Джоан сказала мне:
- Не могу понять, зачем она за него вышла. Налей мне еще выпить,
лапка, двойную, а то не могу. Я убавлю немного газ в духовке, ужин не
остынет.
Мы оба приняли по двойной, потом еще раз, а поужинали около
одиннадцати. Джоан ударилась в слезы, когда где-то около трех я стал
настаивать на том, чтобы уехать домой. Она сказала мне, что я слабак, и я
согласился; она сказала мне, что все могло бы случиться по-иному, если бы
я не настоял на уходе в армию, и я опять согласился; она велела мне выйти
с заднего крыльца и не включать света, и что она ни за что не захочет
увидеться со мной еще раз, и Джим семнадцатого уезжает в Саусалито.
Я еще успел на самолет до Лос-Анджелеса на следующий день.
Только знаете - я НЕ виню во всем Джоан. Джоан мне нравится. Я уважаю
ее и всегда буду ей благодарен. Она неплохой человек. Если бы у нее было
больше возможностей на старте - скажем, на Невии - она стала бы высший
класс! Даже так, она та еще девочка. Дома у нее было прибрано, дети
чистые, здоровые и хорошо ухоженные. Сама она щедра, предусмотрительна и
добродушна.
Да и я не чувствую за собой вины. Если мужчине есть хоть какое-то
дело до чувств женщины, он не может отказать ей в одном: повторить еще
раз, если ей того хочется. Да и не стану прикидываться, что мне самому
этого не хотелось.
Однако всю дорогу до Лос-Анджелеса я чувствовал себя скверно. Не
из-за ее мужа, тому я плохого не сделал. И не из-за Джоан, ее не сметало с
ног порывом страсти, и угрызения совести она чувствовать стала бы вряд ли.
Джоан - славная девочка и добилась хорошей приспособленности своего
характера к такому невозможному обществу. И все-таки мне было скверно.
Мужчине не приличествует критиковать самые женственные качества
женщины. Хочу, чтобы было ясно; малютка Джоан была не менее мила и
душевна, чем та Джоан помоложе, от которой я ушел в армию в наилучшем
настроении. Дело было во мне: я изменился.
Недовольство мое направлено против всей той культуры, в которой ни
один индивидуум не несет ответственности более чем за каплю вины.
Позвольте мне процитировать нашего широкообразованного культуролога и
повесу доктора Руфо:
- Оскар, когда ты вернешься домой, не жди слишком многого от своих
соотечественниц. Ты будешь наверняка разочарован, и милых бедняжек нельзя
в этом винить. Женщин Америки отучили от половых инстинктов, и они
стараются возместить это неуклонным интересом к ритуалам над мертвой
оболочкой секса... причем каждая уверена, что "интуитивно" знает ритуал,
необходимый для воскрешения трупа. Она ЗНАЕТ, и никто другого ей доказать
не сможет... особенно мужчина, которому не повезло настолько, что он
оказался с ней в одной постели. Так что и не пытайся. Ты или разозлишь ее,
или подорвешь ее веру в себя. Ты пойдешь в наступление на самую святую из
коров: на ту выдумку, что женщины знают о сексе все, просто потому что они
женщины.
Руфо нахмурился.
- Типичная американка уверена, что гениальная, как coutupiere, как
оформитель интерьера, как изготовительница лакомых блюд и, во всех
случаях, как куртизанка. Чаще всего она ошибается в четырех отношениях. Но
не пытайся ей это сказать.
Он добавил еще:
- Если только не сумеешь найти такую, которой еще нет двенадцати, и
увести ее в сторону, особенно от матери. И даже это может быть слишком
поздно. Однако не пойми меня превратно; так на так и приходится.
Мужчина-американец тоже убежден, что он великий воин, великий политик и
великий любовник. Выборочные проверки показывают, что он заблуждается так
же, как и она. Или еще хуже. Говоря с историко-культурной точки зрения,
есть веские доказательства тому, что секс в вашей стране был скорее
уничтожен мужчинами, а не женщинами Америки.
- Ну и что же МНЕ в таком случае делать?
