им, и они отступали, оставляя после себя лишь царственного Харума.
Снова и снова вслушивался он в эти жизни-памяти. Каждая - как суфлер,
высовывающий голову над настилом сцены, чтобы подсказать важную реплику
поведения актера. Во время этой умственной прогулки пришел и его отец,
сказав: "Ты - ребенок, стремящийся стать мужчиной. Когда ты станешь
мужчиной, то тщетно будешь стремиться стать тем ребенком, которым был".
Все это время его тело терзали блохи и вши - за старым съетчем был
плохой уход. Никто из прислуги, приносившей ему обильно сдобренную спайсом
еду, как будто и внимания не обращал на этих тварей. Что, у этих людей
иммунитет против них, или они прожили здесь так долго, что им наплевать на
подобное неудобство? -
Кто же эти люди, собравшиеся вокруг Гурни? Как они сюда прибыли?
Джакуруту ли это? Его многочисленные памяти давали ответы, ему не
нравившиеся. Отвратительные люди, и Гурни - самый отвратительный из всех
Хотя; дремлющее в ожидании под уродливой поверхностью, здесь было разлито
совершенство.
Частично он понимал, что связан узами спайса, ощущал эти оковы в
обильных дозах меланжа в каждом блюде. Его детское тело хотело
взбунтоваться, в то время как ум его неистово носился сквозь
непосредственную реальность памятей, уводящих за тысячи геологических эр.
Ум его вернулся из этого путешествия, и он усомнился, действительно
ли тело так и оставалось на месте. Из-за спайса его ощущения смешались. Он
чувствовал давление самоограничений, громоздящихся на него, как будто
плоские барханы дюн бледа медленно поднимаются все выше у пустынной кручи.
И однажды через вершину кручи потечет несколько струек песка, затем еще,
еще и еще... И только песок будет глядеть в небо.
Но под ним все равно останется каменная круча.
"Я все еще в трансе", - подумал он.
Он знал, что скоро попадет на распутье жизни и смерти. Его тюремщики
снова и снова ниспосылали его в околдованность спайсом, неудовлетворяемые
ответами, получаемыми при каждом повторном испытании. И всегда ждал со
своим ножом коварный Намри. Лито были ведомы бесчисленные прошлые и
будущие, но ему все еще предстоит выяснить, что же удовлетворит Намри...
или Гурни Хэллека. Они хотели чего-то помимо его видений. Распутье жизни и
смерти соблазняло Лито. Его жизнь, он понимал, должна будет приобрести
какое то внутреннее значение, которое вознесет его над обстоятельствами
его видений. Думая об этом требовании, он ощутил свое внутреннее
существование как нечто истинное, а внутреннее - как пребывание в трансе.
Это его ужаснуло. Он не хотел возвращаться в съетч с его блохами, Намри,
Гурни Хэллеком.
"Я трус", - подумал он.
Но трус, даже трус, может умереть мужественно, с красивым жестом
напоследок - единственным, что ему остается. Где же тот красивый жест,
способный опять превратить его в единое целое? Как он может выполнить то,
чего требует Гурни - очнуться от транса и видений ради открытого
мироздания? Без этого превращения, без пробуждения от бесцельных видений
он сам себя подвергает остаться пленником до конца своих дней. Его выбор
совпадет с выбором его тюремщиков. Где-то он должен набраться мудрости,
внутреннего равновесия, которое отразилось бы на мироздании и вернуло ему
образ спокойной силы. Только тогда он сможет отыскать свою Золотую Тропу и
жить в коже, которая будет не его собственная.
Кто-то играл на бализете. Лито ощущал койку у себя под спиной. Он
слышал музыку. Это Гурни играет. Ничьи другие пальцы не могли сравниться с
его по мастерству владения этим наисложнейшим инструментом. Играл он
старую песню Свободных, называемую "Хадит" за ее внутреннее повествование
и напоминание об обыденных занятиях, необходимых, чтобы видеть на
Арракисе. Песня рассказывала о занятиях людей внутри съетча.
Лито ощутил, как музыка ведет его через чудесную древнюю пещеру. Он
увидел женщин, работающих на ножной давильне, чтобы получить выжимки
спайса для топлива, ставящих спайсовую закваску, ткущих спайсовую ткань.
