Стар оказалась проворнее меня. Как только мы остались наедине, она
сказала:
- Прости меня, любовь моя. Я согласилась выслушать эту дурацкую
белиберду, а она все тянулась и тянулась, потом я подумала, что смогу
закончить быстрее, если вытащу их из кресел, поставлю их здесь и ясно дам
понять, что мне надоело. Мне и в голову не приходило, что они проругаются
целый час, прежде чем мне удастся выдавить из них суть вопроса. К тому же
я знала, что если отложу все до завтра, они затянут дело на несколько
часов. А проблема стояла важная, я не могла отбросить ее. - Она вздохнула.
- Нелепый этот человечек... И такие люди взбираются на высокие посты... Я
было подумала, не случиться ли с ним несчастному случаю. А вместо этого я
должна позволить ему исправить свою ошибку, иначе эта ситуация повторится.
Я не смог даже намекнуть, что к своему решению она пришла под
влиянием раздражения; человек, которого она раскритиковала, был тем, в чью
пользу она решила дело. Ну я и сказал:
- Давай-ка спать, ты устала, - и тут у меня не хватило ума удержаться
от того, чтобы самому судить о ней.
ГЛАВА XIX
МЫ ЛЕГЛИ спать. Немного погодя она сказала:
- Оскар, ты недоволен.
- Я этого не говорил.
- Я это чувствую. И не только из-за сегодняшнего вечера и этих
надоедливых клоунов. Ты все время уходишь в себя, и вид у тебя несчастный.
- Пустяки.
- Оскар, все, что тебя тревожит, никогда не будет для меня
"пустяком". Хотя я и могу не осознавать этого, пока не пойму, в чем дело.
- Хм, знаешь... я чувствую себя так дьявольски бесполезно!
Она положила свою мягкую, сильную руку мне на грудь.
- Ты не бесполезен для меня. Почему ты сам считаешь себя бесполезным?
- Ну... посмотри на эту кровать!
Кровать эта была такая, о которой американцу и мечтать нечего; она
делала все, только не целовала при отходе ко сну - и, так же, как город,
она была красива, все было скрыто внутри.
- Этот спальник, если бы его смогли построить дома, стоил бы больше,
чем самый лучший дом, в котором живала моя мать. Она над этим подумала.
- Ты хотел бы послать матери денег?
Она знаком подозвала прикроватный коммуникатор.
- Адреса "База ВВС США в Элмендорфе" хватит? (Не помню, чтобы говорил
ей, где живет мама).
- Нет, нет! - Я махнул на говоруна, отключая его. - Я НЕ хочу
посылать ей деньги. О ней заботится ее муж. От меня он денег не возьмет.
Дело не в этом.
- Тогда я не понимаю, в чем же дело. Кровати значения не имеют, а вот
кто находится в кровати - это важно. Любимый мой если тебе не нравится эта
кровать, мы можем сменить ее. Или спать на полу. Кровати значения не
имеют.
- Да нормальная эта кровать. Плохо только то, что заплатил за нее не
я. А ты. И за этот дом. И за мою одежду. За пищу, которую я ем. За мои...
мои ИГРУШКИ! Черт возьми, все, что у меня есть, дала мне ты. Знаешь, Стар,
кто я такой? Гиголо! Ты знаешь, кто такой Гиголо? Что-то вроде
мужика-проститутки.
Одной из самых невыносимых привычек моей жены было то, что иногда она
отказывалась огрызаться на меня, когда знала, что мне не терпится
поругаться. Она задумчиво посмотрела на меня.
- Америка - страна деловая, верно? Люди, особенно мужчины, все время
работают.
- Ммм... да.
- Это даже на Земле не везде в обычае. Француз, если у него есть
свободное время, не чувствует себя несчастным; он заказывает еще одно cafe
au lait [Кофе со сливками] и копит себе блюдечки. Да и я не влюблена в
работу. Оскар, вечер наш пропал из-за моей лени, стремления избежать
завтра переделки тяжелого дела. Этой ошибки я не повторю.
- Стар, это неважно. С этим покончено.
- Я знаю. Первый раз редко бывает самым важным. Да и второй тоже. А
иногда и двадцать второй. Оскар, ты не гиголо.
