зать... И все, что мне дозволено сказать.
"Опять манипулирование, - подумал он. - Черт их побери!"
Одраде кашлянула. Она, вроде, собиралась еще что-то сказать, но про-
молчала, и молча пошла с Тегом в обратный путь.
Хотя она и заранее знала, что наверняка скажет Тег, его слова ее ра-
нили. Ей хотелось сказать ему, что она - одна из тех, кто до сих пор
чувствует себя человеком, но его суждение об Ордене нельзя было отри-
цать.
"Мы приучены отвергать любовь. Мы можем изобразить ее, но каждая из
нас способна прервать представление в любой момент".
Позади них послышались звуки. Они остановились и обернулись. Лусилла
и Тараза выходили из шахты лифта, небрежно обсуждая свои наблюдения за
гхолой.
- Ты абсолютно права, обращаясь с ним, как с одной из нас, - сказала
Тараза.
Тег слышал, но не делал никаких выводов, пока они ждали приближения
двух женщин.
"Он знает, - подумала Одраде. - Он не спросил меня о моей матери по
рождению. Там не было уз, не было настоящего кодирования. Да, он знает".
Одраде закрыла глаза, и память с поразительной силой воспроизвела пе-
ред ней живописное полотно. Эта картина висела на стене утренней комнаты
Таразы. Благодаря мастерству икшианцев, чудеснейшая герметичная рама и
покрытие из невидимого глазу плаза полностью сохраняли картину. Одраде
часто останавливалась перед картиной, каждый раз с ощущением, что стоит
лишь протянуть руку - и действительно коснешься древнего холста, столь
хитроумно сохраненного икшианцами.
"Домики в Кордевилле".
Это название, данное картине самим художником, как и имя художника,
сохранилось на начищенной табличке: Винсент Ван Гог.
Эта вещь была датирована временем столь древним, от которого лишь
редкие остатки - такие, как эта картина - уцелели, донося физическое
впечатление о тех эпохах. Прежде она старалась вообразить путешествия,
совершенные этой картиной, ту цепь случайностей, которые привели ее, не-
поврежденной, в комнату Таразы.
При реставрации и консервации картины икшианцы проявили себя во всем
блеске. Зритель мог коснуться темное пятна в нижнем левом углу рамы. И
немедленно до глубины души поражала истинная гениальность еще и икшиан-
ца, отреставрировавшего и спасшего гениальную работу. Имя этого икшианца
было на раме: Мартин Буро. Это пятнышко, едва его коснешься пальцем,
становится проекцией чувств - блаженство побега от той технологии, что
произвела и Икшианскую Пробу. Буро восстановил не только картину, но и
душу художника - зритель, приложивший палец, познавал, с каким чувством
наносил Ван Гог каждый мазок. Все было поймано в этих мазках кисти, за-
печатлено с помощью человеческих движений.
Одраде так много раз, полностью поглощенная, простаивала перед этой
картиной, что у нее возникало чувство, будто она могла бы сама ее заново
воспроизвести.
Сейчас, на фоне обвинений Тега, Одраде припомнила, что она испытывала
перед картиной, и сразу же поняла, почему память воспроизвела этот об-
раз, почему картина до сих пор ее очаровывала. На короткое время она
всегда чувствовала себя полностью человеческой, осознавала домики, как
места обитания настоящих людей, осознавала неимоверную полноту живой це-
пи человечества, которое остановилось перед личностью сумасшедшего Вин-
сента Ван Гога, остановилось, чтобы запечатлеть себя.
Тараза и Лусилла остановились приблизительно в двух шагах от Тега и
Одраде. От Таразы попахивало чесноком.
- Мы чуть задержались, чтоб перекусить, - сказала Тараза. - Вы ничего
не хотите?
Это был самый что ни на есть неправильный вопрос. Одраде высвободила
руку из руки Тега. Она быстро повернулась и вытерла глаза манжеткой.
Опять поглядев на Тега, она увидела удивление на его лице. "Да-да" - по-
думала она, - эти слезы настоящие!"
- Мне думается, мы здесь сделали все, что могли, - сказала Тараза. -
Тебе пора двигаться на Ракис, Дар.
- Давным-давно пора, - ответила Одраде.
Жизнь не может найти разумных доводов для подкрепления этому, может
быть источником пристойного взаимоуважения, если только каждый из нас не
полон решимости вдохнуть в нее эти качества.