Меланж был в съетче повсюду.
И наступили мгновения, когда музыка и видение людей в пещере слились
для Лито воедино. Подвывания и хлопки механического ткацкого станка стали
подвыванием и хлопками бализета. Но его внутреннее зрение созерцало
материи из человеческих волос, длинного меха крыс-мутантов, нитей хлопка
из пустыни, полосок, нарезанных из птичьей кожи. Он увидел школу съетча.
Экоязык Дюны на крыльях музыки яростно ворвался в его ум. Он увидел
работающую на солнечной энергии куреню, длинное помещение, где
изготовлялись и хранились стилсьюты. Он увидел предсказателей погоды,
делающих прогнозы по палочкам, вынутыми ими из песка.
Во время его путешествия кто-то принес ему еду и покормил его с
ложки, поддерживая его голову сильной рукой. Он знал, что это ощущение -
из настоящего, но восхитительная игра перемещений продолжалась в нем.
И, словно это пришло через миг после приема приправленной спайсом
пищи, он увидел несущуюся песчаную бурю. Движущиеся образы дыхания песка
стали золотыми отражениями в глазах мотылька, и его собственная жизнь
сжалась до размеров вязкого следа ползучего насекомого.
Через его ум пронеслись слова из Паноплиа Профетикус: "Сказано, что
нет ничего прочного, ничего уравновешенного, ничего устойчивого во всем
мироздании - ничто не остается в прежнем состоянии, и перемены приносит
каждый день, а порой и каждый час".
"Старая Защитная Миссионерия знала, что делает, - задумался Лито. -
Они знали об Ужасных Целях. Они знали, как манипулировать людьми и
религиями. Даже мой отец не смог избегнуть этого". Здесь был ключик, с
которым стоило разобраться. Лито внимательно его рассмотрел. Ощутил в себе
достаточно сил вернуться в собственное тело. Все его многоликое бытие
повернулось в противоположном направлении и посмотрело в открытый космос.
Он присел - и обнаружил, что находится один, в тусклой камере, освещаемой
лишь светом из того прохода, где целую вечность назад привлек его внимание
проходивший мимо человек
- Доброго счастья всем нам! - по обычаю Свободных провозгласил он.
В дверной арке появился Гурни Хэллек, голова против света - черным
силуэтом.
- Принесите свет, - сказал Лито.
- Хочешь и дальше проходить испытания?
Лито рассмеялся:
- Нет. Теперь моя очередь испытывать вас.
- Посмотрим, - Хэллек исчез и через мгновение появился с ярким
голубым глоуглобом, несомым им в сгибе локтя левой руки. Он отпустил его к
потолку и оставил плавать там над их головами.
- Где Намри? - спросил Лито.
- Прямо за дверью. Могу его позвать.
- А-а-а, Старик Вечность всегда ждет терпеливо, - сказал Лито. Он
чувствовал занятное облегчение, стоя на пороге открытия.
- Ты называешь Намри именем, принадлежащим Шаи-Хулуду, - сказал
Намри.
- Его нож - зуб червя, - ответил Лито. - Значит, он - Старик
Вечность.
Хэллек хмуро улыбнулся, но промолчал.
- Ты все еще ждешь, чтобы вынести мне приговор, - сказал Лито. -
Согласен, без вынесения приговоров нет способа обменяться информацией.
Впрочем, нельзя от мироздания требовать точности.
Шуршащий звук позади Хэллека известил Лито, что входит Намри. Он
остановился в полушаге слева от Хэллека.
- Левая рука ада, а? - сказал Лито.
- Неумно острить о Бесконечном и Абсолютном, - буркнул Намри и искоса
взглянул на Хэллека.
- Разве ты Бог, Намри, чтоб ведать Абсолютным? - спросил Лито. Но
внимание его было сосредоточено на Хэллеке. Оттуда последует приговор.
Оба мужчины просто пристально на него посмотрели, ничего не отвечая.
- Всякий приговор балансирует над обрывом ошибки, - объяснил Лито. -
Претендовать на абсолютное знание значит стать чудовищем. Познание - это
бесконечное приключение на грани сомнения.
