жрецом вовсе нет пропасти. Иногда эти понятия даже соединяются.
Например, маг, когда пишет заклинание, нередко поминает в нем имена
богов и их деяния. А хороший жрец предпочитает знать магические
приемы, чтобы не тревожить своего покровителя по пустякам.
Все это ни на шаг не приближало Дэниела к решению проблемы и он
продолжил спрашивать:
- А почему этот камень дает черным такую силу? При чем тут боги?
- Вполне даже причем. Рыцари из Трандаля раньше изредка обращались
к силе одной из самых темных сторон Всеотца, именуемой Повелителем
Павших, а этот камень дал им неограниченные возможности для
экспериментов. Вот тогда-то и появились эти полумертвые. Ведь морион,
черный хрусталь, называемый вороньим глазом, сам по себе тяготеет к
некромантии.
Дэниел потер виски. У него уже в голове бурлило от всяких богов и
их воплощений, соответствий камней силам и прочей магической науки,
которая едва ли могла помочь ему сейчас.
- Тогда я спрошу так: что нужно, чтобы уничтожить камень, и каковы
будут последствия?
Старик развел руками.
- Я уже битый час толкую тебе. Что это почти обычный камень и его
можно просто разбить. От этого уже ставшие измененными не погибнут, но
без камня едва ли появятся новые, потому что сил и знаний у самих
трандальцев на это не хватит, а поддержки Повелителя Павших они
лишатся. Да и у этих измененных сил поубавится. А они все же вполне
смертны и их можно просто убить мечом.
Дэниел ненадолго задумался. Да, Рейвен был прав, и именно Камень
Саргола являлся ключом к сверхъестественному могуществу рыцарей.
Значит, его нужно было уничтожить любой ценой. Он снова обратился к
слепому:
- Я благодарю за все сказанное. Оно помогло мне принять
окончательное решение. Этим синеглазым полутрупам на земле не место, а
если они еще и будут плодиться... Эавтра я попытаюсь проникнуть в
цитадель, и...
- И пусть поможет тебе Тир, покровитель воинов, - закончил за него
фразу старик. - Только не торопись лезть на рожон. Между двумя
крайними башнями цитадели, там, где ров пересыхает, в стену между
камней вбиты стальные костыли. Сильный человек сможет по ним подняться
наверх.
Дэниел даже приподнялся на подстилке.
- Так значит, вы знали все это и еще не сделали ни одной попытки?
Слепой пожал плечами.
- Настоящий воин всегда побеждает, потому что знает, когда
надлежит нанести удар. И если никто еще не совершил этого деяния,
значит, никто не был к нему готов. А ты уже решил для себя, что
выйдешь на этот бой, даже если он окажется для тебя последним, в тебе
нет страха. И потому твоя единственная попытка может принести больше
пользы, чем если бы мы насильно посылали туда добрый десяток лучших
воинов. Сейчас я советую тебе лечь отдохнуть и привести в порядок
перед завтрашней ночью мысли и чувства. Ты должен оставаться
хладнокровным.
Но Дэниел не мог лечь спать, не задав последний вопрос.
- Вы назвали имя бога. Я ничего не знаю о нем и... Понимаете, я
всегда считал, что единственно достойным для рыцаря является
поклонение Митре.
Слепой засмеялся странным кашляющим смехом.
- Поверь мне, Дэниел, когда-то бывший королевским маршалом,
Дэниел, имени которого боятся даже наемники из отряда Корвальда,
таальского рыцаря-разбойника, поверь мне, когда-то носившему имя
Эрика, рыцаря Железной звезды, что Тиру Победителю оказывали дань
уважения тысячи наидостойнейших воинов, многие из которых не называли
себя рыцарями.
- Ты... Ты - Эрик Эвелендский, дядя тамошнего короля? Герой
романов и песен?
Удивлению Дэниела не было предела. А старик, почувствовав его
мысли, лишь печально усмехнулся.
- Да, это я. Точнее, я был им. И получил за это слепоту и
забвение. А когда я стал Свободным воином, то перестал быть фигурой в
игре без правил и слава больше никогда не тревожила меня. Герои должны
быть безымянны, Дэниел. Тогда им легче выполнять свое предназначение.
