разные уровни, и тем самым контролировать сползание к равной максимальной
энтропии.
Давала ли скорость распространения нервных импульсов ключ к скорости
света Другого Пространства? Мог ли этот ключ быть совмещен с
исследованиями энтропии и потенциала, что бы получить математическую
картину Другого Пространства, в его константах и эпохах?
Этим он и занялся. Его безграничные вольные размышления произвели
некоторый определенный положительный эффект; он разработал по крайней мере
одну линию наступления на Другой Мир; он изобрел рабочий принцип механизма
телескопа для слепого. Какой бы ни была истина, это была более чем истина,
это была полная серия новых истин. Это было самым сложным в этой серии
новых истин - истин, характеризующих законов, являющихся врожденными
свойствами Другого Мира, плюс новые истинные законы, происходящие от
взаимодействия характеристик Другого Пространства с Обычным пространством.
Неудивительно, что Рэмбью сказал, что все возможно! Возможным было, по
всей вероятности, все что угодно, в результате приложения и комбинации
всех трех наборов законов. Законов Нашего Пространства, законов Другого
Пространства и совместных законов Обоих Пространств.
Но прежде, чем теоретики смогли бы взяться за дело, совершенно
необходимы были новые данные. Уолдо не был теоретиком, как он лицемерно
полагал, считая теорию непрактичной, ненужной и отнимающей время от его
инженерно-консультативной работы. Пусть этим занимаются бесшерстые
обезьяны.
Но инженер-консультант должен был узнать одну вещь: будет ли
Шнайдер-де Кальб работать бесперебойно, как гарантировал? Если это не так,
то что нужно было сделать, чтобы обеспечить их продолжительную работу?
Наиболее сложной и наиболее интересной стороной исследования было
изучение нервной системы в связи с Другим Пространством. Ни
электромагнитные инструменты, ни нейрохирургия не были достаточно
совершенны, что бы провести точную работу на том уровне, который он хотел
исследовать.
Но у него были уолдики.
У самых маленьких уолдиков, которыми он прежде пользовался, ширина
ладони составляла примерно полдюйма - с соответствующими видеокамерами,
конечно. Они были слишком велики для его цели. Он мечтал манипулировать
живой нервной тканью, изучать ее сопротивление и характеристики изнутри.
С помощью маленьких уолдиков он сделал еще меньше.
Последней стадией были крохотные металлические цветки, едва
достигавшие в поперечнике восьмой части дюйма. Пружины в их стержнях, или
предплечьях, служившие как псевдомышцы, едва можно было разглядеть
невооруженным глазом - но тогда он пользовался телекамерами.
Его конечный набор уолдиков, используемых для нервной и мозговой
хирургии различались на последовательных стадиях от механических рук почти
в натуральную величину до тех сказочных пальчиков, способных
манипулировать не видимыми глазом вещами. Все они были объединены в
обойму, чтобы работать в одном месте. Уолдо управлял ими всеми с одной
первичной пары, он мог переключаться с одной пары на другую не снимая
перчаток. Тот же импульс, который переключал пару уолдиков, автоматически
изменял охват камеры, чтобы увеличить или уменьшить увеличение, чтобы
Уолдо всегда видел перед собой в стереоэкране образ своих вторых рук в
привычном размере.
Каждый размер уолдиков владел своим хирургическим инструментом и
своим электрооборудованием.
Такой хирургии никто никогда не видывал, но немного подумав, уолдо
решил, что никто не говорил ему, что это неслыханно.
Он установил, к своему удовлетворению, механизм посредством которого
коротковолновая радиация вызывала ухудшение физического состояния
человека. Зазоры древовидных структур служили как бы точками утечки.
Нервные импульсы иногда не преодолевали их, исчезали - куда? В Другое
Пространство, он был уверен в этом. Такая утечка казалась более легким
путем распространения, стоком, из-за которого состояние жертвы становилось
все хуже. Моторные функции полностью не утрачивались, поскольку оба пути
распространения сохранялись, но эффективность падала. Это напоминало ему
металлическую электросеть с частичным заземлением.
