- Ну так убирайтесь к черту. - Он повернулся к Ричарду Гордону. - А вы что скажете, приятель?
- Могу угостить вас,-сказал Гордон.
- Пошли,-сказал ветеран и подхватил Гордона под руку.
- Я скоро заеду, - сказал шериф.
- Хорошо. Я буду ждать вас.
Когда они стали протискиваться к стойке, первый ветеран, рыжий, веснушчатый человек с окровавленным ухом и щекой, схватил Гордона за локоть.
- А, старый друг.
- Он молодчина, - сказал второй ветеран. - Он все может вытерпеть.
----------------------------------------
(1) Дунгари - матросская одежда из грубой бумажной ткани.
[617]
- Я все могу вытерпеть, - сказал окровавленный. - Этим-то я им и утер нос.
- А сдачи дать не можешь, - сказал еще кто-то. - И перестань толкаться.
- Пустите нас, - сказал окровавленный. - Пустите меня и моего старого друга. - Он шепнул Ричарду Гордону на ухо: - Я и не хочу давать сдачи. Я ведь могу вытерпеть, понимаете?
- Слушайте, - сказал второй ветеран, когда они наконец добрались до залитой пивом стойки. - Вы бы на него посмотрели сегодня днем, у комиссара Пятого лагеря. Я его повалил и колотил по голове бутылкой. Прямо дробь отбивал, как на барабане. Ручаюсь, я стукнул его раз пятнадцать.
- Больше, - сказал окровавленный.
- А ему хоть бы что.
- Я все могу вытерпеть, - сказал первый. Он шепнул Ричарду Гордону на ухо: - Это мой секрет.
Ричард Гордон передал им два стакана пива, которые нацедил и подвинул к нему толстый негр-бармен в белой куртке.
- Что за секрет? - спросил он.
- У меня, - сказал окровавленный. - Мой секрет.
- У него есть секрет, - сказал второй ветеран. - Он не врет.
- Хотите, скажу, - сказал окровавленный на ухо Ричарду Гордону. Гордон кивнул.
- Мне не больно. Второй кивнул:
- Скажи ему всю правду.
Рыжий приложил свои окровавленные губы почти к самому уху Гордона.
- Иногда мне даже приятно, - сказал он. - Что вы на это скажете?
Рядом с Гордоном стоял высокий, худой человек, со шрамом на щеке от глаз до подбородка. Он посмотрел на рыжего и усмехнулся.
- Сначала это был спорт, - сказал он. - Потом перешло в удовольствие. Если б меня могло от чего-нибудь стошнить, меня бы от тебя стошнило, Рыжий.
- Очень тебя легко тошнит, - сказал первый ветеран. - Ты в какой части служил?
[618].
- Тебе до этого дела нет, забулдыга несчастный, - сказал высокий человек.
- Стакан пива? - предложил Ричард Гордон высокому.
- Спасибо, - сказал тот. - У меня есть.
- Про нас не забывайте, - сказал один из тех двоих, что вошли вместе с Гордоном.
- Еще три пива, - сказал Ричард Гордон, и негр нацедил пива и подтолкнул к нему стаканы. У стойки было так тесно, что рук не разведешь, и Гордон оказался притиснутым к высокому ветерану.
- Вы что, с парохода? - спросил высокий.
- Нет, я здесь живу. А вы - с островов?
- Мы сегодня приехали с Тортугас, - сказал высокий. - Мы там подняли такой шум, что нас побоялись держать там.
- Он красный, - сказал первый ветеран.
- Ты бы тоже был красным, если б имел голову на плечах, - сказал высокий. - Они загнали нас туда, чтобы от нас избавиться, но мы подняли слишком большой шум. - Он улыбнулся Ричарду Гордону.
- А ну дай ему, - заорал кто-то, и Ричард Гордон увидел, как совсем близко от него поднялся кулак и ударил кого-то по лицу. Двое людей схватили того, которого ударили, и оттащили его от стойки. Когда они выбрались на свободное место, один снова изо всех сил ударил его по лицу, а другой ударил его в живот. Он упал на цементный пол и закрыл голову руками, и первый пнул его в спину. Все это время он не издал ни звука. Первый рывком поднял его на ноги и подтолкнул к стене.
- Вразумить надо сукиного сына, - сказал он, и, когда тот, весь побелев, прижался к стене, второй стал в позицию, слегка согнув колени, размахнулся правым кулаком чуть не до самого пола и хватил человека у стены по щеке. Тот упал на колени, потом медленно свалился на бок, на полу вокруг его головы образовалась лужица крови. Они оставили его там и вернулись к стойке.
