагом
ее мужа на пути к престолу; она знает, что тогда ей недолго придется
оставаться его супругой. Фуше предостерегает ее от открытого сопротивления:
"Сохраняйте спокойствие,- советует он ей,- вы напрасно становитесь поперек
дороги вашему супругу. Ваши опасения ему надоедают, а мои советы он принял
бы за оскорбление". Фуше, верный своей природе, пытается тайно помешать
исполнению этих честолюбивых желаний. Он пользуется тем, что Бонапарт,
побуждаемый притворной скромностью, не высказывается открыто, и когда сенат
собирается предложить Бонапарту temoignage eclatant, Фуше, как и некоторые
другие, нашептывает сенаторам, что великий человек, будучи верным
республиканцем, желает лишь продления срока консульства на десять лет.
Сенаторы, убежденные, что почтят и обрадуют этим Бонапарта, торжественно
принимают соответственное решение. Но Бонапарт, который понимает коварную
игру и прекрасно знает, кто ею руководит, приходит в ярость, когда ему
преподносят этот ненужный ему, нищенский дар. Депутация встречена полным
равнодушием. Когда мысленно уже ощущаешь на челе холодок золотой короны,
тогда эти десять ничтожных лет представляются пустым орехом, который с
презрением топчешь ногой.
Наконец, Бонапарт сбрасывает личину скромности и ясно выражает свою
волю - пожизненное консульство! И под тонким покровом этого понятия уже
просвечивает видимая каждому зрячему грядущая императорская корона. И так
велика в эту эпоху сила Бонапарта, что народ миллионным большинством голосов
претворяет его желание в закон и избирает его (как полагают они и он)
пожизненным властелином. С республикой покончено - нарождается монархия.
Клика братьев и сестер, корсиканский семейный клан, не забывает, что
Жозеф Фуше препятствовал исполнению желания нетерпеливого претендента на
престол. И, теряя терпение, они торопят Бонапарта избавиться от неприятного
стремянного,- ведь он теперь достаточно крепко сидит в седле. К чему,
говорят они, когда страна единодушно согласилась признать его пожизненным
консулом, когда все противоречия благополучно разрешены и раздоры
устранены,- к чему нужен этот слишком ревностный надзиратель, который следит
не только за страной, но и за их собственными темными проделками? Долой его!
Покончить с ним, отстранить этого вечного интригана, постоянно чинящего
препятствия! Беспрестанно, нетерпеливо, упорно и настойчиво уговаривают они
все еще колеблющегося брата.
Бонапарт в глубине души согласен с ними. И ему мешает этот слишком
осведомленный и постоянно пополняющий свою осведомленность человек, эта
серая тень, ползущая за его сиянием. Но нужен серьезный предлог, чтобы
отстранить министра, который так отличился, который пользуется в стране
неограниченным уважением. Кроме того, этот человек одновременно с ним вошел
в силу, и потому лучше не делать из него открытого противника. Он посвящен
во все секреты, ему угрожающе хорошо известны все, подчас нечистоплотные,
интимные дела корсиканского клана, поэтому не следует его грубо оскорблять.
И вот придумывают ловкий, тонкий предлог, который дает возможность не
придавать отстранению Фуше характера немилости: министра Жозефа Фуше вовсе
не увольняют, но он так мастерски исполнял свои обязанности, что ныне
учреждение по надзору за гражданами является излишним и министерство полиции
можно упразднить. Итак, упраздняют не министра, а министерство, то есть
место, которое занимал Фуше, а тем самым, естественно, и его самого.
Чтобы смягчить чувствительность жестокого удара, которым его выставляют
за дверь, отставку облекают в осторожную форму. Утрату поста ему возмещают
назначением в сенаторы, и письмо, в котором Бонапарт сообщает об этом
повышении в должности отставленному министру, звучит таким образом:
"...исполнявшего должность министра полиции в самые тяжелые годы талант,
энергия и преданность государству гражданина Фуше всегда соответствовали
требованиям, выдвигаемым событиями. И, предоставляя ему место в сенате,
правительство помнит, что, если настанет время, когда снова понадобится
министр полиции, оно не найдет человека, более достойного его доверия".
Кроме того, зная, как прочно примирился бывший коммунист со своим прежним
врагом - деньгами, Бонапарт строит для него великолепный золотой мост к
отставке. И когда при ликвидации дел министр представляет два миллиона
четыреста тысяч франков как остаток упраздненного фонда полиции, Бонапарт
попросту дарит ему половину суммы - другими словами, миллион двести тысяч
франков. Кроме того, обращенный враг денег, десять лет тому назад
исступленно громивший "грязный и развращающий металл", получает в качестве
прибавки к титулу сенатора майорат Экс - маленькое княжество, простирающееся
от Марселя до Тулона и оцененное в десять миллионов франков. Бонапарт изучил
Фуше; он знает эти беспокойные руки азартного интригана, и так как их трудно
связать, он предпочитает нагрузить их золотом. История знает не много
случаев, когда министра увольняли с большими почестями, а главное, с
большими предосторожностями, чем Жозефа Фуше.
