захлебываясь, - жалуется на Изю, не иначе. Цира сердито
посмотрела на меня поверх головы Буллита. Я вышел.
Когда я вернулся, Буллит с влажными волосами, прибранный,
пил кофе.
- Здорово же я набрался, - сказал он мне вполне
миролюбиво.
Я на всякий случай сел подальше от него на стул. Пить кофе
я больше не мог. Меня даже от запаха кофейного мутило.
- А что здесь, собственно, происходит? - спросил Буллит. -
Почему мы все на работе? Выходной ведь, день Шамаша...
- Небольшой сейшн, - небрежно сказал я. Мы еще прежде
условилсь с Ицхаком не открывать Буллиту всей правды. Булька с
его здравомыслием способен все испортить.
Буллит нахмурился.
- Я не употребляю.
- Да брось ты, - сказал я как можно развязнее и покачал
ногой. - Помнишь, как нас директриса в сортире застукала? Ну, в
восьмом классе...
В восьмом классе мы с Ицхаком и Буллитом втроем заперлись
в туалете для мальчиков и раскурили трубку мира. Потом нас
рвало, но впечатления остались что надо.
Я долго и старательно будил в бывшем троечнике, а ныне
преуспевающем юристе ностальгические воспоминания. Буллит
внимал мне затуманенным мозгом.
По лестнице вверх легко вбежал Ицхак. Бегло оглядел
девушек: в порядке. Отеческим взором устремился на нас с
Буллитом.
Завидев Ицхака, Буллит тихо зарычал и накренился -
устремился в атаку.
- Тихо, тихо, - сказал я, потрепав Буллита по плечу. - Это же
Изя.
- Вижу, что Изя!..
Ицхак ничуть не испугался. И даже не смутился.
- Ты как, Булька, в порядке?
- Я тебе... в порядке...
Ицхак безбоязненно плюхнулся на диван рядом с Буллитом.
Начал врать. И каким-то хитрым образом - я даже не понял, как
это произошло - соблазнил его поучаствовать в "сейшне". Мол,
такой улет... Мол, улетим так, что... И, главное, привыкания нет. И
химии никакой нет.
- Трава? - спросил Буллит, морщась с отвращением, но уже
без враждебности.
- И не трава!
Ицхак зазывно засмеялся. Мне стало противно. Ни дать ни
взять шлюха из притонов Нового Тубы. "Никакой гонореи, никакого
СПИДа, одноразовый презерватив, мистер".
Буллит с подозрением посмотрел на Ицхака, потом на девиц -
строгую Циру, утомленную Луринду.
- Если не трава и не химия, то что?
- Психология! - радостно объявил Ицхак и задвигал носом. -
Безболезненно, безвредно и никаких пагубных привычек.
- Сядешь ты, Иська, за свое экспериментаторство, - сказал
Буллит. Дружески.
- Решено? - жадно спросил Ицхак. - Участвуешь?
Буллит кивнул и тут же схватился за лоб. У него болела
голова.
- Луринду! - гаркнул Ицхак. - Таблетку господину юристу!
Луринду стремительно вынула из кармана таблетку от
головной боли. Ицхак впихнул таблетку Буллиту за щеку.
- Что это? - спросил Буллит.
- Это для начала, - сказал Ицхак.
- Ты же обещал... никакой химии.
- Это от головной боли. Глотай.
Буллит послушно проглотил. Поприслушивался к себе. Сказал
капризно:
- Все равно болит.
- Сейчас перестанет.
Ицхак кивнул девушкам, чтобы спускались вниз, подхватил
Буллита под руку и сказал мне:
- Помогай.
Вдвоем с Ицхаком мы спустили Буллита на второй этаж. Там
уже собрались Луринду, Цира, товарищ Хафиза и мой бывший раб
Мурзик. Мурзик накачивал "грушей" надувные матрасы, купленные
изобретательным Ицхаком нарочно для этого случая.
Учитель Бэлшуну, расхаживая взад-вперед, что-то
втолковывал им. Объяснял, видать, про путешествия в прошлые
жизни. Товарищ Хафиза сверлила Бэлшуну глазами: искала
возможность вклиниться в гладкую речь учителя каким-нибудь
ядовитым замечанием.
Завидев нас, учитель Бэлшуну прервал пояснения и махнул
рукой.
- Все в сборе? Великолепно. У нас все готово. Прошу.
Он показал на матрасы. Мурзик заткнул пробкой последний,
проверил - не спускает ли воздух. К каждому матрасу прилагалось
одеяло.
