крутил вместе с другими ручку подъемника, то устанавливал между зубцов
камни, то кидал уголь в жаровню под котлом, в котором грелась смола. А
воздух был просто полон звенящей и летающей смертью. То и дело башню
осыпало великанскими пригоршнями мелких снарядов. Какой-то
парень-рбалетчик, оставивший на секунду свое оружие, чтобы помочь
Дэниелу скинуть очередной камень, пошутил:
- Здесь два щита надо, один спереди, другой сверху.
И вдруг осел, получив в шею стрелу. После этого Дэниел наблюдал
нападающих уже в прицел арбалета. Дважды он пускал стрелы в нагло
гарцевавшего рыцаря, но те отклонялись, будто сдутые каким-то
волшебным ветром. А когда Дэниел присел перезарядить арбалет, парень,
занявший его место, вдруг выронил оружие и полетел вниз со стены, как
будто сдернутый невидимой веревкой. На Дэниела пахнуло холодом.
Сейчас маршал, да нет, пожалуй, уже не маршал, а просто Дэн
Свободный воин, решил поберечь силы перед рукопашной. И внутренние
ворота и стоящая за ними наспех выкованная железная решетка едва ли
долго будут выдерживать удары заколдованного тарана. А когда все
преграды падут, потребуется сдерживать толпу нападающих клинками,
чтобы прикрыть отход. Добровольцы на это дело уже вызвались, и Дэниел
знал, что, каковы бы ни были приказы юного маршала, он встанет рядом с
ними. Черные рыцари были, конечно, неуязвимы для стрел, но железо их
брало, и Дэниел хотел противопоставить свое умение силе. Почему-то он
был уверен, что смерть каждого трандальского гостя будет большим шагом
к победе, чем гибель сотни других воинов.
На равнине опять взвыли рога. На этот раз вслед за шедшими на
приступ пехотинцами двинулась конница. Расчет Эда был вполне ясен: он
собирался сразу же, как только будет расчищен штурмовой коридор,
ворваться в город и отрезать отступающих от цитадели. Ральф тоже это
понял и послал человека вниз с приказом готовить баррикады. Теперь,
если не случилось бы какого нибудь чуда, всадники окажутся заперты на
площади перед воротами, как в ловушке. Конечно, для такой толпы пеших
разобрать завалы - дело недолгое, но за это время всадников легко
можно было расстрелять с башни и из окон домов. Тут Дэниел сообразил,
что снова рассуждает как маршал и взялся за арбалет.
После первого же удара тарана стало ясно, что ворота долго не
выдержат. Дэниел забросил за спину колчан со стрелами и, отыскав
взглядом Ральфа, крикнул ему:
- Я вниз!
Потом он набрал полные легкие воздуха, заорал, срывая голос:
- Добровольцы, за мной! - и побежал вниз по лестнице.
Когда внутренние ворота наконец упали, гельмундовских воинов, уже
считавших себя победителями, ждал очень неприятный сюрприз. Конец
прохода перекрывала неведомо откуда взявшаяся решетка, за которой
выстроились арбалетчики. Выстрелили они одновременно, безо всякой
команды, и крики убитых и раненых эхом отдались внутри каменного
коридора. Брошенный таран с грохотом упал. Уцелевшие, вовсе не желая
сдаваться, бросились к решетке, чтобы успеть ударами копий перебить
арбалетчиков раньше, чем те перезарядят свое оружие. Повел их в
сумасшедшую атаку уже знакомый Дэниелу трандалец с секирой, тот самый,
который получил утром стрелу в плечо.
Между внутренними воротами и решеткой, пристроенной здесь совсем
недавно, расстояние было слишком невелико, и это стоило жизни доброму
десятку воинов. Остальные просто рассыпались по площади, натягивая
арбалеты. Бояться было нечего: среди нападающих не было ни одного
стрелка. Они тоже поняли этот очевидный факт и откатились назад
мгновенно. Остался только орденский, зачем-то присевший перед решеткой
на колени. Дэниел сначала не понял смысла этого действия, но потом
увидел под решеткой какой-то дымящийся железный горшок. Трандалец,
пристроивший его, удирал обратно в коридор с нерыцарской резвостью, и
Дэниел понял, что сейчас произойдет. Он успел сообразить, что
оттолкнуть горшок подальше в коридор нет ни возможности, ни смысла, и
бросился за угол башни, закричав, чтобы предупредить остальных.
