привести к тому, что обратный приток валюты в банк начнет опережать рост
спроса публики, желающей ее держать.
Пресса, как указывалось, должна внимательно следить за результатами усилий
каждого эмиссионного банка и ежедневно публиковать данные об отклонениях
различных валют от установленных самими эмитентами стандартов. Эмиссионным
байкам следует, вероятно, позволить себе маленький, заранее объявленный
стандарт допустимых отклонений в обоих направлениях. При наличии такого
допуска, если банк демонстрирует свою силу и решимость быстро возвращать
обменные курсы (или цены на товары в своей валюте) назад, к стандарту, игра на
валютной бирже придет ему на помощь и освободит его от необходимости поспешно
принимать меры, обеспечивающие абсолютную стабильность.
Пока банк успешно поддерживает ценность своей валюты на желаемом уровне, вряд
ли он станет ради этой цели сокращать ее обращение так быстро, что это вызовет
неприятности. Обычно причиной подобных событий в прошлом были обстоятельства,
которые увеличивали спрос на наличность. Но банку придется сокращать
совокупный объем валюты, находящейся в обращении, просто для того, чтобы
приспособиться к условиям снижения общего спроса на его валюту в обеих ее
формах. Если ссуды выдавались в основном на короткие сроки, их своевременный
возврат достаточно быстро восстановит курс валюты. Все это кажется весьма
простым и легким, если мы допускаем, что все конкурирующие банки стараются
контролировать свои валюты с целью сохранения их ценности на постоянном
уровне.
Разрушит ли конкуренция эту систему?
Каковы, однако, будут последствия, если один из конкурентов попытается
выиграть, предложив какие-то другие преимущества, такие, как низкая процентная
ставка или кредит в форме открытого счета, или, может быть, даже выпуск
банкнот (иными словами, долговых обязательств, оплачиваемых по первому
требованию) в валюте, выпускаемой другим банком? Может ли все это всерьез
помешать эмиссионным банкам контролировать ценность своих валют?
Разумеется, для любого банка всегда будет сильным искушением попытаться
расширить обращение своей валюты, предоставляя кредиты дешевле, чем это делают
конкурирующие банки. Но поддавшийся этому искушению банк вскоре обнаружит, что
если дополнительные ссуды не основаны на соответствующем приросте сбережений,
такое увеличение эмиссии неизбежно рикошетом ударит по нему самому. Хотя люди,
без сомнения, будут весьма охотно занимать деньги, предлагаемые по низкой
процентной ставке, они не захотят держать большую долю своих ликвидных активов
в валюте, об увеличении эмиссии которой они вскоре узнают из различных
сообщений и по различным симптомам.
Правда, пока валюты можно почти мгновенно обменять друг на друга по известному
обменному курсу, относительные цены товаров, выраженные в этих валютах, также
останутся неизменными. Даже на тех товарных рынках (или в тех регионах), где
большая доля спроса выражена в единицах валюты с возросшей эмиссией, а цены --
в единицах всех остальных валют, цены таких товаров будут иметь тенденцию к
повышению по сравнению с другими ценами. Однако решающие события будут
происходить на валютной бирже. При данном обменном курсе объем валюты,
предложение которой возросло, скоро приведет к росту ее доли в сумме всех
валют, которые обычно держат люди. Прежде всего, каждый, у кого есть долги в
валюте с более высокой процентной ставкой, чем та, которую ему предстоит
уплатить, попытается получить дешевые ссуды, чтобы на них приобрести валюты
для уплаты более обременительных долгов. И все банки, не снизившие своих
процентных ставок, быстро вернут банку, ссужающему "по дешевке", всю его
валюту, которую они получат. Результатом должно быть появление на валютной
бирже избыточного предложения чрезмерно эмитированной валюты, что быстро
приведет к падению ее обменного курса. И именно по этому новому обменному
курсу цены на товары, обычно котирующиеся в других валютах, будут переводиться
в валюту банка-нарушителя; а цены, обычно выраженные в ней, будут немедленно
подброшены вверх. Падение рыночной котировки и повышение цен на товары в
данной валюте скоро заставят ее обычных держателей перейти на другую валюту.