- Сматывайся время от времени во Францию. Француженки почти так же
невежественны, но отнюдь не настолько самодовольны и часто поддаются
обучению.
Когда мой самолет приземлился, я выкинул эту тему из головы, так как
планировал некоторое время прожить анахоретом. Еще в армии я понял, что
жить вовсе без секса лучше, чем на, голодном пайке. У меня были серьезные
планы.
Я решил вести жизнь работяги, который заложен во мне от природы:
вкалывать и иметь в жизни цель. На свои счета в швейцарских банках мне
можно было бы вести жизнь богатого бездельника. Только бездельником я уже
побывал, это оказалось не в моем вкусе.
Я участвовал в величайшем разгуле в истории, да так, что я сам бы
тому не поверил, если бы мне от этого столько не привалило. Теперь пришла
пора остепениться и вступить в "Герои-Анонимы". БЫТЬ героем - неплохо. А
вот герой В ОТСТАВКЕ - сначала он становится занудой, а потом - лодырем.
Первой моей целью был Калтех [Калифорнийский технологический
институт]. Я уже мог позволить себе все самое лучшее, а у Калтеха только
один соперник - там, где попытались объявить секс совсем вне закона.
Вдоволь я уже насмотрелся на это унылое кладбище в 1942 - 45-м.
Декан приемной комиссии не очень меня приободрил.
- Мистер Гордон, знаете ли вы, что мы принимаем меньше, чем
отвергаем? Да и полного зачета по этому переводному листу мы не могли бы
вам предоставить. Это не недостаток вашего прежнего учебного заведения - и
ведь к тому же мы рады помочь демобилизованным из армии, - однако у этого
института более высокие стандарты. И еще одно, в Пасадине вам вряд ли
удастся недорого устроиться.
Я сказал, что буду счастлив занять любое место, которое заслуживаю, и
показал ему свой банковский счет (один из них), и предложил чек на оплату
обучения за год. Он не стал его брать, но немного оттаял. Я ушел от него с
впечатлением, что место для С.П. "Оскара" Гордона найтись может.
Я проехал к центру города и подал заявление, чтобы из "Сирила Поля"
меня официально переделали на "Оскара". А потом начал поиски работы.
Нашел я ее за городом в Долине в качестве младшего чертежника в
филиале дочерней компании одной из корпораций, изготовлявших покрышки,
оборудование для пищевой промышленности и кое-что другое - а именно
ракеты. Это явилось частью Плана Выздоровления Гордона. Через несколько,
месяцев за кульманом я бы снова вошел в колею, а учиться я намеревался
вечерами и вести себя примерно. Я нашел меблированную квартиру в Сотелле и
приобрел для поездок подержанный "форд".
Тут я расслабился; "Милорд Герой" был похоронен. Все, что от него
осталось, это висящая над телевизором Леди Вивамус. Только я сначала
взвесил ее на руке и испытал знакомый прилив сил. Я решил найти оружейный
зал и вступить в его клуб. К тому же в Долине я приметил поле для стрельбы
из лука, и где-нибудь наверняка было место, где по воскресеньям члены
Американской Ассоциации Стрелков палят из ружей. Не стоило терять форму...
На время я собирался забыть про швейцарские запасы. Оплачивались они
золотом, а не дурацкими деньгами, и если бы я оставил их в покое, они
могли бы принести больше - возможно, намного больше - от инфляции, чем от
помещения их в какое-нибудь дело. Когда бы я открыл собственную фирму, они
стали бы капиталом.
Вот на что был направлен мой прицел: стать боссом. Раб заработка,
даже в тех скобках, где Милый Дядюшка забирает больше половины, все равно
остается рабом. А я узнал от Ее Мудрости, что боссу надо учиться; золотом
"босса" мне не купить.
Итак, я осел на место. Прошла перемена имени; Калтех подтвердил, что
я могу готовиться к переезду в Пасадену - и до меня дошла адресованная мне
почта.
