отдала Мемтоку записку и принадлежности для письма. Мемток был страшно
обеспокоен тем, что держал в руках и что могло иметь важнейшее значение в
качестве обвинительного документа - и при всем при том не было никакой
возможности узнать, что же там написано. Правда ему пришло в голову, что
тот, второй... как бишь его?... Дьюк? Юкк? Что-то в этом роде... наверное
мог бы прочесть эти каракули. Но, во-первых, неизвестно, смог ли бы он это
сделать, а во-вторых, даже с помощью хлыста никогда нельзя было бы узнать,
что он честно перевел содержание, или проверить его.
Попросить помощи у Джо даже не приходило ему в голову. Равно как и
возможность попросить содействия у новой согревательницы постели Их
Милости. Но был во всем этом и еще один интересный аспект. Неужели
прислуга-дикарка в самом деле умела читать? А возможно, и более того -
смогла бы написать послание в ответ!
Он сунул записку в копир, затем отдал ее девушке.
- Все в порядке. Отныне ты - Киска. И веди себя точно так, как он
велел - не позволяй никому наказывать тебя, и обязательно распусти слух об
этом. Я хочу, чтобы все узнали об этом. Но, чтобы ты не забывалась... - Он
тронул ее хлыстом в качестве напоминания, так что она подскочила от боли.
- Помни, что ЭТОТ хлыст всегда ждет тебя, если ты в чем-нибудь ошибешься.
- Ничтожная слышит и повинуется!
В этот вечер Хью вернулся из столовой для старших слуг довольно
поздно, так они долго сидели и болтали. Войдя в спальню, он обнаружил, что
Киска, свернувшись калачиком, спит в ногах его постели. Только тут он
вспомнил, что забыл попросить еще одну кровать для нее.
В ее крепко сжатом кулачке виднелся листок бумаги. Осторожно, чтобы
не разбудить ее, он вытащил записку и стал читать:
"Мой милый!
Каким неизъяснимым счастьем для меня было увидеть твой почерк! От Джо
я знала, что ты в безопасности, но ничего не слышала о твоем повышении, и
не представляла, знаешь ли ты о близнецах. Сначала о них: оба растут как
на дрожжах, оба как две капли воды похожи на своего отца, у обоих его
ангельский характер. Родились они по моим приблизительным подсчетам по три
килограмма каждый. Их взвешивали после родов, но здешние меры весов мне
неизвестны. Теперь немного обо мне. Относятся ко мне как к знаменитой
племенной корове, стараются не причинять никаких волнений, а медицинское
обслуживание, которого меня удостоили, было на удивление хорошим. Как
только у меня начались схватки, мне тут же дали какое-то питье и потом я
совершенно не чувствовала боли, хотя отлично помню все подробности родов,
но так, как будто это происходило не со мной, а с кем-то другим. Таким
образом это произошло без малейших неприятных ощущений и даже наоборот,
настолько приятно, что я бы кажется теперь рожала каждый день. А особенно,
если бы у меня каждый раз рождались такие прелестные малыши, как Хью и
Карл Джозеф.
Что же до остального, то жизнь моя довольна скучна. Изо всех сил
овладеваю Языком. Молока у меня в избытке, я даже даю немного девушке на
соседней кровати, которой не хватает своего, хотя наши малыши большие
обжоры.
Я буду терпеливо ждать. Ничуть не удивлена твоим быстрым повышением.
Зная тебя, я ничуть не удивлюсь, если через месяц ты вообще станешь тут
самым главным. Я полностью уверена в своем муже. Мужчине. Какое это
приятное слово: муж..
Теперь, насчет Киски. Я не верю твоим вероломным словам, насчет ваших
отношений. Из собственного опыта я знаю, что ты склонен к соблазнению
невинных девушек. А она очень хорошенькая.