- Если вы задумали глумление... - начала товарищ Хафиза.
Мурзик вовремя прервал ее.
- А на что здесь мы с вами, товарищ Хафиза? Если кровососы
и задумали глумление, то народ пресечет их коварные замыслы.
Это, как ни странно, успокоило товарища Хафизу. Она
вызывающе глянула на учителя Бэлшуну и, прошипев что-то, первая
улеглась на матрас. Вытянулась, уставилась в потолок. Мурзик
заботливо закутал ее одеялом.
Я хотел попрощаться с Цирой, но она даже не смотрела в
мою сторону. Легла на самый крайний матрас. Отвернулась к
стене.
- Лягте на спину, - велел ей учитель Бэлшуну. Как
незнакомой.
Цира послушалась, но закрыла глаза.
- Арргх, - ласково сказал Ицхак и поцеловал Луринду. Они
улеглись рядом. Я видел, что они держались за руки.
- Руки отпустить, - велел учитель Бэлшуну. Он тоже, конечно
же, это видел.
- Ну что, Булька, пошли? - сказал я Буллиту.
Он хмыкнул. Улегся. Поинтересовался:
- А что будет-то?
- Что надо, то и будет, - сказал я, натягивая одеяло до
подбородка. - Ты, Буллит, укройся. От этой штуки холодно будет.
- Не надейтесь обмануть народ! - неожиданно громко
произнесла товарищ Хафиза, после чего опять затихла.
Учитель Бэлшуну прошелся перед нами. Мы лежали рядком на
полу, закутанные в одеяла, и бессмысленно пялились в потолок.
Только Цира не открывала глаз.
- Готовы? - еще раз спросил Бэлшуну. Он потер руки и
начал: - Я хочу, чтобы все вы расслабились. Чтобы вы осознали, в
каком спокойном, прекрасном месте вы находитесь...
* * *
Это было похоже на оргазм. На неистовое купание в океане
света. Синева небес проламывалась в бесконечность. Ледниковая
белизна облаков проносилась над головой. Мир был пронизан
сиянием. Каждый лист, каждая травина трепетали. Море зелени
разливалось вокруг. И каждая капля в этом море сама по себе
была неповторимой жизнью.
Я шел по лесу. Я был огромен. Нет, я был просто человеком
высокого роста и большой физической силы, но все мои чувства
были обострены до предела. Я был чрезмерен, как и тот мир, в
котором я оказался.
Я был - Энкиду. Я был истинный Энкиду, полный...
Боги Эсагилы! Если мое повседневное существование подобно
оргазму, то каков же будет мой оргазм? Не разорвутся ли горы, не
треснет ли земля, когда я войду своей плотью в женскую плоть и
орошу ее семенами жизни?
Я засмеялся, подумав об этом. Я остановился, положил руки
на бедра и расхохотался. Где-то наверху, над головой, заверещали
обезьяны. Взлетели несколько птиц, розовых и золотых.
Да, я был полон.
И пришло знание. Завтра - да, завтра я войду в Город. Это
будет гнилой, печальный Город. Поникли его золотые башни, и
увяли некогда зеленые сады, иссякли его фонтаны, пали изразцы,
сделанные по образу исступленного неба, что горит у меня над
головой.
Я подниму Город, я сделаю его великим. Возлюбленной
Царств. И еще я подумал о маленькой статуе пророка Даниила. О
грустном чугунном пророке. Когда-то, когда я был умален и
унижен, я встречался с этой фигурой. Я сохраню ее, а остальные -
да, остальные я брошу в Евфрат. И поглотит их Великая Река.
И будет радостен и полон Вавилон, Столица Мира.
Я отвел ветви в сторону и шагнул на поляну.
И увидел второго человека.
Он спал.
Он не был полон, как я. Он был - не до конца, что ли, здесь...
Я не мог найти слов, когда глядел на него, чтобы объяснить свои
ощущения. Он, несомненно, был велик, как и я. Он был равен мне и
превосходил меня, но он был здесь НЕ ВЕСЬ.
Потом он открыл глаза и улыбнулся мне.
- Энкиду, - сказал он.
Это было мое имя. Он знал его, и пленил меня. И я полюбил
его. И бросился я в битву и стал сражаться с ним. И было нам
обоим радостно.
- Гильгамеш, - сказал я ему. - Я помню тебя. Ты Гильгамеш.
- Ты говоришь это, - сказал он и засмеялся.
