миллиметров ртутного столба ниже, чем в Нью-Йорке.
Хотя он проделывал это ежедневно, он вынужден был потереть рукой
заболевшее правое ухо. Тамбур открылся, и он вышел. Переместившись на две
тысячи миль за долю секунды, он должен был теперь десять минут двигаться
по скользящей дорожке, а затем около пятнадцати идти пешком. Он решил
пробежаться и все-таки успеть домой вовремя. Возможно, это и удалось бы
сделать, если бы не несколько тысяч людей, стремившихся к той же цели.
2. ПЯТЫЙ ПУТЬ
Ракетные корабли не преодолевали пространство, они только бросили ему
вызов. Ракета, покидающая Землю со скоростью семь миль в секунду, движется
ужасающе медленно в сравнении с необузданным пространством. Только Луна
сравнительно близка - около четырех дней пути: Марс находился на
расстоянии тридцати семи недель, Сатурн - почти шести лет, Плутон достижим
за полстолетия по тем эллиптическим орбитам, которые доступны ракетам.
Фотонные корабли Ортегю проносились через Солнечную систему сквозь
пространство. Основанные на релятивистском изменении массы, использующие
бессмертное уравнение Эйнштейна Е=mс2, они развивали огромные ускорения на
пределе человеческой выдержки. При их скорости внутренние планеты
достигались за несколько часов, до далекого Плутона было только
восемнадцать суток. В сравнении с ракетой они выглядели как реактивный
самолет в сравнении с всадником.
Короткий век этой прекрасной новой игрушки объяснялся тем, что дальше
применять ее было негде. Солнечная система с человеческой точки зрения
состоит из крайне непривлекательной недвижимости, исключая, разумеется,
любимую Землю, зеленую от буйной растительности и прекрасную.
Планеты типа Юпитера обладают невыносимой силой тяжести, а
отравленная атмосфера и огромные давления делают их вообще непригодными
для жизни человека. Марсиане живут почти в вакууме; ящерицы, живущие в
лунных скалах, вообще не дышат. Все эти планеты не для людей.
Человек может существовать только на планетах, достаточно близко
расположенных к звездам типа Ж, где температура не намного отличается от
точки замерзания воды, как на Земле, кстати.
Зачем же уходить отсюда, если только тут можно жить? Причина
заключалась в детях, в слишком большом количестве детей. Мальтус уже давно
указал на это: количество пищи возрастает в арифметической прогрессии, а
население увеличивается в геометрической. Перед первой мировой войной
половина населения Земли жила на грани голода: перед второй население
увеличивалось на пятьдесят пять тысяч ежедневно: перед третьей мировой
войной, то есть в 1954 году, ежедневно прибавлялось сто тысяч ртов и
животов. Ежегодно население Земного шара увеличивалось на тридцать пять
миллионов человек.
Оно продолжало расти, и поля уже не в состоянии были прокормить его.
Водородная бомба, бактериологическое оружие, нервные газы и прочие ужасы
не смогли намного уменьшить население. И по-прежнему на Земле гибло больше
людей от голода, чем от оружия.
Автор "Путешествия Гулливера" сардонически предлагал подавать
ирландских детей на стол к английским джентльменам; другие предлагали
менее решительные пути сокращения населения; впрочем, особой разницы тут
не было. Жизнь, любая жизнь, всегда стремится выжить и воспроизвести себя.
Разум есть побочный продукт этой основной жизненной тенденции.
Но, возможно, и разум призван обслуживать это неразумное требование
жизни. Наша Галактика содержит примерно сто тысяч планет земного типа,
таких же теплых и пригодных для жизни человека, как и родная Земля.
Фотонные корабли Ортегю могли достигнуть звезд. Человечество нашло место
колонизации, и голодные миллионы европейцев пересекли Атлантику, чтобы
рожать детей в новых землях.
Но никакой народ, даже объединив свои усилия, не может сооружать и
отправлять сотню кораблей, каждый из которых вмещает тысячу колонистов,
ежедневно, и делать это день за днем, год за годом, бесконечно. Даже если
найдутся рабочие руки и желание (чего всегда было недостаточно), не хватит
стали, алюминия и урана в земной коре. Вряд ли нашлась бы и сотая доля
необходимого количества.
Но разум способен найти выход там, где его, казалось бы, нет.
Психологи однажды поместили человекообразную обезьяну в клетку, из которой
вели только четыре выхода. Затем они стали наблюдать: какай же выход она
предпочтет.
Обезьяна нашла пятый выход.
Доктор Джесси Эвелин Рамсботем не пытался решить проблему роста
населения: он хотел построить машину времени. У него для этого были две
причины: во-первых, считалось, что построить машину времени невозможно,
во-вторых, у него потели руки и он заикался в присутствии женщин. Он не
сознавал, что первая причина порождена второй: он вообще не думал о второй
причине - это была тема, которой его сознание избегало.
Бесполезно размышлять, как изменилась бы история, если бы родители
Джесси Эвелин Рамсботема дали бы ему обычное имя Билл, вместо того чтобы
наделить его двумя женскими именами. Возможно, он стал бы знаменитым
полузащитником, а кончил бы браком и выполнением своей нормы деторождения,
чтобы усугубить и так катастрофическое положение. Но он стал физиком и
математиком.
Прогресс в физике был достигнут отрицанием очевидного и признанием
невозможного. Любой физик девятнадцатого века сказал бы, что атомная бомба
невозможна, если бы не был оскорблен этим вопросом; любой физик двадцатого
века объяснил бы, почему путешествия во времени не совмещаются с реальным
миром пространства-времени. Но Рамсботем начал перебирать три величайших
уравнения Эйнштейна: два релятивистских уравнения пространства и времени и
уравнение приращения массы; в каждом из них содержалась скорость света.