От взрыва, казалось, содрогнулась вся крепость. Впрочем, башня
выдержала, а вот решетку вывернуло из пазов и отбросило, поломанную и
искривленную, чуть ли не на середину площади. Вслед за этим из-за
стены раздался хоровой вопль. "Сейчас полезут." - подумал Дэниел и,
обнажив меч, приготовился к бою.
Уже после штурма он не мог толком ни вспомнить, ни описать эту
жуткую и кровавую кашу. Проход был такой ширины, чтобы пропускать
троих всадников в ряд, и это помогло сдержать первый суматошный
натиск. За это время умница Ральф догадался спустить на подъемнике
десяток щитов. Когда проход перекрыли щитники, стало полегче.
Остальные, встав за ними, орудовали копьями или в упор посылали
стрелы. Арбалетный болт на таком расстоянии прошивал двоих сразу, а
иногда стрела с вощеным древком, пройдя насквозь тела двух жертв,
находила себе третью. Внезапно нападающие откатились и Дэниел
убедился, что выражение "гора трупов" не является поэтическим
преувеличением. На выходе из воротного коридора вал из тел был ему уже
выше колена. Тут раздался стук лошадиных копыт. Дэниел бросил
трофейное копье, подхватил чей-то арбалет и колчан с оставшимися
стрелами и побежал к дому, чтобы занять удобную позицию где-нибудь на
первом этаже. Только в комнате брошенного хозяевами дома он понял, что
за всю схватку не получил ни единой царапины, хотя из сотни
добровольцев уцелело не более десятка.
А в воротах уже показались первые ряды тяжеловооруженных всадников
с орлами на щитах. Сверкали кольчуги, солнце играло на наконечниках
копий. Казалось, что остановить движение этой лавины невозможно.
Казалось... Но как только первые десятка два рядов скрылись из поля
зрения, движение вдруг застопорилось. Всадники начали бестолково
рассыпаться по площади, тыкаясь в поисках проходов в узкие щели между
домами. А сзади напирали все новые и новые. Это значило, что ополченцы
успели завалить оставленные проходы в баррикадах в человеческий рост
вышиной и, скрываясь за ними, встречали сейчас горделивое войско,
готовые к бою. Дэниел встряхнул головой, как проснувшись, и вскинул
арбалет.
За несколько мгновений площадь превратилась в настоящую бойню.
Отчаянные гвардейцы прыгали со стены на крыши, чтобы вернее доставать
противника. Рыцарей осыпали камнями, досками, кусками черепицы и
любыми подручными предметами. Вырваться из ловушки было почти
невозможно, потому что, когда въезжавшие в коридор понимали, что
происходит, развернуться они уже не могли. Вдруг приток прекратился и
началось повальное бегство. Всадники бросали копья и неслись обратно к
коридору, как чумовые. Чья-то лошадь споткнулась о тяжелое таранное
бревно и упала вместе со всадником, закупорив и без того частично
перекрытый им проход. Ловушка захлопнулась. Когда уцелевшие поняли
это, они начали бросать оружие, прося пощады. Но стрелы продолжали
сыпаться. Дэниел удивился, что не испытывает к гибнущим никакой
жалости и как-то отстраненно подумал, что Гельмунд рискует лишиться
всего войска. Только здесь погибло не менее пяти сотен. Ну откуда мог
знать высокомерный сэр Эд, что горожане не только позволят калечить
собственные дома, но и сами будут перегораживать улицы, работая даже
ночью при свете факелов? И как он мог догадаться, что эти же горожане,
добровольцы, встанут у построенных завалов с оружием в руках? Ведь за
последние тридцать лет такого не случалось нигде.
Выйдя из дома, Дэниел обозрел картину массовой бойни. Уцелевшие
лошади уже разбежались по узким переулкам, многие волочили за собой
мертвых хозяев. Но все равно на булыжнике площади было больше трупов,
чем свободного места.