- А как же ты это назовешь? Когда что-то похоже на утку, крякает, как
утка, и действует, как утка, я называю его уткой. Назови его букетом роз,
все равно оно крякает.
- Нет. Вот это все кругом... - она повела рукой. - Кровать. Эта
прекрасная комната, пища, что мы едим. Одежда моя и твоя. Прелестные наши
бассейны. Дворецкий, дежурящий ночью на тот случай, если ты или я вдруг
потребуем певчую птичку или спелую дыню. Наши пленительные сады. Все, что
мы видим, чего касаемся, чем пользуемся, чего желаем, и в тысячу раз
больше этого в дальних местах - все это ты заработал своими сильными
руками; оно твое по праву.
Я фыркнул.
- Серьезно, - настаивала она. - Таково было наше соглашение. Я
обещала тебе много приключений, еще больше наград и даже еще больше
опасностей. Ты согласился. Ты сказал: "Принцесса, вы наняли себе слугу". -
Она улыбнулась. - Такого замечательного слугу. Милый, я думаю, опасности
были больше, чем тебе казалось... Так что мне, до последнего времени,
доставляло удовольствие то, что и награды больше, чем ты мог бы
догадываться. Пожалуйста, не стесняйся принимать их. Ты заслужил это и
даже больше. Все, что только ты сможешь и захочешь принять.
- Ээ... Даже если ты права, это слишком. Я тону, как в трясине!
- Но, Оскар, ты не обязан принимать ничего, чего не хочешь. Мы можем
жить скромно. В одной комнате со складывающейся в стену кроватью, если
тебе этого хочется.
- Это не выход.
- Может, тебе подошла бы холостяцкая берлога где-нибудь в городе?
- "Выкидываем мои башмаки", да?
Ровным голосом она сказала:
- Муж мой, если ваши башмаки будут когда-нибудь выкинуты, то выкинуть
их должны будете вы. Я перепрыгнула через вашу саблю. Обратно я не прыгну.
- Полегче! - сказал я. - Предложение-то было твое. Если я его
неправильно понял, извини. Я знал, ты держишь собственное слово. Но может,
ты о нем сожалеешь.
- Я не сожалею о нем. А ты?
- Нет, Стар, нет! Но...
- Что-то больно долгая пауза для такого короткого слова, - невесело
сказала она. - Ты мне объяснишь?
- Хм... вот в этом-то и дело. Почему ты не объяснила мне?
- Что объяснила, Оскар? Объяснить можно так много всего.
- Ну, основное. Куда я попал. И в частности, что ты императрица всего
этого... прежде чем позволять мне прыгать с тобой через саблю.
Выражение ее лица не изменилось, но по щекам покатились слезы. - Я
могла бы ответить, но ты меня и не спрашивал...
- Я не знал, о чем спрашивать!
- Это верно. Я могла бы, не греша против истины, заявить, что, если
бы ты спросил, я ответила бы. Я могла бы возразить, что не "позволяла"
тебе прыгать через саблю, что ты отверг мои возражения насчет того, что
необязательно оказывать мне честь вступления в брак по законам твоего
народа... что я просто баба, которую можно опрокинуть, когда придет охота.
Я могла бы заметить, что я не императрица, не королевских кровей, ,а
работница, дело которой не позволяет ей даже роскоши побыть благородной.
Это все справедливо. Но я не стану за этим прятаться: я прямо отвечу на
твой вопрос. - Она перескочила на невианский. - Милорд Герой, я панически
боялась, что если не покорюсь вашей воле, вы оставите меня!
- Миледи жена, неужели вы полагали всерьез что ваш рыцарь бросит вас
в минуту опасности? - Я продолжил по-английски. Значит, вот где собака
зарыта. Ты вышла за меня замуж потому, что Яйцо должно было быть снесено
любым способом, а Ваша Мудрость подсказывала тебе, что для этой работы
необходим я и что если ты за меня не выйдешь, я сломаюсь. Да, Ваша
Мудрость тут дала маху; я не смываюсь. Глупо это с моей стороны, но я
упрям. - Я стал вылезать из постели.
- Милорд любовь! - Она ревела в открытую.
- Извини. Надо найти пару ботинок. Посмотрим, далеко ли я смогу их
зашвырнуть.
Я вел себя гнусно, как мог вести себя только мужик с раненой
гордостью.