Последующее сокращение спроса на нее, вероятно, быстро перекроет временный
выигрыш от дешевых ссуд. Если эмиссионный банк будет, тем не менее, следовать
политике дешевых ссуд, бегство от его валюты станет общим и продолжение
дешевых ссуд будет означать, что все большие и большие объемы этой валюты
будут выбрасываться на биржу. Мы можем с уверенностью заключить, что банк не
сможет понизить реальную ценность других валют посредством чрезмерной эмиссии
своей валюты. Это, безусловно, верно для случая, когда эмитенты других валют
готовы, насколько это необходимо, противодействовать такой попытке, временно
ограничив свою эмиссию.
Могут ли паразитирующие валюты помешать контролю за ценностью валюты?
Более трудный вопрос, ответ на который, пожалуй, не столь ясен, состоит в том,
в какой мере неизбежное появление "паразитирующих валют", -- то есть создание
надстройки в виде пирамиды из текущих кредитов, предоставляемых банками,
обслуживающими счета до востребования, ведущими чековые счета, или даже
эмиссия банкнот, выраженных в валюте первоначального эмитента, -- может
расстроить контроль эмитента за ценностью его собственной валюты? Трудно
представить себе, чтобы закон мог или должен был бы запрещать такие паразитные
эмиссии, если они четко зафиксированы в качестве задолженности, которая должна
быть погашена в валюте эмитента.
Ясно, что не все банки пожелают, да и не все смогут выпускать собственную
валюту. Тем, кто ее не выпускает, не останется ничего иного кроме как
принимать депозиты и предоставлять кредиты в некой другой валюте. Ясно, что
они предпочли бы оперировать лучшей из доступных валют. Первоначальный эмитент
вовсе не должен стремиться помешать этому, хотя выпуск банкнот может
понравиться ему меньше, чем простое ведение чековых счетов в его валюте. На
банкнотах, выпускаемых вторичным эмитентом, должно быть, конечно, четко
указано, что это не оригинальные дукаты, выпущенные банком, владеющим данной
торговой маркой, а просто требования на дукаты, поскольку в противном случае
они будут просто подделкой. Я не вижу, каким образом обычная правовая защита
фирменных знаков или торговых марок может помешать выпуску таких требований в
форме банкнот, и сильно сомневаюсь в желательности предотвращения этого с
помощью специального закона, особенно ввиду явного сходства между такими
банкнотами и чековыми депозитами, появлению которых даже эмиссионные банки
вряд ли захотят мешать.
Прежде всего, первоначальный эмитент такой валюты не должен повторять ошибок
правительств, в результате которых контроль над этими вторичными или
паразитирующими эмиссиями ускользнул из их рук. Эмитент должен ясно дать
понять, что не готов быть поручителем вторичных эмитентов, снабжая их
"наличностью" (то есть оригинальными банкнотами), в которых они будут
нуждаться для погашения своих обязательств. Ниже мы увидим <раздел XVI>, как
правительства попали в эту ловушку и позволили, чтобы их монополия на эмиссию
денег была подорвана самым нежелательным образом. <Они разделили
ответственность за контроль над общим объемом стандартных денег, поддавшись
непрекращающемуся давлению в пользу дешевых денег; следствием этого стало
быстрое распространение банков, которым правительства помогали, гарантируя их
ликвидность; в конце концов, получилось так, что никто больше не владеет
полным контролем за денежной массой.>
Решение этой, самой серьезной проблемы, возникающей в рамках нашей схемы,
состоит, как мне кажется, в следующем. Хотя частные эмитенты должны будут
терпеть появление "паразитического" обращения депозитов и банкнот того же
наименования, им следует не способствовать этому, а скорее, ограничивать этот
процесс, дав ясно понять с самого начала, что они не будут обеспечивать своими
банкнотами "паразитные" эмиссии иначе, чем посредством обмена на, так сказать,
"звонкую наличность" (hard cash), то есть какую-то другую надежную валюту.