Несчастная кошка, погибшая при экспериментах, дала ему основную массу
информации. Котенок был рожден и выращен без воздействия радиации.
Подвергнув его большой дозе облучения, он добился почти столь же острой
миастении, что и его собственная - при этом в мельчайших деталях изучай
все происходившее в нервных тканях.
Он даже расчувствовался, когда тот помер.
И все же, если Грэмпс Шнайдер был прав, то человеку не было нужды
разрушать себя радиацией. Если бы они сообразили посмотреть на это с
нужной стороны, то радиация на них бы не действовала; они могли бы даже
брать энергию из Другого Мира.
Именно это и рекомендовал ему сделать Грэмпс Шнайдер.
Именно это и рекомендовал ему сделать Грэмпс Шнайдер!
Грэмпс Шнайдер говорил ему, что он не должен быть слабым!
Что он мог бы быть сильным...
Сильным!
СИЛЬНЫМ!
Он никогда не думал об этом. Он проигнорировал, отбросил, как
ненужную, незначительную дружескую помощь Шнайдера его совет о преодолении
слабости, отличавшей его от бесшерстых обезьян, которую он считал базовым
безусловным фактором. Он принял ее как укоренившийся и не вызывающий
вопросов фактор.
Естественно, он не обратил внимания на слова Шнайдера относившиеся к
нему самому.
Быть сильным!
Стоять - ходить, бегать!
Да, он... он мог, он мог бы без страха спуститься на поверхность
Земли. Он бы не думал о поле. Они говорили, что не помнят о нем, они даже
носили вещи - тяжелые большие вещи. И так поступали все. Даже кидали
предметы.
Он сделал неожиданное конвульсивное движение в первичных уолдиках,
совсем непохожее на его обычно чудесно экономичный ритм. Вторичные были
увеличенного размера, так как он занимался новой конструкцией. Растяжки
лопнули, пластинка подпорки звякнула о стену. Неподалеку спал Бальдур, он
мгновенно навострил уши, огляделся и вопросительно посмотрел на Уолдо.
Уолдо взглянул на него и собака заскулила.
- Замолчи!
Собака утихла и взглядом извинилась.
Он автоматически оценил разрушения - немного, но чинить придется.
Сила. Да, если бы он был силен, он смог бы делать вес - все! Уолдики
увеличенные N6 и несколько новых растяжек - сильно! Он рассеянно двинулся
к уолдикам N6.
Сила!
Он мог бы даже понравиться женщинам - быть сильнее всех.
Он мог бы плавать. Он мог бы ездить верхом. Он мог бы летать на
кораблях, бегать, прыгать. Он мог бы голыми руками обращаться с
предметами. он мог бы даже научиться танцевать!
Сильный!
Он бы имел мышцы. Он бы мог все изменить.
Он мог бы... Он мог бы..
Он переключился на большие уолдики размером с человеческое тело. Сила
- они были сильными! Одним уолдиком он вытащил из запасов пластинку стали
толщиной в четверть дюйма, поднял ее и потряс. Гулкий грохот. Он потряс
снова. Сильный!
Он положил ее на обе ладони, согнул пополам. Металл неровно согнулся.
Он конвульсивно смял ее между двумя огромными ладонями как ненужную
бумажку. Грохот металла испугал Бальдура; сам Уолдо не беспокоился.
На мгновение он расслабился, ловя ртом воздух. По его лбу катился
пот; кровь стучала в ушах. Но он не устал; ему нужно было что тяжелее
сильнее. Бросившись в примыкавшую складскую комнату, он выбрал стальной
уголок длиной двенадцать футов, подтолкнул его туда, где могли достать
гигантские руки и метнулся назад.
Балка косо торчала из проема; он дернул ее влево, оставив большую
зарубку на ране проема. Он не заметил этого.