Мать переслала ее моей тетке, та отправляла ее на адрес гостиницы,
где я вначале остановился, и в конце концов она добралась до моей
квартиры. Некоторые письма были отправлены из Штатов больше года назад,
посланы в Юго-Восточную Азию, оттуда в Германию, затем на Аляску, а потом
еще и еще, прежде чем я прочел их в, Сотелле.
Одно из них опять предлагало ту сделку по обслуживанию вкладов; на
этот раз мне могло достаться на 10% больше. Другое было от тренера моего
колледжа - на простой бумаге и вместо подписи - закорючка. Он писал, что
определенные лица заинтересованы в том, чтобы сезон начался с большого
успеха. Не изменит ли моего решения 250 долларов в месяц? Позвонить ему на
дом, и деньги мои. Я порвал его.
Следующее было из управления по делам ветеранов войны, написанное
чуть позже моего ухода, в котором мне сообщалось, что в результате
слушания дела "Бартон против Соединенных Штатов" и др. было выяснено, что
я официально являюсь "жертвой войны" и мне полагается 110 долларов в месяц
для получения образования до истечения 23 лет.
Я досмеялся до того, что у меня стало колоть в животе. После кучи
хлама мне попалось письмо от конгрессмена. Он имел честь сообщить мне, что
совместно с "Ветеранами Заокеанских войн" он послал на рассмотрение
несколько особых проектов для исправления несправедливостей, возникших по
причине ошибок в правильной классификации лиц, являющихся "жертвой войны",
что проекты эти получили одобрение и что он был счастлив, что касающийся
меня проект позволял мне завершать свое образование до двадцать седьмого
дня рождения, поскольку двадцать третий мой день рождения прошел прежде,
чем ошибка была исправлена. Остаюсь, сэр, искренне и т.д.
Смеяться я не мог. Я подумал, сколько я съел бы грязи, или - сами
догадывайтесь - в то лето, когда меня призвали, если бы мог положиться на
110 долларов в месяц. Я написал этому конгрессмену благодарственное
письмо, какое только сумел.
Следующий экземпляр был похож на помойку. Исходил он от Больничного
треста, ЛТД [Акционерная компания с ограниченной ответственностью],
следовательно, просьба о пожертвовании или реклама больничной страховки.
Только я не мог понять, с какой стати кому-нибудь в Дублине заносить меня
в свой список.
Больничный трест интересовался, нет ли у меня билета Тотализатора
Ирландских больниц за номером таким-то, и положенной к нему квитанции?
Этот был продан некоему Дж. Л. Уэзерби, эсквайру. Его номер был вытянут во
втором розыгрыше и оказался билетом выигравшей лошади. Об этом сообщили
Дж. Л. Уэзерби, и он уведомил Больничный трест, что от него билет перешел
к С.П. Гордону, а по получении квитанции он выслал ее данному лицу по
почте.
Не тот ли я "С. П. Гордон", есть ли у меня билет и есть ли у Меня
квитанция? Больничный Трест ЛТД был бы рад получить ответ поскорее.
У последнего в кипе письма был обратный адрес американской почты. В
нем лежала квитанция Ирландского Тотализатора и записка: "Это должно
отучить меня играть в покер. Надеюсь, вы что-нибудь по нему выиграете. Дж.
Л. Уэзерби". Штамп на конверте указывал дату больше года тому назад.
Я поглазел на все это, а потом достал бумаги, которые таскал с собой
по всем Вселенным. Нашел соответствующий билет. Он был вымазан в крови, но
номер было видно ясно.
Я посмотрел на письмо. Второй розыгрыш...
Я начал рассматривать билеты под ярким светом. Все остальные
оказались поддельными. А вот на этом билете и этой квитанции гравировка
была не хуже, чем на бумажных деньгах. Не знаю, где Уэзерби купил такой
билет, но явно не у того мошенника, который продал мне мой.
Второй розыгрыш... Я и не знал, что их бывает больше одного. А
розыгрыши зависят от количества проданных билетов, в сериях на 120.000
штук. Я же смотрел только результаты первого.
Уэзерби отправил квитанцию почтой на адрес матери, в Висбаден, и
когда я торчал в Ницце, она, судя по всему, была в Элмендорфе, потому что
