потерял голову от страха. И я, взмахнув флажком на копье, повернул к
нему коня. Противником себе в копейной сшибке я выбирал, естественно,
предводителя и, как только увидел его, понял, что рука моя просто не
сможет нанести неверный удар. Ошибиться было невозможно: передо мной,
на черном коне, гарцевал каким-то чудом уцелевший трандальский рыцарь.
Правда, щит его был из четырех черных и белых полей, вроде
ландвальской шахматной клетки, но в центральном щитке герба извивалась
знакомая тварь.
А дальше мы столкнулись. Мощным ударом в щит меня чуть не
выбросило из седла, но и мой удар достиг цели. Конец копья попал
рыцарю прямо в шлем, и он подбитой птицей полетел с лошади. Потом мое
копье сломалось, застряв в груди следующего противника. Я выхватил
палаш и начал рубить открывающиеся спины. Организованного
сопротивления не было уже никакого. Мы просто преследовали бегущих. Я
осадил коня. Увлечься вылазкой означало слишком сильно рискнуть, пора
было возвращаться. Но тут рядом со мной, как из ниоткуда, возник
Дэниел, тоже верхом, и рявкнул:
- К Гельмунду! Захватим, если жив!
Я последовал за ним.
Самое необычное, что Гельмунд был еще жив. Камень, похоже,
переломал ему все кости, а он, тем не менее, стонал и даже делал
судорожные попытки подняться, но сломанные ноги ему, конечно, не
повиновались. Спешившийся Дэниел взирал на это зрелище с удивлением.
Потом наклонился и снял с поверженного шлем. Каким-то шестым чувством,
видимо, тем самым, что проснулось в ночь сумасшедшей поездки, я вдруг
понял, что сейчас увижу и не ошибся. Лицо Гельмунда было
изжелта-бледным, волосы пробила седина, а в побледневших глазах
плавали знакомые молочно-голубые блики.
Дэниел даже уронил шлем и изумленно вымолвил:
- И ты?..
В груди Гельмунда что-то заклокотало, и родились слова:
- Дэн... Если бы я знал, что ты... Они говорили, что все иначе...
Это крестообразное... в Сарголе... Там можно... бессмертие... -
остальные части его речи потонули в каком-то хриплом бульканье. Потом
Гельмунд закрыл глаза.
Но я видел, что он по-прежнему жив, только потерял сознание.
Дэниел, оказывается, тоже это видел, потому что он достал свой меч и
нанес удар. Потом мы переглянулись. В глазах Дэниела стояли слезы, и
единственное, что я мог сказать ему, было:
- А все-таки, мы победили!
Часть 3.
1.
Над Кариссой поднимался сумрачный рассвет. Красное встающее солнце
парило в дымке, словно глаз древнего бога войны, обозревающего поле
недавнего боя. По серым стенам цитадели плясали розовые блики, похожие
на несходящие кровавые пятна, и следы от метательных снарядов казались
открытыми ранами.
А крови вчера и впрямь было пролито немало, хватило бы на многих
давно некормленных богов. По меркам феодальных войн сражение
обернулось настоящим побоищем. Десятки рыцарей нашли свою смерть под
градом стрел и щиты их, еще вчера блиставшие гордыми гербами среди
гельмундовской рати, стали украшением помоста на городской площади.
Пали Эд, сеньор Барна, которому новый герцог уже успел пожаловать
титул барона Аррехтского, сэр Родвильд и сэр Брендон-из-Болот,
владельцы земель близ таальской границы, скончался от раны, нанесенной
стрелой, Эдмунд Вирденский - и это только из имеющих право распускать
знамя. Более мелких дворян считали десятками, воинов - сотнями. По
самым скромным подсчетам, всего у осаждающих погибло в бою около двух
тысяч и еще столько же сдалось в плен. Правда, уцелел сводный отряд
численностью тысячи в четыре, способный к сопротивлению, но
командовавший им Эдвин, Эдмундовский брат, думал только о том, как бы
побыстрее уйти обратно за реку. Ему теперь не за что стало воевать:
Гельмунд, надежда каринтийских баронов, погиб, и едва ли кто-нибудь из
уцелевших рискнул бы продолжить мятеж. Все войско просто растаяло, как
снег под дождем.