Балка стала отличной дубинкой в большом кулаке. Он взмахнул ею.
Бальдур отпрянул, прячась от больших рук за кольцом управления.
Мощь! Сила! Сокрушительная непобедимая сила... Рывком он остановил
балку перед стеной. Нет... Но он схватил конец балки левым уолдиком и
попытался согнуть. Большие уолдики были построены для тяжелой работы, но
балка была предназначена для нагрузки. Он напрягся в своих первичных
уолдиках, пытаясь заставить большие кулаки выполнить его волю. На
контрольной панели вспыхнуло предупреждение. Он слепо дал опасную
перегрузку и продолжал настаивать.
Гул уолдиков и скрежет перчаток были заглушены резким металлическим
скрипом, когда балка стала поддаваться. Торжествуя, он еще сильнее надавил
на первичные уолдики. Балка еще сгибалась когда уолдики не выдержали.
Первым не выдержал привод правой руки; кулак раскрылся. Левый кулак,
освобожденный от нагрузки, швырнул балку.
Та пробила себе дорогу через тонкую переборку, оставив рваную дыру,
затрещала и загромыхала в смежном помещении. Но гигантские уолдики
превратились в ненужный хлам. Он вытащил свои розовые мягкие руки из
уолдиков и посмотрел на них. Его плечи развернулись и мучительная боль
проходила. Он закрыл лицо руками, слезы сочились между пальцами. Бальдур
скулил и прижимался ближе.
На панели управления настойчиво звонил звоночек.
Разрушения были устранены и аккуратная заплата закрывала то место,
где нашла выход балка. Но гигантские уолдики еще не были заменены, их рама
стояла пустой. Уолдо был занят созданием измерителя силы.
Прошли годы с тех пор как он последний раз обратил внимание на силу
своего тела. Ему так мало нужна была сила; он концентрировался на
ловкости, особенно на точном и чувствительном управлении своих тезок;
избирательная эффективная работа его мышц была непревзойденной; он умел
управлять - был вынужден уметь. Но у него не было потребности в силе.
Имея под рукой механическое оборудование, не было сложным соорудить
прибор, который бы показывал силу хватки в фунтах силы на циферблате.
Достаточно было подпружиненной стрелки со шкалой и ручки, за которую
держаться. Он остановился и посмотрел на приспособление. Ему нужно было
лишь снять первичные уолдики положить руку на ручку, нажать - и он узнает.
Он пока колебался.
Ему казалось странным обращаться с чем-то столь крупным голыми
руками. Ну! Проникнуть в Другой Мир за энергией. Он закрыл глаза и нажал.
Открыл их. Четырнадцать фунтов - меньше, чем было когда-то.
Он еще не попробовал по настоящему. Он пытался представить на своей
руке Грэмпса Шнайдера, то теплое покалывание. Сила. Дотянуться и
потребовать ее.
Четырнадцать фунтов, пятнадцать - семнадцать, восемнадцать, двадцать,
двадцать один! Он побеждал! Он побеждал!
Сила и смелость покинули его, он не смог сказать, что исчезло первым.
Стрелка вернулась на ноль; ему требовался отдых.
Действительно ли он развил исключительную силу или двадцать один фунт
был просто нормой для него при его нынешнем возрасте и весе? Нормальный
сильный работоспособный мужчина, как он знал, должен был развивать усилие
порядка полутора сотен фунтов.
Тем не менее, двадцать один фунт усилия на целых шесть фунтов
превышал все прошлые его достижения.
Попробовать еще раз. Десять, одиннадцать... двенадцать. Тринадцать.
Стрелка поколебалась. Почему, он же только начал... это было ужасно.
Четырнадцать.
Здесь она остановилась. Как бы он не напрягался и не концентрировал
волю, он не мог превзойти эту точку. Медленно падало его усилие.
Шестнадцать фунтов были максимумом, которого ему удалось достичь в
последующие дни. Двадцать один фунт казался просто случайностью, удачной
первой попыткой. Ему было горько.