Сказав это, он удалился в палатку с достойным короля величием и
оставил гостя осмысливать все услышанное.
Да, путь вверх по железным костылям оказался и вправду доступен не
каждому. Неизвестно, кто и когда их вбил, но были они ржавые от
постоянной сырости и какие-то осклизлые. Все время казалось, что
очередная подпорка сломается или вырвется из рук. Как же екало сердце,
когда Дэниел висел, распластавшись на крепостной стене, словно
древесная лягушка, заслышав наверху стук подкованных сапог. И самым
большим его желанием было, чтобы никакому идиоту не взбрело в голову,
высунувшись между зубцами, посмотреть вниз. Но идиоты в саргольской
цитадели в правление Ордена не иначе как вывелись. Видимо, никто и в
мыслях не держал, что кто-то мрачной дождливой ночью полезет по
крепостной стене, в одиночку рискнув проникнуть в замок. Не пришло это
в голову и патлатому, видимо, изображавшему древнего морского
разбойника-викинга, красавцу, с которым Дэниел столкнулся, поднявшись
на стену. И нет бы хоть для порядку заорал, поднял тревогу, а то
просто схватился за оружие. Наверное, решил этот самый "викинг"
показать на незваном госте свою лихость и еще раз отточить мастерство.
Но вытащить он свой длинный клинок так и не успел: Дэниел ударил
коротким мечом снизу вверх, целясь ровно под подбородок. Широкое
острие разорвало, не разрезало даже, горло, и красные капли звездами
упали на черный плащ с белой эмблемой, совсем, как в том полусне,
навеянном песней слепого Эрика. Только и дел осталось, оттащить труп в
какой-то глухой закуток на стене.
Спуститься со стены было уже сложнее. Не через башню же идти,
право слово! Да только там, где стена изгибалась, рос старый дуб,
такой старый, что у прежнего хозяина Саргола просто на него рука не
поднималась, а у орденских руки, видать, просто не дошли. Конечно,
пролезть по суку на ствол и спуститься на землю так, чтобы кольчуга не
гремела, это номер прямо-таки для балаганного канатоходца. Но Дэниел с
детства был приучен, спасибо графу де Брасу, тренировать для боя не
только силу, но и ловкость с гибкостью, и потому номер этот у него
удался. Хотя потом, спрятавшись в бурьяне под стеной, он добрых
четверть часа пытался отдышаться.
Полдела было уже сделано, и теперь Дэниелу только и оставалось,
что пересечь двор и найти вход в странное здание. Был он, вроде, с
противоположной от донжона стороны, в одном из углов, образованных
крестом. Но Саргол, в отличие от карисской цитадели, Дэниел помнил
нетвердо, и предпочел лишний раз осмотреться, вместо того, чтобы
рисковать.
Да, изменился теперь саргольский замок. При толстом добродушном
сэре Отфриде, прежнем хозяине, в донжоне допоздна горел свет, и
слышалось аж в городе эхо веселой гульбы. Да, хороший человек был
Отфрид, хоть и невеликого ума, но добрый, щедрый и начисто лишенный
злобы. Пировал он и так каждый день, а уж по случаю приезда знатных
гостей закатывал такие празднества, что потом долго вспоминались. И,
притом, хотя пил и гулял на славу, не пропил свой лен, как граф
Герман, исправно платил все налоги в казну и крестьян своих податями
не мордовал. И в городе и в окрестностях его любили. У кого бы
спросить, куда делся сейчас толстый веселый рыцарь, и почему в донжоне
не видно ни одного огонька в окнах, даже маленькой свечи. В темноте,
что-ли, эти гады видят, как совы? Да нет, челядь их ходит с факелами.
Вон и сейчас мимо донжона проследовала целая процессия и скрылась за
углом того самого дома-реста. Пора, значит.
Быстро и бесшумно, словно тень, Дэниел пересек двор и прижался к
холодному камню стены. Ну, вот, теперь цель еще ближе, остались только
две короткие перебежки.