- В какую это словесную игру ты играешь? - спросил Хэллек.
- Пусть говорит, - сказал Намри.
- Это игра, которую первоначально затеял со мной Намри, - сказал
Лито, и старый Свободный кивнул в знак согласия. Он не мог не узнать игру
в загадки. - Наше восприятие имеет два уровня, - добавил Лито.
- Послания внешнее и сокровенное, - сказал Намри.
- Превосходно! - откликнулся Лито. - Ты сообщаешь мне внешнее - я
отвечаю тебе сокровенным. Я вижу, я слышу, я обоняю, я осязаю - я ощущаю
разницу температур, вкусовых ощущений. Я ощущаю течение времени. Я снимаю
образчики эмоционального. А-а-а! Я счастлив. Понимаешь, Гурни? Намри? Нет
никакой загадки человеческой жизни. Это не проблема, которую нужно
разрешить, а реальность, которую нужно прожить.
- Ты испытываешь мое терпение, паренек, - сказал Намри. - Разве здесь
ты хочешь умереть?
Но Хэллек сдерживающе поднял руку.
- Во-первых, я не паренек, - сказал Лито, впервые показывая, что
желает слышать правильное обращение. - Ты не убьешь меня - я возложил на
тебя ношу воды.
Намри наполовину вытащил криснож из ножен.
- Я тебе ничего не должен!
- Но Бог создал Арракис для закалки верных Ему, - сказал Лито. - Я не
только показал вам мою веру, я заставил вас осознать собственное
существование. Жизнь требует обсуждения. Вы были мной подведены к ЗНАНИЮ,
что вы и в самом деле отличаетесь от других - таким образом, вы знаете,
что вы живете.
- Опасно играть со мной в непочтительность, - сказал Намри, держа
криснож наполовину вытащенным из ножен.
- Непочтительность - наинужнейшая составная часть религии, - сказал
Лито. - Не говоря уж о ее важности в философии. Непочтительность -
единственный оставленный нам способ понять мироздание.
- Так, по-твоему, ты понимаешь мироздание? - спросил Хэллек,
освобождая пространство для Намри.
- Мм-да, - сказал Намри, и смерть была в его голосе.
- Мироздание может быть понято только ветром, - сказал Лито. - Не
обитает в мозгу мощной опоры рассудку. Творение - это открытие. Господь
открыл нас в Пустоте, потому что мы двигались на уже знакомом ему фоне.
Была ровная стена. Затем - пришло движение.
- Ты играешь в прятки со смертью, - предостерег Намри.
- Но вы оба - мои друзья, - Лито поглядел прямо в лицо Намри. - Когда
ты предлагаешь кандидатуру как Друг своего съетча, разве не убиваешь ты
орла и ястреба - в знак, что ты доносишь предложение? И разве не следует
ответ: "Бог посылает каждого человека к собственному концу, вот так
ястребов, вот так орлов, вот так друзей?"
Рука Намри соскользнула с ножа. Лезвие ушло назад в ножны. Он
уставился на Лито расширенными глазами. У каждого съетча был свой тайный
ритуал дружбы - и вот она, часть этого обряда.
Но Хэллек спросил:
- В этом ли месте твой конец?
- Я знаю, что тебе нужно от меня услышать, Гурни, - сказал Лито,
наблюдая за игрой надежд и подозрений на уродливом лице. Он положил руку
на грудь. - Этот ребенок никогда ребенком не был. Мой отец живет внутри
меня, но он - не я. Ты любил его, и он был доблестным человеком, деяния
которого превыше высоких берегов. Намерением его было покончить с
круговоротом войн, но в свои расчеты он не включил движения бесконечности,
как оно выражено жизнью. Это - Раджия! Намри знает. Ее движение может
увидеть любой смертный. Остерегайся троп, сужающих вероятности будущего.
Такие тропы уведут тебя от бесконечности в смертельные ловушки.
- Это ли мне нужно услышать от тебя? - спросил Хэллек.
- Он просто играет словами, - сказал Намри, - но голосом, полным
глубоких колебаний и сомнений.
- Я объединяюсь с Намри против моего отца, - сказал Лито. - И мой