Мы долго бились, и взаправду, и шутейно, и просто катались
по траве, и молотили друг друга кулаками, и гонялись друг за
другом по первозданному лесу, а потом взялись за руки и
поклялись быть друг другу братьями.
Но Город так и не встал перед нами.
* * *
И я рассыпался. Я пал со страшной высоты и грянулся о
землю. Взлетели брызги бытия, взорвались искры, все мое существо
разлетелось на куски и осело на землю бесформенными хлопьями.
Я умирал и воскресал, умирал и воскресал бессчетно во время
этого бесконечного падения. Я кричал и не слышал своего голоса.
Я разлетался на части. Я всплескивал, как вода, и разбрызгивался
по Вселенной. Я разбегался, как ртуть. Я делился, как амеба.
Части меня то сползались, то расползались, то сливались, то вновь
разделялись.
Я был мертв и жив, я жил ужасной жизнью по другую
сторону бытия. И конца этому не было.
- Мама! - закричал я пронзительно и жалобно, остатками
голоса.
И зазвенело что-то, будто разбились тысячи зеркал, и,
изрезанный, искалеченный, я коснулся, наконец, земли и остался
недвижим и мертв.
* * *
Когда я очнулся, было темно. Я медленно пошевелил
пальцами. Двигались. Попытался понять, нет ли крови. Крови, вроде
бы, не было. Я был тяжел, как чугунная плита.
Согнул ногу. Согнулась.
Набрался наглости и приподнял голову. тут же уронил ее
обратно.
- Ой, - прошептал я. Голоса у меня не было - сорвал.
Мне было холодно. Я был жив.
Я снова закрыл глаза.
И стал ждать.
* * *
Неожиданно рядом послышался стон. Очень тихий.
- Цира? - спросил я одними губами.
Но это стонала товарищ Хафиза. Ей было очень худо. Еще
бы, ведь из всех в ней меньше всего было от Энкиду. Да и к такому
путешествию она была не готова.
Шепот:
- Товарищ Хафиза! Вы живы?
- Хашта, - позвал я.
Мой бывший раб пошевелился и сел.
- Ох, - донесся сиплый голос Буллита. - Чем это мы так
ушмыгались? И где этот главный шмыгала? Я ему зенки выдавлю...
- Ты сначала встань, - прошептал я.
- Иська! - с неожиданной силой закричал Буллит. - Иська! Я
тебя, подлеца...
Ицхак и Луринду молчали. Померли, что ли?
- Изя, - просипел я.
- Хрр... - отозвался мой шеф.
Луринду спокойно проговорила, как будто ничего не
случилось:
- Где мои очки?
- Цирка! - обеспокоенно звал Мурзик. - Цира!
- Да здесь я, - прозвучал раздраженный голос Циры. - А
коновал этот где? Бэлшуну? Зажгите кто-нибудь свет!
Мурзик встал и, покачиваясь, побрел к выключателю.
Вспыхнул свет. Жалкая пародия на тот, в который окунулся
Энкиду несколько страж назад.
Мы бессильно копошились на полу. Учитель Бэлшуну сидел на
диване, запрокинув голову на спинку. Он был без сознания. Из
ушей и носа у него сочилась кровь.
Мурзик бросился к нему, пал рядом на диван, зажал ему нос.
Спустя несколько секунд учитель Бэлшуну громко застонал и
качнул головой, пытаясь освободиться от мурзиковых пальцев.
- Живой, - сказал мой бывший раб успокоенно и отнял пальцы
от бэлшунова носа. - Надо бы скорую вызвать.
- Что это было? - снова спросил Буллит. - Иська, чем ты нас
потравил? Это галлюциногены?
- Я тебе... потом... - прохрипел Ицхак.
Мурзик уложил учителя Бэлшуну на диване, пристроил его
голову на мягкий валик. Сходил к своему месту, взял одеяло и
укрыл.
- Дать чего? - спросил он. - Может, воды?
Учитель Бэлшуну не ответил.
- Кончается, что ли? - снова озаботился Мурзик-Хашта.
- Дай гляну, - с трудом выговорила Цира. Приподнялась на
четвереньки. Завалилась набок.
Мурзик подошел к ней. Подцепил ее за подмышку. Поднял.
- Ну, ты как? - спросил он, усмехаясь. - Живая?
Цира повисла на нем, как тряпка. Мурзик-Хашта потрепал ее
по волосам.
- Эх, Цирка!..
Она сердито отстранилась.
