- Зачем вы это делаете? - спросил Пол.
- Чтобы убедиться, что ты человек. Молчи!
Пол сжал левую руку в кулак, потому что жжение перешло и на нее. Оно
медленно росло... Становилось все сильнее и сильнее... Он чувствовал,
как глубоко впились ногти в ладонь, и попытался разжать кулак, но не мог
шевельнуть пальцами.
- Горит, - прошептал он.
- Молчи!
Рука Пола задрожала, на лбу выступил пот. Казалось, каждая клеточка
тела кричала: выдерни руку, но... Гом Джаббар! Не поворачивая головы.
Пол попытался, скосив глаза, посмотреть, в каком положении находится иг-
ла. Услышав свое шумное дыхание, мальчик попытался унять его, но не
смог.
- Пол!
Весь мир для него сосредоточился на неподвижном старческом лице, об-
ращенном к нему.
- Горячо! Горячо!
Ему казалось, что он чувствует, как кожа на его руке обугливается,
как расплывается и исчезает плоть и остаются одни кости. И вдруг боль
разом утихла, словно ее кто-то отключил. Обильный пот выступил на теле
мальчика.
- Довольно! - пробормотала старуха. - Кулл вахад! Еще ни один ребе-
нок, рожденный женщиной, не выдерживал такого испытания. Я не должна бы-
ла желать твоего поражения. - Она отодвинулась. - Молодой человек, вы
можете посмотреть на свою руку.
Усмирив болезненную дрожь. Пол вглядывался в лишенную света черноту.
Казалось, боль еще жила. Жила, пропитав собою каждое ушедшее мгновение.
- Ну же! - крикнула она.
Пол рывком выдернул руку и с удивлением уставился на нее. Никаких
следов ожога на ней не было. Он поднял кисть, повертел ее, пошевелил
пальцами.
- Это только возбуждение нервов, - проскрипела старуха. - Зачем кале-
чить тех, кто может оказаться полезен?! И все же кое-кто отдал бы многое
за тайну этого кубика.
- Но боль...
- Боль? - усмехнулась она. - Человек может вызвать и подавить любые
ощущения в своем теле.
- С моей матерью вы проделывали нечто подобное?
- Ты когда-нибудь просеивал песок?
Пол кивнул утвердительно.
- А мы, Гессерит, просеиваем людей, чтобы найти человека.
Пол поднял руку, подавляя воспоминание о пережитой боли.
- Это все, что нужно, - суметь перенести боль?
- Я наблюдала за тобой в критическую минуту. И мне открылась твоя
внутренняя суть.
Пол уловил искренность ее тона и кивнул:
- Это правда!
Старуха пристально посмотрела на него. Он уже чувствует правду! Мо-
жет, она нашла то, что искала? Она подавила волнение и сказала себе пра-
вило Бене Гессерит: "Надейся и наблюдай".
- Ты знаешь, когда люди сами верят в то, о чем говорят?
- Знаю!
Голос Пола был мелодичен, и старуха уловила эту особенность.
- Возможно, ты Квизатц Хедерах. Присядь у моих ног, дружок.
- Я предпочитаю стоять.
- Твоя мать сидела когда-то у моих ног.
- Я - не она!
- Похоже, ты нас не жалуешь? - Старуха повернулась к двери и позвала:
- Джессика!
Дверь мгновенно распахнулась, и мать встала на пороге, тревожно огля-
дывая комнату. Но вот она увидела Пола, и тревога сошла с ее лица.
- Джессика, ты перестанешь когда-нибудь меня ненавидеть? - спросила
старуха.
- Я и люблю, и ненавижу вас одновременно. Моя ненависть происходит от
боли, которую я, должно быть, никогда не забуду. Моя любовь...
- Просто любовь, - закончила за нее старуха, и голос ее прозвучал не-
ожиданно мягко. - Теперь ты можешь войти, только веди себя тихо.
Джессика вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
"Мой сын жив, - думала она, - и он - человек. Я всегда знала это...
Он живет. Теперь и я могу жить дальше".