- Пожалуйста, Оскар, ну, пожалуйста! Выслушай меня сначала!
Я тяжело вздохнул.
- Говори.
Она схватила меня за руку, да так крепко, что если бы я попытался
высвободиться, те потерял бы пальцы.
- Выслушай меня. Любимый мой, все было не так, Я знала, что ты не
откажешься от нашего похода, пока он не кончится или пока мы не умрем. Я
ЗНАЛА! У меня не только были сообщения за несколько лет до того, как я
тебя вообще увидела, но мы ведь еще делили и радость, и опасность, и
трудности; я знала тебе цену. Но если бы такое понадобилось, я опутала бы
тебя сетью из слов, убедила бы согласиться лишь наполовину - пока не
кончится поход. Ты романтик, ты согласился бы. Но милый, милый! Я ХОТЕЛА
выйти за тебя замуж... связать тебя с собой по ТВОИМ правилам так,
чтобы... - она остановилась сглотнуть слезы, - так, чтобы когда ты увидел
все это - и это, и то, и все, что ты зовешь "своими игрушками", - ты ВСЕ
РАВНО остался бы со мной. Это была не политика, это была любовь, любовь
нерассуждающая и романтическая, любовь к самому тебе, милый.
Она уронила голову в сложенные ладони, и мне было едва ее слышно.
- Но я так мало знаю о любви. Любовь, как бабочка, что светит там,
где сядет, и улетает, когда вздумается; цепями ее никогда не удержишь. Я
согрешила, я попыталась удержать тебя. Знала я, что это нечестно, теперь я
вижу, что это было грубо по отношению к тебе.
Стар с вымученной улыбкой на лице подняла взгляд.
- Даже у Ее Мудрости нет мудрости, когда в ней затронута женщина. Но,
хоть я и глупая баба, я не настолько упряма, чтобы не понимать, что
причинила вред любимому человеку, когда меня тычут в это носом. Пойди,
пойди, принеси свою саблю; я перепрыгну через нее обратно, и рыцарь мой
освободится из своей шелковой клети. Идите, милорд Герой, пока дух мой
тверд.
- Сходи достань собственную шпагу, болтушка. Давно уже пора задать
тебе трепку.
Внезапно она рассмеялась, как девчонка-сорванец.
- Но ведь моя шпага осталась в Карт-Хокеше, милый, Ты разве не
помнишь?
- На этот раз ты не уйдешь!
Я сцапал ее. Стар увертлива, хоть и не малютка, и мускулы у нее на
удивление. Но у меня преимущество в весе, да и боролась она не так упорно,
как могла бы. Но все-таки я и кожу попортил, и синяков нахватался, прежде
чем зажал ее ноги и завернул одну руку за спину. Я от души выдал ей пару
шлепков, по силе как раз, чтобы каждый палец розово отпечатался, а потом
интерес у меня пропал.
Вот и скажите мне эти слова вышли прямо из ее сердца или это была
игра самой умной женщины Двадцати Вселенных?
Стар сказала:
- Я рада, мой прекрасный, что грудь у тебя не то что у некоторых, не
собирает царапины, как полировка.
- Я еще ребенком был красив. Сколько грудей ты уже проверила?
- Так, вразброс, для примера. Милый, ты решил оставить меня?
- Пока да. Сама понимаешь, при условии хорошего поведения.
- Я бы предпочла, чтобы меня оставили при условии плохого поведения.
Однако, пока ты в хорошем настроении - если я не ошибаюсь, - мне лучше
рассказать тебе еще кое-что и принять порку, если она неизбежна.
- Ты слишком торопишься. Один раз в день - это максимум, ясно?
- Как вам угодно, сударь. Да, сэр, господин начальник. Я прикажу
утром, чтобы привезли мою шпагу, и ты можешь лупить меня ею в любое
свободное время, если уверен, что сможешь меня поймать. Но это я должна
высказать и сбросить бремя со своей груди.
- Ничего на твоей груди нет. Если только не считать...
- Ну подожди! Ты ходишь к нашим врачам?
- Раз в неделю.
Самым первым, о чем распорядилась Стар, было исследование моей особы,
настолько тщательное, что осмотр призывников в сравнении с ним стал
казаться поверхностным.
- Главный мясник твердит, что у меня не залечены раны, но я ему не
