пробрался к хвосту червя, вытащил крючья. Уже едва шевелясь, червь начал
зарываться. Но его переработавшая тепло распределительная система успела
выпустить - словно из духовки циклончик жара в нарастающей буре. Дети
Свободных с самых ранних лет знали, как опасно находиться у хвоста червя.
Черви были фабриками кислорода - воздух бешено загорался за ними,
благодаря обильным выбросам продуктов химически реакций, снимавших в них
негативные последствия внутреннего трения.
Песок начал захлестывать его ноги. Лито выпустил крючья и прыгнул
подальше, избегая раскаленной топки в хвосте червя. Все зависело теперь
оттого, успеет ли он забраться под песок в том месте, где червь разрыхлил
спрессованную поверхность.
Сжимая в левой руке прибор стационарного уплотнения, Лито зарылся под
скользящую поверхность дюны - зная, что червь слишком устал, чтобы
обернуться и проглотить его своей огромной бело-оранжевой пастью. Работая
левой рукой, чтобы зарыться поглубже, он правой извлек стилсьют из своего
фремкита и приготовил его к надуванию. Все было сделано меньше чем за
минуту - и вот он уже впихивает тент в плотный кармашек песчаных стен с
подветренной стороны дюны. Он надул тент, забрался в него. Перед тем, как
наглухо застегнуть сфинктер, он втащил внутрь стационарный уплотнитель и
выключил его. Скользящие пески дюны поползли на тент. Но лишь несколько
песчинок проникло внутрь, прежде чем он закрыл вход.
Теперь он должен работать еще быстрее. Ни один пескошноркель не
дотянется отсюда до поверхности, чтобы обеспечить его воздухом. Буря
великая, такая, в которой очень немногие выживают. Она может накрыть его
тоннами песка. И только нежный пузырек тентада внешнее уплотнение будут
его защищать.
Лито вытянулся на спине, сложил руки на груди и отправил себя в
сонный транс - в спячку, при которой его легкие будут совершать лишь один
вдох в час. С этим он и вверил себя неизвестности. Буря пройдет, и если
она не разорит его хрупкое укрытие, он еще сможет выбраться... или может
встретиться с Мадмнат ас-салам, Обиталищем Мира. Что ни случись, он знает,
что обязан был оборвать нити, одну за другой, чтобы только ему Золотая
Тропа и осталась. Только так, или он не сможет вернуться в калифат
наследников его отца. И не будет он больше жить ложью этого Деспозайни,
этого ужасного калифата, поющего славословия его обожествленному отцу. Не
будет больше хранить молчание, когда уста жреца изрыгают оскорбительную
чушь: "Его криснож развеет демонов!"
Придя к тому, разум Лито скользнул в паутину безвременного дао.
48
В любой планетарной системе явно существует величина
высшего порядка. Это часто проявляется при перенесении
земной формы жизни на новооткрытую планету. Во всех таких
случаях, жизнь в сходных зонах развивается в поразительно
схожих адаптационных формах. Такая форма означает намного
большее, чем просто внешний облик - она означает
организацию выживания и взаимосвязи такой организации.
Человек ищет такого взаимозависимого порядка, и наша ниша
внутри него представляет глубинную необходимость. Поиск,
однако, может извратиться, став консервативным цеплянием
за одинаковость. Такое всегда оказывается гибельным для
целой системы.
Харк ал-Ада. Катастрофа Дюны.
- Мой сын на самом деле не видел БУДУЩЕЕ - он видел процесс творения
и его взаимосвязь с теми мифами, в которых спит человек, - сказала
Джессика. Она говорила быстро, но без всякой видимости, будто подгоняет
ход событий. Она понимала, что скрытые наблюдатели найдут способ
вмешаться, как только поймут, что она делает.
Фарадина, сидевшего на полу, резко освещал луч полдневного солнца,
косо падавший из окна у него за спиной. Джессике видна была верхушка
дерева во внутреннем саду, когда она выглядывала в висло со своего места у
дальней стены. Видела она нового Фарадина: более стройного, более
мускулистого. Месяцы общения подчинили его необратимым чарам. Его глаза
сверкали, когда он смотрел на нее.
- Он видел формы, которые сотворят существующие силы, если этого не
предотвратить, - сказала Джессика. - Он предпочел обернуться против себя,
а не против своих собратьев. Он отказывался принимать что-либо только
потому, что это его устраивает, потому что это было бы моральной
трусостью.
Фарадин научился слушать, безмолвно проверяя, вникая, придерживая
вопросы, пока они не оформятся у него в предельно отточенную форму.
Джессика говорила о взгляде Бене Джессерит на молекулярную память,
выражающемся в ритуале, и, конечно, обратилась к тому, как Сестры
анализируют феномен Пола Муад Диба. Фарадину, однако, была видна игра
теней в ее слогах и движениях, проекция бессознательных форм разнообразия
при внешней жесткой направленности ее заявлений.
- Из всех наших наблюдений, это - кардинальнейшее, - сказала она до
того. - Жизнь - это маска, через которую выражает себя мироздание. Мы
предполагаем, что все человечество и все его поддерживающие формы
представляют ЕСТЕСТВЕННОЕ сообщество, и что судьба всей жизни вообще
ставится на карту в судьбе отдельной личности. Таким образом, когда
доходит до высшей и окончательной самопроверки, до амор-фати, мы перестаем
играть в божеств и обращаемся к учительству. Если вникнуть в суть, то мы
отбираем личности и освобождаем их настолько, насколько способны.