Теперь серьезно. Милый, я знаю, насколько ты благороден и ни на миг
не заподозрила чего-либо дурного. Но даже, если бы твое благородство в
какой-то момент изменило тебе, я бы не осуждала тебя, особенно учитывая те
функции, которые она призвана выполнять. Я имею в виду, что твое сближение
с ней не будет для нее чем-то из ряда вон выходящим - ведь это ее
профессия. Если ты не сдержишься, я не буду ревновать тебя к ней - во
всяком случае, сильно - но я бы не хотела, чтобы ваши отношения стали
постоянными. По крайней мере, чтобы ты не забросил меня, поскольку я тоже
довольно быстро восстанавливаю силы и желания. Но я бы ни в коем случае не
хотела, чтобы ты избавлялся от нее, поскольку она - единственная
возможность связи. Будь добр с ней, она - чудесное дитя. Хотя, я знаю, что
ты всегда очень добр со всеми.
Буду писать каждый день, и каждый день, в который я не буду получать
весточки от тебя, я буду плакать в подушку от смертельной тревоги за тебя.
До свидания, мой любимый.
Ныне и присно и во веки веков, Б.
P.S. Это пятно - отпечаток ножки маленького Хью".
Хью нежно поцеловал письмо, и лег в постель, прижимая его к себе.
Киска так и не проснулась.
14
Хью обнаружил, что чтение и письмо на Языке дается ему довольно
легко. Написание было фонетическим, для каждого звука имелась
соответствующая буква. Незначащих букв не было, ка не было и никаких
исключений в произношении или в написании слов. Произношение точно
соответствовало написанию буквы, или имелись специальные знаки,
указывающие на необходимое изменение звука. Система была полностью
свободна от ловушек, как, например, эсперанто. Таким образом, как только
был выучен 47-буквенный алфавит, он мог написать любое знакомое слово, а
по некоторым размышлениям и прочитать любое написанное слово.
Печатные буквы были очень похожи на рукописные, поэтому станицы книг
выглядели так, будто их от руки написал какой-то опытный писец. Он не
удивился, обнаружив, что буквы похожи на арабские, а посмотрев
соответствующую статью в Британнике, еще раз убедился, что скорее всего
этот алфавит развился из арабского письма его времени. Около полудюжины
букв вообще не претерпели никаких изменений, несколько - хотя и
изменились, но не сильно. Было много новых букв, которых в арабском языке
XX века не было. Проконсультировавшись еще раз с Британникой, он понял,
что основными корнями Языка были арабский, французский, суахили и еще Дядя
знает что. Подтвердить он это не мог, поскольку словаря, отражающего
исторические изменения в лексике, не было, видимо, вовсе. А его учителя
кажется были свято убеждены в том, что Язык всегда был таким, каким они
знали его. Они даже понятия не имели ни о каких изменениях.
Впрочем, все это представляло чисто теоретический интерес. Хью не
знал ни арабского, ни французского, ни суахили. В университете он овладел
началами латыни и немного немецким, а в последние годы пытался учить
русский. Поэтому он не обладал знаниями, достаточными для выяснения
истоков Языка, им двигало чисто человеческое любопытство.
Но даже и на простое любопытство он не имел права тратить драгоценное
время. Если он хотел ублаготворить Их Милость, то ему нужно было чем-то
заинтересовать его - в данном случае переводами, для того, чтобы тот
разрешил ему повидаться с Барбарой. Это значило, что он должен просто-таки
затопить Понса материалами. Хью работал не покладая рук.
На второй день своего назначения Хью попросил, чтобы ему прислали
Дьюка, и Мемток удовлетворил его просьбу. Вид у Дьюка был довольно
измученный, под глазами - мешки, но на Языке он говорил, хотя и не так
хорошо, как его отец. Видимо, в процессе учебы ему не раз пришлось
отведать хлыста, так как он находился на грани отчаяния и довольно заметно
хромал.
Мемток не имел абсолютно ничего против того, чтобы передать Дьюка в
Департамент Древней Истории.
- Только рад буду избавиться от него. Для жеребца он чудовищно велик,
хотя, по-видимому, ни на что другое не годен. Конечно, пусть работает у
тебя. Не переношу вида слуг, которые шляются без дела и только
дармоедствуют.
И Хью взял его к себе. Дьюк окинул взглядом апартаменты Хью и
присвистнул:
- Ну и ну! Да я вижу, ты и из дерьма ухитрился выбраться, благоухая
как роза! Как это ты?!