Потери осажденных тоже были немалыми, но их как-то затеняла общая
радость победы. Конечно, не для тех, кто потерял вчера брата или отца,
сына или внука. Но их горе было как-то незаметно на фоне всеобщего
ликования. Видимо, так бывало всегда. А пока одни оплакивали погибших,
другие устанавливали на площади трофейные щиты и знамена, а третьи
обыскивали трупы, в башне Альсток шел утренний совет.
Все четверо предводителей, собравшихся здесь, отделались только
легкими ранами. У Лайонела гудело плечо, по которому пришелся не
пробивший кольчугу удар, капитан Ральф временами поправлял на перевязи
простреленную руку, Дэниел предпочитал вовсе не вставать, чтобы не
показывать хромоты. Правда, вспомнить, где и когда его задело копейное
жало, он так и не смог. Наиболее изможденным выглядел Рейвен, чьи
темные волосы просто представляли контраст с белым лицом. Однако,
несмотря на страшную усталость, речь его осталась четкой и
язвительной. Лайонелу предоставилась возможность в этом убедиться,
когда зашла речь о планах на будущее, и Рейвен заявил:
- А вам, сударь, теперь предстоит падать в ноги к принцу.
Пренеприятнейшее, надо полагать, занятие: падать в ноги.
Лайонел встряхнулся и только что не зашипел, как рассерженная
кошка.
- А стоит ли? Может, проще дождаться барона Герберта? У меня ведь
сейчас все козыри на руках: Кариссу удержали, с орденскими справились,
отпадения Ближней Каринтии не допустили. И претендент в герцоги богам
душу отдал.
Тут Рейвен дал волю ехидству:
- Дорогой мой, а разве вы не знаете, что даже самая блестящая
победа в наше время аргументом не является? И что бы там не думал
Герберт, вся эта придворная шушера очень быстро убедит короля, что
выиграли вы сражение совершенно случайно. И что не вы в поле жизнью
рисковали и на своих плечах держали всю оборону, а Гельмунд, в тюрьме
из ума выживши, кучу ошибок натворил и собственное войско под стрелы
подставил, а орденские рыцари и вовсе даже мышей боятся. Это всем
нашим блестящим военачальникам весьма легко удастся, если за ними
будет поддержка принца, а у принца к вам теперь счет большой.
Неуважение проявили - раз, назначенного им командующего сместили -
два, о здоровье престолонаследника не заботились - три... И главное,
что, если вы молодец, то принц, следовательно, идиот. А такого в
природе не бывает.
Лайонел только развел руками.
- Но ведь есть же умные люди, которые поймут, как все было на
самом деле. Всем известно, чем закончился поход принца за реку.
Рейвен его перебил:
- Значит, вину за этот поход свалят на кого-нибудь другого,
например, на Деррика. Очень, знаете ли, удобно: мертвые не возражают.
А барон Герберт промолчит, ему жена в два счета объяснит, как все на
самом деле было, и будет потом почтенный муж жаловаться своему
племяннику и избранным друзьям на королевскую несправедливость.
Тихонько так жаловаться, и жалобы жареным мясом заедать, чтобы еще раз
не выскочили.
Лайонел просто побелел.
- Слушайте, Рейвен, но неужели вы, при вашем положении, не сможете
правдиво описать события? Неужели не сможете рассказать так, чтобы вас
услышали? - И закончил упавшим голосом: - Я уже начал считать вас
своим другом...