Скорость была отправной координатой, изменения в пространстве вызывали
изменения во времени, и он превратил эти уравнения в дифференциальные,
начав играть с ними. Он получил результат на РАКИТИАКЕ, дальнем потомке
УНИАКА, ЭПИАКА и МАНИАКА, больших вычислительных машин прошлого. Когда он
проделывал все это, его руки не потели и он не заикался, за исключением
тех минут, когда он вынужден был общаться с молодой женщиной - главным
программистом гигантского компьютера.
Его первая модель производила поле темпорального стасиса размером не
более футбольного мяча, однако зажженная сигарета, помещенная внутрь,
продолжала гореть и неделю спустя. Рамсботем вынул сигарету, затянулся и
принялся думать. Позднее он поместил туда однодневного цыпленка. При этом
присутствовали в качестве свидетелей его коллеги. Три месяца спустя
цыпленок был в том же возрасте и не более голоден, чем обычно бывают
цыплята. Тогда он поменял фазы и включил электричество на кратчайшее
мгновение.
В мгновение ока новорожденный цыпленок погиб от голода. За то же
мгновение он совершенно разложился. Рамсботем понял, что изменил
направление времени. и решил, что находится на пути к настоящему
путешествию во времени. На самом деле он не открыл путешествия во времени,
хотя и думал, что сделал это. Он несколько раз повторял опыты с цыплятами
по просьбе своих коллег.
Рамсботем построил большую модель, чтобы испытать ее действие на
себе. Включив электричество, он увидел, что его окружают не стены
лаборатории, а полные испарений джунгли. Он решил, что это лес
каменноугольного периода. Ему всегда казалось, что разница между
пространством и временем является лишь человеческим предубеждением. Он
выхватил пистолет и храбро, но безрассудно ступил в джунгли.
Десять минут спустя он был арестован за применение огнестрельного
оружия в ботаническом саду Рио де Жанейро и доставлен в полицию. Незнание
португальского языка затруднило вначале его положение, но три дня спустя
благодаря вмешательству американского консула он был уже на пути домой.
Всю дорогу он думал и покрывал блокноты сотнями уравнений.
Кратчайшая дорога к звездам была найдена.
Открытие Рамсботема уменьшило вероятность войны и разрешило проблему
роста народонаселения. Сто тысяч планет были теперь не дальше, чем
противоположная сторона улицы. Девственные континенты, необработанные
поля, плодородные джунгли, смертельно опасные пустыни, замерзшие тундры,
непроходимые горы лежали теперь сразу за городскими воротами, и
человечество вновь вступало туда, где ночью улицы не освещены, где на углу
нет дружески настроенного полисмена и где вообще нет угла, где нет хорошо
прожаренных бифштексов, ветчины с яйцом, нет пищи для изнеженных тел.
Человек вновь нуждался в своих кусающих, рвущих, звериных зубах, ибо он
вновь был вынужден (как это было столетия назад) убивать, чтобы не быть
убитым, съедать, чтобы не быть съеденным.
Но у человека был великий дар выживания. Раса, давно преобразовавшая
условия своего существования, раса урбанизированная, механизированная и
цивилизованная больше, чем когда-либо раньше, теперь посылала лучших своих
представителей, своих потенциальных лидеров, в первобытные условия -
безоружный человек против природы.
Род Уокер знал о докторе Дж.Э.Рамсботеме, как знал об Эйнштейне,
Ньютоне и Колумбе, но думал о нем не больше, чем об этих троих. Это было
скорее соломенное чучело из книги, чем реальная фигура. Он пользовался
рамсботемским ВЫХОДОМ между Джерси и Аризоной, не думая о его
изобретателе, так же, как его предшественники пользовались лифтом, не
вспоминая об Отисе.
Если он и размышлял об этом чуде, то у него всегда появлялось
полуосознанное сожаление, что аризонская часть ВЫХОДА Хобкен Гейт была
слишком далеко от дома его родителей. Она называлась Кайбаб Гейт и
располагалась в семи милях от дома Уокеров.
Когда строился дом, этот район был последним, которого достигал
туннель доставки и другие коммунальные городские линии. Поскольку это был
старый дом, все его жилые помещения находились на поверхности земли. В
доме были только спальни и столовая. Было также подземное бомбоубежище. А
жилые комнаты раньше одиноко торчали над землей, образуя эллиптическое
укрытие: но когда Большой Нью-Йорк расширился, то вся местность в округе
была застроена подземными апартаментами вперемежку с девственным лесом.
Строить что-либо на поверхности было запрещено. Уокеры покрыли свои жилые
помещения почвой и высадили лиственные деревья, но они отказались закрыть
смотровое окно. Это была главная прелесть дома, так как через него
открывался вид на Большой Каньон. Муниципалитет старался принудить их
закрыть его и заменить подобием окна с телевизионным изображением Большого
Каньона, как это делается в подземных помещениях. Но отец Рода был упрямым
человеком и утверждал, что наряду с природой, женщинами и вином, это
лучшее, что есть в жизни. Окно все еще оставалось нетронутым.
Род застал свою семью сидящей перед этим окном: ожидалась сильная
буря в Каньоне. Здесь находились его мать, отец и, к его удивлению,
сестра. Элен была десятью годами старше его. Будучи капитаном аризонской
полиции, сестра редко появлялась дома.
Он обрадовался, и вовсе не потому, что его собственное опоздание
благодаря ее приезду могло пройти незамеченным.
- Сестренка! Как хорошо, я думал, ты в Туле.
- Я и была там несколько часов назад.
Род пожал ей руку. Сестра цепко обняла его и поцеловала, прижав к
своему высоко поднятому желтому корсажу. Она все еще была в форме: это
подсказало Роду, что она только что приехала - в свои редкие приезды домой