Пол смотрел на мать. Он знал, что она сказала правду. Ему захотелось
уйти и обдумать все, что произошло, но он знал, что не может это сде-
лать, пока старуха ему не разрешит. Она приобрела над ним власть. Она
говорила правду: его мать тоже прошла через это - ради какой-то та-
инственной и ужасной цели. Его собственная жизнь отныне тоже была подчи-
нена этой цели, хотя он и не знал пока, в чем она состоит.
- Когда-нибудь тебе тоже придется стоять на страже у этой двери, и
это будет высшая мера доверия, - сказала старуха.
Пол посмотрел на руку, перенесшую боль, перевел взгляд на Преподобную
мать. Голос ее стал не похож на все другие, слышанные им когда-либо
прежде. И он понял, что теперь он может получить ответ на любой вопрос и
что тому миру безмятежности, в котором он жил до сих пор, пришел конец.
- Для чего проводится это испытание на человеке? - спросил он.
- Чтобы высвободить его личность!
- Как это?
- Когда-то человек слишком полагался на машины, но это лишь позволило
поработить его другим людям, имеющим более совершенные механизмы.
"Не заменяй машиной человеческий разум", - процитировал Пол.
- Это лозунг Бутлерианского джихада, записанный в Оранжевой Католи-
ческой Библии, - подхватила старуха. - Ты что, учился на ментата?
- Я лишь приступил к этому под руководством Зуфира Хавата.
- Великое восстание смело все эти костыли и подпорки к человеческому
созданию. Оно побудило человеческий разум к совершенствованию. Чтобы
развивать заключенные в человеке возможности, были открыты специальные
школы.
- Такие, как школа Бене Гессерит?
Старуха утвердительно кивнула:
- Бене Гессерит, как и Космический Союз, продолжает традиции школ
древности. Но этот последний придает решающее значение математике, в то
время как для Бене Гессерит главное...
- Политика, - закончил за нее Пол.
- Кулл вахад! - воскликнула старуха и сердито посмотрела на Джессику.
- Я ничего ему не рассказывала, - возразила та.
Преподобная мать обратилась к Полу:
- Ты высказал замечательную догадку. Действительно, политика. Именно
в ней нуждается человеческий род, чтобы не прервалась его нить. Однако
при этом надо все время иметь в виду, что между высшими интересами об-
щества и животными инстинктами существует неразрывная связь. Нельзя на-
рушать ее, если ты заботишься о будущих поколениях.
Слова старухи внезапно потеряли для Пола специфическую остроту. Он
почувствовал наступление того, что его мать называла инстинктом правды.
Не то чтобы Преподобная лгала, просто она верила в то, что говорила. Пол
ощутил в себе ту же таинственную цель.
- Но мать говорила мне, что последователи школы Бене Гессерит не зна-
ют своих родителей, - вставил он.
- Генетические линии сохранены в наших записях, - возразила старуха.
- Тогда почему моя мать не знает своей?
- Некоторым дано узнать, чей род они продолжают, но только очень нем-
ногим. Мы бы могли, например, захотеть брака твоей матери с ее близким
родственником, чтобы усилить генетическое влияние на потомков. Ведь для
этого может существовать масса причин...
И снова Пол почувствовал в ее словах полуправду. Он сказал:
- Вы много на себя берете!
Преподобная мать удивленно посмотрела на мальчика:
- Мы несем на себе бремя большой ответственности!..
- Вы сказали, что я могу стать... как это? Квизатцем Хедерахом? Это
нечто вроде Гома Джаббара в образе человека?
- Пол, - с укоризной произнесла Джессика, - ты не должен говорить та-
ким тоном с...
- Я справлюсь сама, - остановила ее старуха. - Скажи мне, мальчуган,
что тебе известно о предсказательном веществе?
- Его принимают, чтобы отличить ложь от правды, так говорила мне
мать.
- Ты когда-нибудь видел транс правды?
- Нет!
- Это вещество опасно, - сказала старуха. - Оно дает внутреннее виде-
ние Оно усиливает не только твою память, но и память предков, благодаря
чему можно заглянуть в далекое прошлое Однако это доступно только женщи-
нам. - Голос старухи стал печальным. - Но и мы в этом ограниченны: мы
можем видеть только прошлое женщины. Правда, в старинных книгах сказано,
что однажды мужчина получит этот дар и сможет увидеть не только женское
прошлое, но и мужское.