Ченоэ: "Беседы с Лито II".
Хедли Туек, Верховный жрец Разделенного Бога, испытывал все возрас-
тавший гнев на Стироса. Стирос, сам слишком старый, чтобы надеяться за-
нять скамью Верховного Жреца, имел сыновей, внуков, многочисленных пле-
мянников, и перенес свои личные амбиции на свою семью. Циничный человек
этот Стирос. Он представлял могущественное направление в жречестве, так
называемое "научное сообщество", влияние которого было лукаво и навязчи-
во. Их отклонения были опасно близки к ереси.
Туек напомнил себе, что не раз уже бывали прискорбные и несчастные
случаи - Верховный Жрец пропадал в пустыне Стироса и его единомышленни-
ков хватит на то, чтобы сотворить подобный несчастный случай.
В Кине был полдень. Стирос только что удалился в явном расстройстве.
Стирос хотел, чтобы Туек отправился в пустыню и лично понаблюдал там за
очередной вылазкой Шиэны. Питая подозрение насчет этого приглашения, Ту-
ек его отклонил.
Последовал странный спор, полный едких намеков, смутных ссылок на по-
ведение Шиэны и словесных нападок на Бене Джессерит. Стирос, всегда пол-
ный подозрений насчет Ордена, сразу же невзлюбил новую настоятельницу
Оплота Бене Джессерит на Ракисе, эту... как же ее звать? Ах, да, Одраде.
Странное имя, но ведь Сестры часто принимают странные имена. Такова их
привилегия. Сам Бог никогда не выступал против благодетельной основы Бе-
не Джессерит. Против отдельных Сестер - да, но ведь Орден в целом был
сопричастен к Святому видению Божию.
Туеку не нравилось, как Стирос говорит о Шиэне. Туек, в конце концов,
цинично заставил Стироса остыть, заговорив с ним так, как подобает гово-
рить в Святая Святых, пред высоким алтарем и образами Разделенного Бога.
Призматические передатчики лучей отбрасывали тонкие клинья яркого света
сквозь блуждающий аромат тлеющего меланжа на двойную линию высоких ко-
лонн, ведущих к алтарю. Туек знал, что сказанное в такой обстановке вос-
ходит непосредственно к Богу.
- Господь действует через нашу нынешнюю Сиону, - сказал Туек Стиросу,
и заметил смятение на лице старого советника. - Шиэна - живое воплощение
Сионы, того человеческого инструмента, что способствовал переводу Его в
Разделение.
Стирос впал в ярость, наговорив такого, что не осмелился бы повторить
перед полным Советом. Он слишком полагался на свои давние отношения с
Туеком.
- Говорю тебе, она окружена взрослыми, полными намерений присягнуть
ей и...
- И Богу! - Туек не мог дозволить такому слову быть пропущенным.
Наклоняясь вплотную к Верховному Жрецу, Стирос проскрежетал:
- Она в центре образовательной системы, доставляющей все, чего ни по-
желает ее воображение, мы не отказываем ей ни в чем!
- Нам и не следует!
Словно Туек ничего и не сказал, Стирос заявил:
- Я там снабдил ее записями из Дар-эс-Балата!
- Я - Книга Судьбы, - напевно процитировал Туек собственные слова Бо-
га из хранилища в Дар-эс-Балате.
- Именно! И она вслушивается в каждое слово!
- Почему это тебя тревожит? - самым спокойным тоном осведомился Туек?
- Мы не проверяем ее знания, она проверяет наши!
- Значит, Господь того хочет.
Туек, ждал, пока старый советник, на лице которого отразился лютый
гнев, выдвинет новые доводы. Возможности для таких доводов были, конечно
же огромными. Туек этого и не отрицал. Все дело в том, как что истолко-
вывать. Вот почему толкование всегда должно принадлежать исключительно
Верховному Жрецу. Несмотря на их взгляд на историю (а может быть из-за),
жречество очень много знало о том, как Бог обосновался на Ракисе. Они
обладали самим Дар-эс-Балатом со всем содержимым - самой ранней из всех
известных не-палат. Тысячелетиями, пока Шаи-Хулуд превращал зеленевшую
планету Арракис в пустыню Ракис, Дар-эс-Балат ждал под песками. Из этого
святого хранилища жречество получило собственный голос Бога, Его отпеча-
танные слова и даже его голографические изображения. Они знают, что пус-
тынная поверхность Ракиса воспроизводит первоначальный облик планеты -
самое начало - когда она была единственным известным источником святого
спайса.