- Вот это удар, - сказал первый.
- Этот сукин сын, как приедет в город, всю свою получку положит на книжку, а потом приходит сюда
[619]
поживиться на чужой счет, - сказал второй. - Это уже второй раз я его вразумляю.
- На этот раз ты его крепко вразумил.
- Когда я его ударил, челюсть у него подалась, точно мешок с орехами, - с довольным видом сказал второй. Избитый лежал у стены, и никто не обращал на него внимания.
- А если б ты меня так хватил, мне хоть бы что, - сказал рыжий ветеран.
- Закройся, трепло, - сказал вразумитель. - У тебя сифон.
- Вот и врешь.
- Мне на таких, как ты, и смотреть противно, - сказал вразумитель. - Стану я себе зря руки отбивать.
- Вот именно, что зря отобьешь, - сказал Рыжий. - Послушайте, приятель, - сказал он Ричарду Гордону, - может, повторим?
- Славный народ, а? - сказал высокий. - Война очищает и облагораживает человека. Вопрос вот в чем: только такие, как мы, годятся в солдаты, или же это служба нас сделала такими?
- Я не знаю, - сказал Ричард Гордон.
- Готов поручиться, что вы здесь не найдете и трех запасных, - сказал высокий. - Это все отборный народ. Самые сливки подонков; те самые, с которыми Веллингтон победил при Ватерлоо. Что ж, мистер Гувер прогнал нас с Антикости, а мистер Рузвельт сплавил сюда, чтоб избавиться от нас. В лагере все устроено для того, чтоб вызвать эпидемию, но бедняги, как назло, не хотят умирать. Некоторых отвезли на Тортугас, но там теперь местность стала здоровее. И потом, мы не захотели там оставаться. Так что пришлось нас привезти обратно, сюда. Что они теперь выдумают? Надо же им как-нибудь от нас избавиться. Разве вы этого не понимаете?
- Почему?
- Потому что мы - отпетые, - сказал высокий. - Нам нечего терять. Мы дошли до точки. Мы хуже той голытьбы, с которой имел дело Спартак. И с нами многого не сделаешь, потому что нас столько били, что теперь единственное наше утешение - алко-
[620]
голь и единственная гордость - уменье все вытерпеть. Но не все мы такие. Кое-кто из нас сумеет и сдачи дать.
- Много в лагере коммунистов?
- Человек сорок, не больше, - сказал высокий. - На две тысячи. Чтоб быть коммунистом, нужны дисциплина и воздержание; пьянчуга не может быть коммунистом.
- Не слушайте вы его, - сказал рыжий ветеран. - Он просто красный, ну его к черту.
У другого конца стойки один ветеран заспорил с Фредди из-за счета.
- Вот столько ты выпил, - сказал Фредди. Ричард Гордон посмотрел на ветерана. Он был
сильно пьян, глаза у него налились кровью, и он явно лез на скандал.
- Врешь, - сказал он Фредди.
- Восемьдесят пять центов, - сказал ему Фредди.
- Смотрите, что сейчас будет, - сказал Рыжий. Фредди положил обе руки на стойку. Он не сводил с ветерана глаз.
- Врешь, - сказал ветеран и схватился за пивной стакан. Как только его пальцы сомкнулись вокруг стакана, правая рука Фредди описала над стойкой полукруг и обрушила на голову ветерана тяжелую солонку, обмотанную посудным полотенцем.
- Чисто сделано? - сказал рыжий ветеран. - Красиво сделано?
- Вы бы посмотрели, как он орудует спиленным кием, - сказал второй.
Два ветерана, стоявшие там, где свалился зашибленный солонкой, сердито оглянулись на Фредди.
- Это еще что?
- Успокойтесь, - сказал Фредди. - Ну-ка, по одной за счет заведения. Эй, Уоллэйс, - сказал он, - прислони-ка этого к стенке.
- Чисто сделано? - спросил рыжий ветеран Ричарда Гордона. - Не придерешься?
Широкоплечий детина выволок зашибленного солонкой из толпы. Он поставил его на ноги, и тот взглянул на него невидящими глазами.
- Выкатывайся, - сказал он ему. - Пойди, проветрись. - У стены сидел, держась обеими руками за
[621]
голову, тот, которого вразумили раньше. Широкоплечий молодой человек подошел к нему.
- Ты тоже выкатывайся, - сказал он ему. - С тобой тут вечно истории.
- У меня челюсть сломана, - хрипло сказал тот. Изо рта у него шла кровь и стекала по подбородку.