Выждав немного, он так же бесшумно перебрался от сложенной из
крупных каменных блоков стены донжона к одному из концов креста. Это
хорошо, что в донжоне не горят окна. Барон любил пировать во втором
этаже, и пламя факелов сейчас бы его, Дэна, хорошо освещало, прямо,
как днем. Только слепой не заметил бы.
Снова застучали шаги, и Дэниел вжался в стену. Никак, караульный
офицер пошел, крепостные посты проверять. Вот невезение! Сейчас будет
хай на всю цитадель. А если и его тоже... Дэниел плавно шагнул за
угол, извлекая из ножен меч, и узнал в офицере того самого
рыжебородого сотника, остановившего отряд на дороге. Жалко, лучше бы
был кто-то незнакомый. На секунду в груди поднялось знакомое,
рыцарское: подло ударить врага в спину... Ну, что ж, каков враг, таков
и удар. Нет, не свистят мечи в воздухе, падая на добычу. Это все
выдумки поэтов. Только стрелы свистят, и то, скорее, свистяще шипят. А
меч тихо шелестит, как падающий с дерева железный листок. Хорошо упал,
точно, ровно промеж лопаток, даже крикнуть рыжебородый сотник не
успел. Ну, что ж, родной, посиди вот здесь, у стеночки, в темноте и в
тишине, утром тебя всяко найдут, а вот раньше не надо.
Впервые в жизни убийство воспринималось как работа. Именно
убийство, а не бой. И если рыцарская гордость пыталась брыкаться и
шевелиться, вставали в памяти бледное лицо Гельмунда с голубыми
бликами вместо глаз, и серьезная мордашка Альты, ральфовой приемной
дочери, которую старый капитан любил, как родную, а от беды уберечь
так и не сумел.
Ну, вот и дверь. И кольцо стальное висит. Подергай за кольцо -
дверь и откроется. Только дергать, вот, не надо, лучше толкнуть. А
дверь даже не заперта. Интересно, что там, внутри?
А внутри были плетеные циновки из тростника, покрывавшие пол в
узком коридоре. Хитро, оказывается, строилась изнутри загадочная
часовня: дверь выходила в коридор, окаймляющий внутренний крест, а
вход в это внутреннее здание наверняка находился с противоположной
стороны, или в одном из торцов. Неплохо придумано. Да только один
дельный мечник в проходе удержит целую сотню. Ну, может, не сотню,
может, полсотни. Значит, надо заложить дверь тяжелым стальным засовом,
чтобы никто не зашел в спину. Придет время, сам и открою.
Хоть шуршал под ногами сухой тростник, но шаги, все же, скрадывал.
И уж слишком легко все получалось: добрался, зашел... Значит, в конце
судьба готовила редкостный по своей мерзости подарок. А может, они все
там? Оставил же кто-то в подсвечниках на стенах горящие свечи. Вот
смешно будет, если явится хренов бесстрашный герой, а в часовне - все
орденские рыцари! Тут-то герою и предстояло закончить свое бренное
существование.
Вход действительно находился в торце внутреннего креста, и здешний
коридор, такой же узкий, преграждала гигантская, повыше Дэниела,
железная фигура. То-ли какого-то великана-бойца заковали в латы, то-ли
латы удерживал какой-то колдовской костяк. Но самым страшным было его
оружие: огромная двулезвийная секира с короткой, всего в пару локтей,
рукоятью.
Дэниел сразу оценил невыгодность положения. С длинным мечом он мог
бы держать противника на расстоянии укола, подобно тому, как делал это
Рейвен и, уже не опасаясь попасть под страшный удар, искать его
уязвимые места. А здесь должен был развернуться ближний бой, по самому
страшному сценарию, причем, и уклониться было особо некуда. И думать
некогда, противник на приветствие время тратить не стал, а сразу нанес
первый удар. И спасла Дэниела собственная его постыдная трусость.
Шарахнувшись от тяжелого лезвия в сторону и назад, он споткнулся, и
десятифунтовая обоюдоострая смерть пронеслась мимо. Дэниел тут же
рубанул противника по рукам, но из-за неудобного положения хорошего