- Она спрашивает о семье Бога, - сказал Стирос. - С чего бы ей спра-
шивать о...
- Она испытывает нас. Представляем ли мы Им Их надлежащие места? От
Преподобной Матери Джессики к ее сыну, Муад Дибу, и к его сыну Лито Вто-
рому - святая Троица небесная.
- Лито Третий, - пробормотал Стирос. - Как насчет того Лито, что умер
от рук сардаукаров? Как насчет него?
- Осторожнее, Стирос, - предостерег Туек. - Ты знаешь, что мой прап-
радед провозгласил в ответ на этот вопрос с этой самой скамьи. Наш Раз-
деленный Бог был воплощенной частью и Его, пребывающего на небесах, став
посредником земной власти. Эта часть его осталась безымянной, каковой
всегда должна быть Истинная Суть Бога!
- Да ну?
Туек расслышал ужасный цинизм в голосе старика. Слова Стироса как
будто дрожали в насыщенном ароматами воздухе, требуя сурового возмездия.
- Тогда, почему она спрашивает, как Лито превратился в Разделенного
Бога? - осведомился Стирос.
Сомневается ли Стирос в святой метаморфозе? Туек пришел в ужас. Он
сказал:
- В свое время она нас просветит.
- Наши хилые объяснения должны наполнять ее разочарованием, - съязвил
Стирос.
- Ты заходишь слишком далеко, Стирос!
- Да неужели? Ты не находишь просвещающим то, что она спрашивает, как
это песчаная форель поглотила большинство вод Ракиса и заново сотворила
пустыню?
Туек постарался скрыть нараставший гнев. Стирос и в самом деле предс-
тавлял опасное направление в жречестве, но его тон и слова поднимали
вопросы, на которые Верховным Жрецом был дан ответ давным-давно. Мета-
морфоза Лито II породила бессчетную песчаную форель, каждая из которых
была наделена частицей Его. От песчаной форели к Разделенному Богу - из-
вестная последовательность, которой поклоняются. Сомневаться в ней -
значит отрицать Бога.
- Ты сидишь здесь и ничего не делаешь! - обвинил Стирос, - мы - пешки
в...
- Довольно! - Туек достаточно наслушался цинизма этого старика. Со
всем подчеркнутым достоинством своего сана, Туек произнес слова Бога:
- "Твой Владыка очень хорошо знает, что у тебя на сердце. Достаточно
тебе заглянуть к себе в душу, чтобы она выступила против тебя обвини-
тельницей. Мне нет надобности в свидетелях. Ты не прислушиваешься к сво-
ей душе, но прислушиваешься вместо этого к своим гневу и ярости".
Стирос удалился в испуге и смятении.
В тягостном размышлении, Туек облачился в самое подходящее парадное
облачение - белое, с золотом и пурпурным - и отправился навестить Шиэну.
Шиэна была в саду на крыше центрального жреческого комплекса, вместе
с Канией и еще двумя - молодой жрицей по имени Балдик, личной служанкой
Туека, и жрицей-послушницей по имени Кипуна, которая вела себя, по мне-
нию Туека, слишком подражая Преподобным Матерям. Орден имеет здесь, ко-
нечно, своих шпионов, но Туек не любил, когда это бросалось в глаза. Ки-
пуна занималась, в основном, физической подготовкой Шиэны, и между де-
вочкой и жрицей-послушницей установилось взаимопонимание, возбуждавшее
ревность Кании. Даже Каниа, однако, не могла перечить приказаниям Шиэны.
Все четверо стояли рядом с каменной скамьей, почти в тени вентиляци-
онной башни. Кипуна держала правую руку Шиэны, манипулируя пальцами де-
вочки. Шиэна все подрастает, отметил Туек. Уже шесть лет она была на его
попечении. Ему было видно, как под ее одеянием начинают проступать едва
развивающиеся груди. Не было ни ветерка на крыше, и воздух тяжело входил
в легкие Туека.
Туек оглядел сад - лишний раз убедиться в прилежном исполнении его