И тут Дэниел услышал ржание коней и понял, к чему относился
слышавшийся справа грохот. На главной улице разбирали завал. Похоже,
Лайонел решился на открытую вылазку. Дэниел прикинул, что, если
поторопится, то успеет поймать себе лошадь и примкнуть к отряду.
¤ * *
Атаку у южной стены отбили со страшными потерями, и Валдон с
остекленевшими глазами лежал сейчас в первом этаже башни. И не один
он. Наверное, ударь они еще раз, отстоять Кариссу бы не удалось. Но
войска Эдмунда начали перемещаться к воротам. Мне было плохо видно,
что происходит. Драка шла уже в воротном коридоре под башней и мы,
похоже, проигрывали. В поле начали перестраиваться конные отряды. От
лагеря к городу двинулось знамя Гельмунда. Следовало немедля отдать
приказ покидать стены и стягиваться к цитадели. Становилось очевидно,
что мы не удержим город, и я хотел потерять как можно меньше народа.
Но меня удерживало какое-то непонятное ожидание чуда, и это чудо
произошло. Совершенно внезапно солнечный свет на долю секунды стал
красным, как на закате. Да нет, скорее, таким, словно я смотрел на
солнце через красное стекло. Потом наваждение исчезло. Я ошеломленно
протер глаза и вдруг увидел, как над Стражницей взлетела алая птица
размером с сокола и понеслась над полем, теряя капли крови. Долетев
почти до воротной башни, она рассыпалась в воздухе алыми брызгами.
Тут я понял, что только что видел величайшее колдовство.
Величайшее, даже если бы оно не возымело действия. Эта птица сама была
живой кровью, и жизнь ей только что дали мужчина и женщина. Когда я
поднял глаза и взглянул на происходящее, орденское знамя уже упало, и
у ворот не было ни одного живого, или, скорее, полуживого рыцаря.
- Сэр, а что там грохнуло? Я уж подумал, что башню подорвали.
Я обернулся. Это был Сэферт.
- Что грохнуло? - непонимающе спросил я.
- Да вот только что грохнуло, аж стены задрожали. Вы что, не
слышали?
Я действительно ничего не слышал.
- А ты сокола красного видел? - спросил я у Сэферта.
Теперь Сэферт посмотрел на меня расширенными глазами.
- Какого сокола?
- Ну вот сейчас над башней летал.
Сэферт удивленно помотал головой. Видимо, он решил, что у меня
начались галлюцинации.
И тут случилось еще одно событие. Оно обошлось без всякой магии,
хотя и не без помощи Рейвена. Катапульту на Стражнице развернули, и
посланный ей здоровенный камень рухнул точно туда, где поднимался на
древке черный на серебрянном поле орел. Прямо в середину скопления
народа. И, судя по беспорядку, который воцарился в ближайших рядах,
Гельмунд тоже был около своего знамени. Был! Одновременно передовой
отряд конницы ворвался на площадь. Дальнейшее превзошло мои самые
смелые ожидания. Только немногим удавалось прорваться сквозь проулки
под сыплющимся отовсюду железным дождем. Похоже, даже неугомонные
мальчишки взялись за луки и пращи. Я представил, как уцелевшие
вырвутся из ловушки, объятые ужасом, какой эффект произведет внезапная
смерть рыцарей и падение знамени... Нет, теперь настало время
рисковать. Я рявкнул Сэферту:
- Конным команду к бою! Человека на главную улицу: пусть освободят
проход в баррикадах. - И сам бросился вслед за ним вниз, во двор.
Это было сумасшедшее предприятие. Шесть сотен стоящих в резерве
конников против по меньшей мере десяти тысяч, находящихся в поле. Но
когда мы, в прямом смысле, по трупам вылетели из ворот, драться было
уже не с кем. То-есть, почти не с кем. Паника сделала свое дело, и
большая часть войск бежала, бросая оружие. Я никогда не видел, как с
тонущего корабля разбегаются крысы, но, наверное, это было очень
похоже.
К удивлению своему, я заметил, что кто-то пытается навести в этой
панике подобие хоть какого-то порядка и сзывает к себе тех, кто еще не