- Скажи еще спасибо, что ты жив после такого удара, - сказал плечистый молодой человек. - Ну, выкатывайся.
- У меня челюсть сломана, - тупо повторил тот. - Они сломали мне челюсть.
- Выкатывайся, тебе говорят! - сказал молодой человек. - С тобой вечно истории.
Он помог человеку со сломанной челюстью встать на ноги, и тот нетвердыми шагами вышел на улицу.
- Помню, раз выдался вечер, так тут у стенки лежало штук двенадцать, - сказал рыжий ветеран. - А как-то поутру я видел, как этот толстопузый оттирал тут пол шваброй. Видел я, как ты шваброй оттирал пол? - спросил он толстого негра-бармена.
- Да, сэр, - сказал бармен. - Много раз. Да, сэр. Но вы никогда не видели, чтобы я бил кого-нибудь.
- Говорил я вам? - сказал рыжий ветеран. - Шваброй.
- Похоже, что и сегодня вечер будет не хуже, - сказал второй ветеран. - Послушайте, приятель (Ричарду Гордону), может, повторим еще раз?
Ричард Гордон чувствовал, что пьянеет. Его лицо в зеркале позади стойки уже начало казаться ему чужим.
- Как вас зовут? - спросил он высокого коммуниста.
- Джеке, - сказал высокий. - Нельсон Джеке.
- Где вы жили до того, как попали сюда?
- О, везде, - сказал тот. - В Мексике, на Кубе, в Южной Америке, везде.
- Завидую вам, - сказал Ричард Гордон.
- Почему вы мне завидуете? Почему вы не работаете?
- Я написал три книги, - сказал Ричард Гордон. - Сейчас пишу четвертую, о Гастонской стачке.
- Это хорошо, - сказал высокий. - Отлично. Как, вы сказали, ваша фамилия?
[622]
- Ричард Гордон.
- А! - сказал высокий.
- Что это значит, "а!"?
- Ничего, - сказал высокий.
- Вы читали мои книги? - спросил Ричард Гордон.
- Да.
- Они вам не понравились?
- Нет, - сказал высокий.
- Почему?
- Не хочется говорить.
- Скажите.
- По-моему, все они - дерьмо, - сказал высокий и отвернулся.
- Сегодня, кажется, мой вечер, - сказал Ричард Гордон,- мой бенефис. Вы что будете пить? - спросил он рыжего ветерана.-У меня еще осталось два доллара.
- Пиво, - сказал Рыжий. - Слушайте, я ваш друг. По-моему, ваши книги - отличные книги. К черту этого паршивого красного.
- Нет ли у вас с собой какой-нибудь книжки? - спросил второй ветеран. - Я бы охотно почитал вашу книжку. Вы никогда не печатались в "Западных рассказах" или "Героях войны"? Я этих "Героев войны" готов читать хоть каждый день.
- Что это за птица, этот высокий? - спросил Ричард Гордон.
- Я же говорю, он просто паршивый красный, - сказал второй ветеран. - Лагерь кишит такими. Мы бы их выставили, но я же говорю, у нас там народ чаще всего не помнит.
- Чего не помнит? - спросил Ричард Гордон.
- Ничего не помнит, - сказал второй.
- Вы меня видите? - спросил Рыжий.
- Да, - сказал Ричард Гордон.
- Вы бы поверили, что у меня самая славная женка на свете?
- Отчего же.
- Да, представьте себе, - сказал Рыжий. - И до чего же эта девчонка в меня влюблена. Она у меня прямо как рабыня. "Налей-ка мне еще чашку кофе", - говорю я. "Сейчас, папочка",-говорит. И чашкa уже на столе. И так во всем. Она от меня без ума. Всякая моя прихоть для нее закон.
[623]
- А ты скажи, где она? - спросил второй ветеран.
- Вот то-то и есть, - сказал Рыжий. - То-то и есть, приятель. Где она?
- Он не знает, где она, - сказал второй ветеран.
- Мало того, - сказал Рыжий. - Я не знаю, где я ее последний раз видел.
- Он даже не знает, в какой она стране.
- Но послушайте, приятель, - сказал Рыжий. - Где бы она ни была, эта девчонка мне верна.
- Это святая истина, - сказал второй ветеран. - Можешь голову прозакладывать, что это так.
- Иногда, - сказал Рыжий, - я думаю, что, может быть, она - Джинджер Роджерс и снимается теперь в кино.
- Что ж, может быть, - сказал второй.
- Потом опять мне кажется, что она сидит смирно дома и дожидается меня.