"Красивый мальчик," - подумал Рейвен, постукивая по столу
пальцами. - "Какие задатки, право! Интересно, что с ним будет, когда
он вырастет? Это ведь вам не прямолинейный маршал Дэниел! И если он не
загонит в себя поглубже гордость, честолюбие, честность, то сидеть ему
в тюрьме, и это в лучшем случае. Впрочем, он может стать герцогом
Каринтийским, новые государства именно такие люди и основывают. Смешно
подумать, но он похож на Гельмунда в молодости. Да-да, именно на
Гельмунда, а вовсе не на Дэна. Только вот какой мерзостью Гельмунд
кончил..." А вслух сказал:
- Знаете, а вы меня расстрогали. На самом деле, эту дружбу я бы
хотел продолжить. Тем более, что вам нужно развивать некоторые
имеющиеся способности. А что касается положения... В положении только
женщины находятся, да и то не особо часто. А я сейчас нахожусь в замке
Корвилль и подсчитываю доходы от собственного поместья. Здесь ни меня
ни Дэна нет и быть не может.
Потом пронаблюдал за выражением лица Лайонела. И продолжил:
- Если вы так презираете придворных, то какая вам разница, кого в
конечном итоге они назовут победителем? Что бы там ни говорили, но все
эти горожане: кузнецы, плотники, ткачи, все, до последнего
подметальщика улиц, будут помнить, кто вместе с ними стоял под
стрелами. А презирать можно и стоя на коленях. Это ведь, понимаете ли,
целая наука - убеждать вышестоящих в своей лояльности, врать, даже не
краснея от стыда, и продолжать делать то, что считаешь правильным.
Лайонел разглядывал носки своих сапог.
- Но неужели нет никакого другого пути?
- Почему же, есть. Можно любой ценой заставить признать свой
подвиг, только Его Величество героев не любит. И вам дадут
какой-нибудь почетный знак и спровадят, скажем, в глухую дыру на
восточную границу, или на должность прево в каком-нибудь городишке
вроде того самого Эстера. Или просто отошлют со службы батюшке в
подмогу. Да и принц вас тогда просто возненавидит, а у принцев, знаете
ли, есть такая неприятная особенность: они имеют свойство со временем
становиться королями. А в Кариссу пришлют какого-нибудь идиота.
Воцарилась тишина, и в ней особенно резко прозвучала фраза:
- Хорошо у тебя получается, Рей. Только я бы это назвал философией
безмолвия. Она очень хорошо прячет желание постоянно оставаться в
стороне. Ты тут помянул одну неприятную привычку принцев: становиться
королями. Так почему же ты сам не стал королем, такой могучий и мудрый
и способный исправить все ошибки?
- Ох! - сказал Рейвен, даже не пытаясь скрыть удивления. - Эк тебя
из крайности в крайность мотает. Подумать только, это говорит человек,
который совсем недавно считал, что король всегда прав. Зато как это
будет выглядеть: таинственный бастард и воскресший маршал затевают
мятеж против короны и призывают всех честных рыцарей к ним
присоединиться. Романтика! Ладно, решено, с рассветом поднимай
пограничников и идем на Илвит, брать принца живым. Только надо сначала
решить: нужна ли нам королевская корона или хватит герцогской.
Дэниел вскочил.
- Ты издеваешься?
- На дурацкие вопросы следуют дурацкие ответы. Неужели ты
считаешь, что мой братец преподнесет мне собственную корону на
блюдечке? случаи в истории уже были: Ральф Кровавый, например, которым
до сих пор младенцев пугают. Правда, забывают сообщить, что половина
ныне действующих законов издана именно им, притом, наиболее разумная
половина. Не забудь еще, что господа придворные отнюдь не захотят
расставаться со своими привилегиями. Значит, по самым примерным
подсчетам, придется казнить человек двести. Сразу. Герберта, кстати,
тоже. Радужная перспектива, правда? Можно, впрочем, создать
справедливое государство в отдельно взятой области, в Каринтии,
например. Гельмунд в свое время тоже этого хотел. А ты не помнишь, кто
был тот дворянин, честный, справедливый, исполненный чувства долга,
который Гельмунду это сделать помешал? И совершенно правильно помешал,
надо сказать.
На Дэниела было жалко смотреть.
- Значит, ты утверждаешь, что справедливости вообще не существует?
- Нет, почему же, существует. На небе. Да и то только в некоторых
областях.
Рейвен слегка задумался.
- Знаешь, Дэн, тебе стоит быть проще. Не надо пробовать все стены
головой, чтобы оценить их прочность. Просто стань водой. Тонкий поток