Глава пятая. МИНИСТР ИМПЕРАТОРА. 1804-1811
В 1802 году Жозеф Фуше, или, вернее, его превосходительство господин
сенатор Жозеф Фуше, по настойчивому, хотя и мягко выраженному желанию
первого консула удаляется снова в частную жизнь, из которой он вышел десять
лет тому назад. Это было невероятное десятилетие, человекоубийственное и
роковое, преобразившее мир и смертельно опасное, но Жозеф Фуше сумел его
отлично использовать. Теперь он не скрывается, как в 1794 году, в
нетопленой, жалкой мансарде под самой крышей, а покупает красивый, хорошо
обставленный дом на улице Черутти, принадлежавший, вероятно, некогда одному
из "подлых аристократов" или "гнусных богачей". В Ферьере, будущей
резиденции Ротшильдов, он устраивает себе великолепное местечко для летнего
отдыха, получая аккуратно высылаемые доходы майората Экс, своего княжества в
Провансе. Да и вообще он образцово владеет благородным искусством алхимиков
делать из всего золото. Его подопечные на бирже принимают его в долю, он
выгодно расширяет свое имение,- проходит еще несколько лет, и человек,
подписавший первый коммунистический манифест, становится вторым по богатству
гражданином Франции, самым крупным землевладельцем в стране! Лионский тигр
превратился в настоящего запасливого хомяка, умного, бережливого
капиталиста, искусного процентщика. Это фантастическое богатство
политического выскочки не изменяет его врожденной нетребовательности,
закаленной суровой монастырской дисциплиной. Владея пятнадцатью миллионами,
Жозеф Фуше живет едва ли иначе, чем в то время, когда он с трудом мог
наскрести в своей мансарде необходимые ему ежедневно пятнадцать су; он не
курит, не пьет, не играет в карты, не тратит денег на женщин и на
удовлетворение тщеславия. Словно добропорядочный сельский дворянин, он мирно
прогуливается по лугам со своими детьми,- после двух первых, погибших от
лишений, у него родилось еще трое,- устраивает время от времени маленькие
приемы, слушает музыку, которой друзья развлекают его жену, читает книжки и
наслаждается умными разговорами; где-то внутри, на недосягаемой глубине,
таится в этом рассудительном, ширококостном буржуа дьявольская страсть к
азартной политической игре, страсть к напряжению и опасностям большой,
всемирной игры. Его соседи ничего не замечают, они видят только честного
помещика, прекрасного отца семейства, нежного супруга. И никто из людей, не
знавших Фуше по службе, не подозревает, что под этой приветливой
молчаливостью скрывается с трудом подавляемая страсть, влекущая его снова
вырваться вперед, снова во все вмешаться.
О власть с ее взглядом Медузы! Кто однажды заглянул ей в лицо, тот не
может более отвести глаз: он остается зачарованным и плененным. Кто хоть раз
испытал хмельное наслаждение власти и повелевания, уже не в состоянии от нее
отказаться. Перелистайте мировую историю, отыскивая примеры добровольного
отречения: кроме Суллы и Карла V и десятков тысяч едва ли найдется десяток
людей, которые, пресытившись, в ясном уме отказались бы от почти
кощунственной страсти играть роль судьбы для миллионов себе подобных. Так же
точно, как игрок не может отказаться от игры, пьяница от питья, браконьер от
охоты, так и Жозеф Фуше не может отойти от политики. Покой тяготит его, и в
то время как он весело, с хорошо разыгранным равнодушием, подражает
Цинциннату, идущему за плугом, у него уже горят пальцы и трепещут нервы от
желания вновь схватить политические карты. Хотя и отставленный, он
добровольно продолжает нести полицейскую службу и для упражнения в письме,
для того чтобы не быть окончательно забытым, еженедельно посылает первому
консулу тайную информацию. Это забавляет его, занимает его ум интригана, ни
к чему не обязывая, но не дает ему подлинного удовлетворения. Его мнимое
отстранение от всего - это не что иное, как лихорадочное ожидание минуты,
когда можно будет, наконец, вновь схватить узду в свои руки, почувствовать
власть над людьми, над судьбой мира, власть!
Бонапарт видит по многим признакам, как нетерпеливо рвется вперед Фуше,
но предпочитает не замечать этого. Пока он может держать вдали от себя
зловеще умного, зловеще работоспособного человека, он его оставит в тени; с
тех пор как обнаружилось, какая самовластная сила таится в этом скрытном
человеке, Фуше принимает на службу лишь тот, кому о крайне необходим и к
тому же для самого опасного дела. Консул оказывает ему всевозможное
благоволение, пользуется и для различных дел, благодарит его за хорошую
информацию, приглашает его время от времени в Государственный совет, а
главное, предоставляет ему возможность зарабатывать и обогащаться, чтобы он
вел себя спокойно; и только одному он упорно противится, пока это возможно:
дать ему снова назначение и возродить министерство полиции. Пока Бонапарт
силен, пока он не делает ошибок, он не нуждается в таком сомнительном и
слишком умном слуге.
К счастью для Фуше, Бонапарт, однако, совершает ошибки. И прежде всего
ту всемирно-историческую, непростительную ошибку, что больше не
удовлетворяется тем, что он Бонапарт, и, кроме уверенности в себе самом,
кроме торжества своей исключительности, жаждет еще тусклого блеска
наследственной власти к пышности титула. Тот, кому некого было бояться
благодаря своей силе, своей неповторимо могучей личности, пугается теней
прошлого-жалкого ореола изгнанных Бурбонов. И, побуждаемый Талейраном,
нарушая международное право, он отдает жандармам приказ доставить из
нейтральной области герцога Энгиенского и велит расстрелять его - поступок,
для которого Фуше подыскал знаменитые слова: "Это - более чем преступление,
это-ошибка". Эта казнь создает вокруг Бонапарта безвоздушное пространство,
наполненное страхом и ужасом, негодованием и ненавистью. И вскоре он сочтет
нужным снова укрыться под покров тысячеглазого Аргуса,- под защиту полиций.
И затем,-это самое важное,-в 1804 году консул Бонапарт снова нуждается
в ловком и беззастенчивом помощнике для своего наивысшего взлета. Ему опять
нужен стремянный. То, что два года тому назад казалось крайним пределом