Он понимал теперь, куда она вела, и понимал, какое это окажет
воздействие на наблюдающих за ними, и удерживал себя от того, чтобы
бросить встревоженный взгляд на дверь. Только наметанный глаз мог заметить
его секундную неуравновешенность, но Джессика заметила ее и улыбнулась.
Улыбка, в конце концов, ничего не значит.
- Есть нечто вроде выпускной церемонии, - сказала она. - Я очень
довольна тобой, Фарадин. Встань, пожалуйста.
Он повиновался, и закрыл от ее глаз верхушку дерева в окне позади
него.
Неподвижно держа руки по бокам, Джессика заговорила:
- Я уполномочена сказать тебе следующее: "Я стою перед священным
присутствием человека. Как я стою сейчас, так и ты встань однажды. Молюсь
о твоем присутствии, чтобы было именно так. Будущее остается сомнительным,
да так и следует, ибо это лишь холст, на котором мы рисуем красками наших
желаний. И так всегда предстоит человеку видеть перед глазами прекрасную
пустоту холста. Мы обладаем лишь нынешним моментом, в который мы себя и
посвящаем, неуклончиво следуя священному присутствию, которое мы разделяем
и творим".
Едва Джессика закончила говорить, через дверь слева от нее беспечно
вошел Тайканик, наигранность чего выдавала угрюмость на его лице.
- Милорд... - сказал он.
Но было уже слишком поздно. Слова Джессики, и все, совершенное до
этого, сделали свое дело. Фарадин больше не был Коррино. Он был Бене
Джессерит.
49
То, что вы в директорате КХОАМ окажетесь не в
состоянии понять: редко в коммерции встречаешь истинную
верность. Когда вы в последний раз слышали о клерке,
отдавшем жизнь за свою компанию? Может быть, ваша
неполноценность основывается на ложном убеждении, будто вы
можете приказать людям думать и сотрудничать? Что только
такое убеждение и не приводило к краху на протяжении всей
истории - от религий до генеральных штабов. Наберется
длинный список генеральных штабов, уничтоживших
собственные нации. Что до религий, я рекомендую перечитать
Фому Аквинского. Что до вас, в КХОАМ, то в какую же чушь
вы верите! Ведь, конечно же, люди хотят делать лишь то, к
чему направлены их сокровеннейшие устремления. Люди, а не
коммерческие организации и цепочки приказов - вот то,
благодаря чему работают великие цивилизации. Всякая
цивилизация зависит от качества личностей, которых она
производит. Если вы сверхорганизуете людей,
сверхобзакониваете и подавляете их тягу к величию - они не
могут работать, и их цивилизация рушится.
Письмо КХОАМ, приписывается Проповеднику.
Выход Лито из транса был настолько мягким, что одно состояние не
отделилось отчетливо от другого. Один уровень сознания просто переместился
в другой.
Он помнил, где он находится. В нем мощной волной поднималась
возрождающаяся энергия, но и другое взывало к нему из спертой мертвенности
бедного уже кислородом воздуха внутри стилсьюта. Лито понимал, что если
откажется двигаться, то останется пойманным паутиной безвременья, вечным
СЕЙЧАС, в котором сосуществуют все события. Эта перспектива его
соблазняла. Время виделось ему условностью, которую оформляет коллективный
разум всех воспринимающих. Время и Пространство - лишь категории,
наложенные на мироздание этим Разумом. Ему надо лишь вырваться на свободу
из той множественности, где его искушают провидческие видения. Дерзкие
решения могут изменять условные будущие.
Какой же дерзости требует данный момент?
Его искушало состояние транса. У Лито было ощущение, что он вышел из
алам ал-митал в мир реальности только для того, чтобы обнаружить их
идентичность. Он хотел удержать магию этого откровения, но чтобы выжить -
надо принимать решения. Его неослабный вкус к жизни посылал сигналы его
нервам.
Он резко протянул право руку туда, где оставил стационарный
уплотнитель. Схватил его, перекатил на живот, расстегнул сфинктер тента.
Ему на руки сразу же потек песок. В темноте, донимаемый спертым воздухом,
он работал быстро, прокладывая туннель круто вверх. Он прошел шесть
расстояний своего тела, прежде чем выбрался в темноту чистого воздуха.
Выскользнув на освещенную луной поверхность длинной извивающейся дюны, он
обнаружил, что находится где-то на одной трети пути от ее вершины.
Над ним была Вторая луна. Она быстро прошла над его головой, уходя за
Дюну, а звезды над ним были как маленькие блестящие камешки вдоль
тропинки. Лито поискал созвездие Скитальца, нашел его, примерил взгляд по
протянутой руке к ослепительно сверкавшей Фаум ал-Хаут, Южной Полярной
звезде.
"Вот тебе твое проклятое мироздание!" - подумал он. Если поглядеть
вблизи - на этих звездах кипит жизнь; неисчислимая, как песчинки вокруг
нас, там вечные перемены, уникальное громоздится на уникальное. А смотришь
издали - только узоры созвездий и видны, и эти узоры так и подмывают
поверить в абсолютное.
"В абсолютном мы можем потерять наш путь". А это напомнило ему
знакомое предостережение из песенки Свободных: "Потерявший свой путь в
Танцеруфте, потеряет и жизнь". Устоявшиеся образцы могут быть путеводными,
а могут привести в ловушку. Надо помнить, что даже узоры созвездий
меняются.
Он глубоко вздохнул, побуждая себя к действию. Спустившись назад, в
свой туннель, он сдул тент, вытащил его наружу и перепаковал свой фремкит.
Над восточным горизонтом проступило свечение длинного цвета. Лито
надел на плечи поклажу, взобрался на гребень дюны и стоял там в зябком
предрассветном воздухе, пока восходящее солнце не обогрело его правую