- Это будет Квизатц Хедерах? - спросил Пол.
- Да Многие испытывали на себе предсказательное вещество, но безус-
пешно.
- Их попытки заканчивались неудачей?
- Если бы! - она покачала головой. - Их попытки заканчивались ги-
белью.
Попытка понять Муаддиба, не поняв его смертельных врагов, - это по-
пытка увидеть правду без знания лжи. Это попытка понять, что такое свет,
не зная, что такое тьма. Это просто невозможно.
Принцесса Ирулэн.
Руководство Муаддиба.
Большой круглый шар - выпуклое изображение Вселенной - вращался под
нетерпеливой рукой, унизанной драгоценными перстнями. Глобус был надет
на стержень, укрепленный в одной из стен комнаты, не имеющей окон; три
другие стены были увешаны полками, заполненными книгами, папками, маг-
нитными записями и фильмами Освещалась комната золочеными шарами ламп.
В центре комнаты стоял эллиптический стол желто-розового цвета. Его
окружали кресла. В одном из них сидел круглолицый темноволосый юнец лет
шестнадцати с мрачным взглядом. В другом расположился стройный, не-
большого роста мужчина с женственными чертами лица. И юнец и мужчина
смотрели на глобус и на человека, вертевшего его.
Из-за глобуса послышалось хмыканье, и басистый голос произнес:
- Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И герцог непременно уго-
дит в нее! Где ему тягаться со мной!
- Разумеется, барон, - прозвучал в ответ мелодичный тенор.
Полная рука отпустила глобус, и его вращение прекратилось. Теперь
глаза всех находящихся в комнате могли созерцать его неподвижную поверх-
ность Этот глобус был из числа тех, что делаются для богатых коллекцио-
неров или для правителей планет империи Он был отмечен характерным мас-
терством, которым славились ремесленники соответствующей планеты.
Полная рука снова опустилась на глобус.
- Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер, и вы, Фейд-Раус,
посмотрели вот на эту область между шестьюдесятью и семьюдесятью граду-
сами. Лакомый кусочек, не правда ли? Здесь есть и моря, и озера, и даже
реки. Ее не спутаешь ни с чем - это Арена единственная и неповторимая!
Превосходное место для единственной в своем роде победы!
Улыбка тронула губы Питера.
- Только подумать, барон, падишах империи верит в то, что отдает гер-
цогу вашу часть планеты!
- Подобные слова не имеют смысла, - загремел барон. - Ты сказал это,
чтобы смутить юного Фейд-Рауса, моего племянника. Но в этом нет никакой
необходимости.
Угрюмый юнец завозился в своем кресле, разглаживая на себе черное
трико. В этот момент в дверь за его спиной постучали, и он резко выпря-
мился.
Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее ровно настолько, чтобы
можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв дверь, он раз-
вернул листок и рассмеялся.
- Ну? - повелительно спросил барон.
- Этот глупец прислал нам ответ, барон.
- Атридесы никогда не могли себе отказать в благородном жесте. Что он
там пишет?
- Он очень неучтив, барон. Обращается к вам просто, как к Харконнену.
Никаких титулов!
- Это достаточно славное имя само по себе, - проворчал барон. Голос
выдавал его нетерпение - Так что же пишет дорогой Лето?
- Он пишет: "Ваше предложение о встрече неприемлемо Я, имея достаточ-
но много случаев убедиться в Вашем вероломстве, отвечаю Вам отказом".
- И?
- "Жаль, что это качество все еще процветает в империи". И подпись:
"Граф Лето Арраки".
Питер рассмеялся.
- Граф Арраки! Господи! До чего же смешно!
- Замолчи, Питер, - сказал Барон. Тот сразу умолк. - Так, значит,
вражда? И он использует это старое милое слово "вероломство", такое бо-
гатое традициями, будучи уверенным, что я пойму намек?
- Вы сделали шаг к миру, - сказал Питер.
- Для ментата ты чересчур разговорчив, Питер, - заметил барон, а про
себя подумал: "Я должен от него поскорее избавиться. Теперь в нем нет
надобности".
Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас заметил в
нем то, что сразу бросалось в глаза посторонним: блеклые глаза ментата