Строго придерживаясь этого правила, они заставят вторичного эмитента
действовать по принципу очень близкому к принципу "100-процентного обеспечения
банковских операций". Таким образом, хотя "паразитирующие" эмиссии с неполным
обеспечением могут продолжать существовать, они смогут удерживаться в
обращении только при такой политике, при которой их ценность никогда не будет
ставиться под сомнение. Хотя такая политика может ограничить масштабы
обращения, а, следовательно, и прибыль первоначального эмитента, она не должна
серьезно отразиться на его способность поддерживать постоянную ценность своей
валюты.
Чтобы контролировать ситуацию, первоначальный эмитент валюты определенного
наименования должен предвидеть последствия чрезмерного выпуска такого рода
"паразитирующих" валют (или другой валюты, претендующей на поддержание равной
ценности с его валютой) и безжалостно отказываться покупать их по номиналу еще
до того, как ожидаемое обесценение появится в повышении некоторых товарных
цен, выраженное в этих "паразитирующих" валютах. По этой причине операции
эмиссионного банка с другими валютами никогда не должны быть чисто
механическим делом (покупкой и продажей по постоянным ценам), основанным
только на наблюдаемых изменениях покупательной способности других валют.
Эмиссионный банк не должен покупать любую другую валюту по курсу, ориентируясь
только на ее покупательную способность по отношению к стандартному набору
товаров. Ему необходимо будет опираться на детальный анализ и здравый смысл,
чтобы эффективно защитить краткосрочную стабильность своей собственной валюты.
Бизнес должен в известной мере направляться прогнозами будущей динамики
ценности других валют.
Глава XII. Какой род валюты изберет республика?
Четыре способа использования денег:
1) Покупки за наличные
2) Создание резервов для будущих платежей
3) Стандарт для отсроченных платежей
4) Надежная счетная единица
Выше я выдвинул тезис о том, что публика будет выбирать из ряда конкурирующих
частных валют такие, которые окажутся лучше правительственных. Теперь нам
предстоит исследовать сам процесс отбора и критерии, по которым он будет
производиться.
Это вопрос, по которому мы располагаем весьма скудными эмпирическими знаниями.
Не помогут ответить на него и опросы общественного мнения: не побывав ни разу
в такой ситуации, большинство людей никогда не думали об этом и не выработали
плана собственного поведения в подобных условиях. Мы можем просто попытаться
проследить, каков будет вероятный характер индивидуальных решений, исходя из
общего представления о целях, ради которых люди хотят иметь деньги, и о том,
как они действуют в схожих ситуациях. В конце концов, именно таким путем была
создана большая часть экономической теории и сделаны выводы, как правило,
подтвердившиеся впоследствии. Конечно, мы не должны ожидать, что люди,
оказавшись в новой ситуации, сразу же станут действовать рационально. Однако
они очень скоро выяснят, какое поведение более всего отвечает их интересам,
если не благодаря своей проницательности, то, учась на собственном опыте, или
подражая наиболее удачливым. <Ср. С. Menger, Principles of Economics (1871),
The Free Press, Glencoe, III, 1950, р. 261: "Для людей нет лучшего способа
стать более просвещенными по части своих экономических интересов, чем,
наблюдая за экономическими успехами тех, кто применяет правильные средства для
достижения своих целей".> Серьезное изменение, такое, как мы рассматриваем
здесь, может вначале создать большую неопределенность и путаницу. Однако я не
думаю, что стоит сомневаться в способности людей вскоре разобраться там, где
ответы могут быть найдены в области рациональных соображений. На практике
скорость этого процесса может быть различной в зависимости от особенностей той