Хью объяснил ему ситуацию.
- Вот поэтому я и хотел бы, чтобы ты перевел статьи, касающиеся
юриспруденции и родственных ей отраслей знаний - то, что тебе удастся
лучше всего.
Дьюк упрямо сжал кулаки.
- Сам переводи.
- Дьюк, оставь такой тон. Ведь это прекрасная возможность для тебя.
- А что ты сделал для матери?
- А что я мог сделать? Встречаться мне с ней не разрешают, как,
впрочем, и тебе. Сам знаешь. Но Джо уверяет меня, что она не только
прекрасно устроилась, но и счастлива.
- Но это говорит он. Вернее, говоришь ты, что говорит он. А хотел бы
я убедиться в этом собственными глазами. Я, черт возьми, настаиваю на
этом.
- Настаивай сколько хочешь. Пойди скажи Мемтоку. Но хочу предупредить
заранее, что я не смогу защитить тебя от него.
- Я и так знаю, что мне скажет и что сделает этот маленький грязный
недоносок. - Дьюк поморщился и потер больную ногу. - Это ты должен
побеспокоиться, обо всем. Раз уж ты так ловко устроился, то тебе и карты в
руки. Используй хотя бы часть своей власти на то, чтобы защитить мать.
- Дьюк, я не могу ничего поделать. Со мной обращаются хорошо по тем
же причинам, что и с породистой лошадью, например. И потребовать я могу
примерно столько же, сколько эта самая лошадь. Я могу помочь тебе получить
свою долю этих хороших условий, если ты будешь сотрудничать со мной -
удобное жилье, хорошее освещение, нетяжелая работа. Но я ни в малейшей
степени не могу вмешиваться в женские вопросы, и я скорее, наверное, смог
бы слетать на Луну, чем добиться того, чтобы Грэйс перевели сюда. Ты ведь
знаешь, что порядки у них здесь как в гареме.
- Значит, ты собираешься сидеть здесь, исполняя роль ученого тюленя
для этой черной обезьяны, и даже пальцем не пошевелишь, чтобы помочь
матери? Нет уж, уволь! Я с тобой не останусь!
- Дьюк, я не намерен спорить с тобой. Я выделю тебе комнату и каждый
день буду посылать тебе по тому Британники. Если ты не будешь переводить,
я постараюсь сделать так, чтобы Мемток не узнал об этом. Но скорее всего,
у него всюду есть осведомители.
На этом разговор и закончился. Сначала Дьюк действительно ничем не
помогал ему. Но скука сделала свое дело там, где не помогли доводы. Дьюк
не выдержал ничего неделания в запертой комнате. В принципе он мог бы
выйти из нее, но всегда была возможность того, что он наткнется на Мемтока
или на кого-нибудь из старших слуг с хлыстами, которые могут
поинтересоваться, что он здесь делает и почему. Слуги всегда должны были
казаться занятыми каким-нибудь делом, даже когда и бывали свободны - от
утренней молитвы до вечерней.
Дьюк начал выдавать переводы, но вскоре обнаружил, что у него
недостаточный запас слов. Хью прислал ему помощника-клерка, который имел
отношение к юридическим делам Их Милости.
Но видел Хью Дьюка редко. Это по крайней мере избавляло его от
необходимости постоянно спорить с ним. Производительность Дьюка после
первой недели стала возрастать, но зато ухудшилось качество работы - Дьюк
обнаружил чудодейственные свойства Счастья.
Хью подумал, стоит или нет предостерегать Дьюка насчет наркотика, но
потом решил не вмешиваться. Если Дьюку нравилось принимать его, то почему
он должен удерживать его от этого? Качество переводов Дьюка мало волновало
Хью. Ведь Их Милость не имел возможности судить о нем... разве что Джо мог
волей-неволей открыть ему глаза, но это было маловероятно. Да он и сам не
особенно старался. "Сойдет", считал он. Отсылай боссу побольше и пояснее,
а трудные места можно и пропустить.
Кроме того, Хью заметил, что пара порций Счастья после обеда
